— Кулаком. У нас и в заводе такого нет, чтобы чем другим бить, когда пленного берёшь. Ежели, к примеру, ладошкой открытой стукнуть, — оплеуху, там, или подзатыльник, — то и убить недолго. Мертвяк-то на кой нужен? Что с него спросишь? А кулаком убить не можно.
— Кулаком убить не можно, — передразнил Гхажш. — И на том спасибо. Как тебя сюда занесло, Бэрол? На охоту за орками выехал?
— Да какие тут ороки, — проворчал Бэрол. — Ты, почитай, первый. Других-то и не видали. Верно, рябятки?
Зверообразные «рябятки», до того слушавшие весь разговор молча и с довольно ошарашенным видом, дружно проурчали что-то согласное. Похоже, Бэрола они уважали.
— Да, — продолжил Бэрол. — Ты первый. Занятно выходит. Ловили орока, поймали королевского стрелка. Это, рябята, — обратился он к своим, — Огонёк. Вы его любите, я с ним в Гондоре цельный год в королевских стрелках вместе по лесам да горам шастал. Вот довелось ныне повстречаться. Я ж думал, ты помер тогда, — обратился он снова к Гхажшу, — после засады. Помнишь?
— Как не помнить, — кивнул Гхажш. — Хорошо нас тогда мордорцы подловили. Я до своих добрался, выходили. В Гондоре лекари хорошие. Сам король лечит. Слыхал поди?
— Слыхал. А я вот решил обратно к нашему корольку на службу податься. Платят немного, зато хлопот меньше. Чин дали. Видишь, рябята у меня.
— Вижу, — Гхажш оглядел теснящихся вокруг, заросших диким волосом людей, что смотрели на него с откровенным и жадным любопытством. — Добрых охотников вырастил.
— Два года по одному подбирал, — самодовольно напыжился Бэрол. — Сам видишь, королевского стрелка могут скрасть. Рябята у меня хоть куда. Второй-то у тебя тоже стрелок?
— А ты как думаешь? — подначил его Гхажш.
— Да чего уж мне думать, — Бэрол покряхтел и устроился на своих шкурах поудобней. — То-то он мне говорит, я, мол, не орок, и дедушка у меня рыцарь королевской стражи.
— Кто? — недоумённо спросил Гхажш.
— Как кто? — удивился Бэрол. — Приятель твой. Ты оглянись. Это ж он позади тебя у столба-то стоит. Рот аж открыл, так внимательно слушает.
Гхажш взвился с пола, как напуганная куропатка. И уставился на меня, глупо хлопая глазами. Я только сейчас заметил, какие у него длинные пушистые ресницы. Прямо, девичьи.
— Он же в другую сторону пошёл? — потряс головой Гхажш. Наверное, надеялся, что я пропаду. В воздухе растаю.
— Так что ж с того, — спокойно заметил Бэрол. — Чать, и мы не вчера под ульем найдены. Всяко в жизни повидали. Чаво такое «орочья россыпь» тоже знаем. Или плохо нас с тобой в королевских стрелках учили?
Гхажш лапнул левое бедро, но кинжала на нём не было. Он растерянно постоял немного, а потом в толпе косматых охотников произошло шевеление, и чья-то рука протянула ему рукоять. Гхажш опасливо взял клинок, поглядел на добро душно усмехающегося Бэрола, на выжидательно горящие вокруг глаза и, привычно зацепив верёвку зубом на клинке, освободил мне запястья. В кончиках пальцев сразу закололи крохотные иголочки.
— Что ты тут наговорил? — улыбаясь, спросил меня Гхажш. Но только мне было видно, как подрагивают напряжённые уголки его губ. И как осторожно поглаживает лезвие кинжала большой палец левой руки.
— Что я хоббит, — ответил я, разминая запястья. — Что в Гондоре нас называют полуросликами. И что мой дед — рыцарь стражи короля Гондора.
— Всё? — беззвучно спросили его губы.
Я пожал плечами.
— Во-во, так и говорил — хобат, — подтвердил с лежанки Бэрол. — А мне ж откуда знать, что это за хобаты такие. Я о них и не слышал никогда. Это уж когда он полуросликом назвался, понял, о чём речь. Есть, вишь, у нас сказка о половинчике-полурослике и семи гномах. Так то — сказка, а то — живой человек. Да и на орока он смахивает. Не шибко, а всё ж сомнение меня забрало. А уж когда про королевскую стражу помянул, то я и решил, что врёт. Нешто я не знаю, какие молодцы в королевской страже служат. Такого-то мелкого за лигу бы не подпустили. Или дед у тебя повыше был? А? Половинчик.
Я открыл, было, рот, чтобы ответить, но Гхажш меня опередил.
— Дед его ещё ниже был, — сказал он. — Только в королевскую стражу его взяли не за рост, а за доблесть и личные услуги королю. Понял?
— Чего ж не понять, — пожал плечами Бэрол. — Храбрость, известное дело, от роста не зависит. Ты вон тоже не больно велик, а в деле хорош. Да ты вроде подрос? Раньше пониже был. Подойди-ка.
Бэрол, кряхтя, слез с земляного возвышения, выпрямился рядом с подошедшим Гхажшем и удивлённо почесал затылок.
— Надо ж, — сказал он озадаченно. — Да ты, никак, на полторы головы вырос, не меньше. Раньше в грудь мне смотрел, а ныне — в глаза. Чудеса.
— Так ведь три года прошло, Бэрол, даже три с половиной, как ты меня видел, вот я и изменился немного.
— Немного?.. — Бэрол всё ещё выглядел озадаченным. — Я что ли вниз расти начал? — он посмотрел по сторонам. — Нет. Рябят не ниже вроде. Это ты так вымахал. Да и заматерел вон как. То я тебя сразу и не признал. Где же признать, когда ране-то ты совсем не такой был. А может, это и не ты? — Бэрол опасливо отодвинулся от Гхажша, а «медвежата» вокруг, наоборот, придвинулись поплотнее.
— Я, Бэрол, я, — успокоил его Гхажш и улыбнулся окружающим. — Если сомневаешься, могу тебе всё рассказать, как мы с тобой в королевских стрелках служили. А что вырос… Мне ведь семнадцать годков было, когда мы с тобой расстались, да ещё в Минас-Тирите лекари поили меня чем-то, вот и подрос. По возрасту и от лечения.
— Да, — проворчал Бэрол, успокаиваясь. — К ним, к лекарям, только в руки попади. Они налечат… И без них худо. Ко мне вот прицепилась лихоманка какая-то третий месяц на лежанке лежу, хожу еле-еле. И ведь не лечится ничем. Хорошо, бегать никуда не надо, а то совсем бы беда. Пошли-ка, мил дружок, на воздух. Засиделся я в берлоге, надо и на солнышко выйти. Борн!
— Я! — отозвался Борн, по-прежнему стоявший за моей спиной.
— Мальца приодень во что-нибудь! Раз уж порвали ему всё. Да пошли рябят на охоту и вели стол готовить, гости у нас, пировать будем.
И они с Гхажшем вышли из землянки, а вокруг меня всё завертелось и закружилось, подчиняясь коротким приказам Борна.
Взамен моей, погибшей под пальцами Борна, одёжки, «медведи» нашли мне штаны из лосиной кожи, полотняную рубаху и куртку из грубого холста. Всё неяркого светло-серого цвета. Штаны были на фут длиннее ног, а в куртке и рубахе я просто утонул. Но велико — не мало, и как говорит тётушка Лилия: «Из большого не выпадешь». Где-то подвернули, где-то подтянули, и когда я надел возвращённый мне пояс, то оказалось, что новая одежда сидит вполне удобно, а мягкая рубаха даже ласкает отвыкшее тело.
Потом Борн проводил меня к верхнему краю оврага. Там, развалившись на подстеленных звериных шкурах, разговаривали Бэрол и Гхажш.
— Нет, он не стрелок, — услышал я, подходя, голос Гхажша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Кулаком убить не можно, — передразнил Гхажш. — И на том спасибо. Как тебя сюда занесло, Бэрол? На охоту за орками выехал?
— Да какие тут ороки, — проворчал Бэрол. — Ты, почитай, первый. Других-то и не видали. Верно, рябятки?
Зверообразные «рябятки», до того слушавшие весь разговор молча и с довольно ошарашенным видом, дружно проурчали что-то согласное. Похоже, Бэрола они уважали.
— Да, — продолжил Бэрол. — Ты первый. Занятно выходит. Ловили орока, поймали королевского стрелка. Это, рябята, — обратился он к своим, — Огонёк. Вы его любите, я с ним в Гондоре цельный год в королевских стрелках вместе по лесам да горам шастал. Вот довелось ныне повстречаться. Я ж думал, ты помер тогда, — обратился он снова к Гхажшу, — после засады. Помнишь?
— Как не помнить, — кивнул Гхажш. — Хорошо нас тогда мордорцы подловили. Я до своих добрался, выходили. В Гондоре лекари хорошие. Сам король лечит. Слыхал поди?
— Слыхал. А я вот решил обратно к нашему корольку на службу податься. Платят немного, зато хлопот меньше. Чин дали. Видишь, рябята у меня.
— Вижу, — Гхажш оглядел теснящихся вокруг, заросших диким волосом людей, что смотрели на него с откровенным и жадным любопытством. — Добрых охотников вырастил.
— Два года по одному подбирал, — самодовольно напыжился Бэрол. — Сам видишь, королевского стрелка могут скрасть. Рябята у меня хоть куда. Второй-то у тебя тоже стрелок?
— А ты как думаешь? — подначил его Гхажш.
— Да чего уж мне думать, — Бэрол покряхтел и устроился на своих шкурах поудобней. — То-то он мне говорит, я, мол, не орок, и дедушка у меня рыцарь королевской стражи.
— Кто? — недоумённо спросил Гхажш.
— Как кто? — удивился Бэрол. — Приятель твой. Ты оглянись. Это ж он позади тебя у столба-то стоит. Рот аж открыл, так внимательно слушает.
Гхажш взвился с пола, как напуганная куропатка. И уставился на меня, глупо хлопая глазами. Я только сейчас заметил, какие у него длинные пушистые ресницы. Прямо, девичьи.
— Он же в другую сторону пошёл? — потряс головой Гхажш. Наверное, надеялся, что я пропаду. В воздухе растаю.
— Так что ж с того, — спокойно заметил Бэрол. — Чать, и мы не вчера под ульем найдены. Всяко в жизни повидали. Чаво такое «орочья россыпь» тоже знаем. Или плохо нас с тобой в королевских стрелках учили?
Гхажш лапнул левое бедро, но кинжала на нём не было. Он растерянно постоял немного, а потом в толпе косматых охотников произошло шевеление, и чья-то рука протянула ему рукоять. Гхажш опасливо взял клинок, поглядел на добро душно усмехающегося Бэрола, на выжидательно горящие вокруг глаза и, привычно зацепив верёвку зубом на клинке, освободил мне запястья. В кончиках пальцев сразу закололи крохотные иголочки.
— Что ты тут наговорил? — улыбаясь, спросил меня Гхажш. Но только мне было видно, как подрагивают напряжённые уголки его губ. И как осторожно поглаживает лезвие кинжала большой палец левой руки.
— Что я хоббит, — ответил я, разминая запястья. — Что в Гондоре нас называют полуросликами. И что мой дед — рыцарь стражи короля Гондора.
— Всё? — беззвучно спросили его губы.
Я пожал плечами.
— Во-во, так и говорил — хобат, — подтвердил с лежанки Бэрол. — А мне ж откуда знать, что это за хобаты такие. Я о них и не слышал никогда. Это уж когда он полуросликом назвался, понял, о чём речь. Есть, вишь, у нас сказка о половинчике-полурослике и семи гномах. Так то — сказка, а то — живой человек. Да и на орока он смахивает. Не шибко, а всё ж сомнение меня забрало. А уж когда про королевскую стражу помянул, то я и решил, что врёт. Нешто я не знаю, какие молодцы в королевской страже служат. Такого-то мелкого за лигу бы не подпустили. Или дед у тебя повыше был? А? Половинчик.
Я открыл, было, рот, чтобы ответить, но Гхажш меня опередил.
— Дед его ещё ниже был, — сказал он. — Только в королевскую стражу его взяли не за рост, а за доблесть и личные услуги королю. Понял?
— Чего ж не понять, — пожал плечами Бэрол. — Храбрость, известное дело, от роста не зависит. Ты вон тоже не больно велик, а в деле хорош. Да ты вроде подрос? Раньше пониже был. Подойди-ка.
Бэрол, кряхтя, слез с земляного возвышения, выпрямился рядом с подошедшим Гхажшем и удивлённо почесал затылок.
— Надо ж, — сказал он озадаченно. — Да ты, никак, на полторы головы вырос, не меньше. Раньше в грудь мне смотрел, а ныне — в глаза. Чудеса.
— Так ведь три года прошло, Бэрол, даже три с половиной, как ты меня видел, вот я и изменился немного.
— Немного?.. — Бэрол всё ещё выглядел озадаченным. — Я что ли вниз расти начал? — он посмотрел по сторонам. — Нет. Рябят не ниже вроде. Это ты так вымахал. Да и заматерел вон как. То я тебя сразу и не признал. Где же признать, когда ране-то ты совсем не такой был. А может, это и не ты? — Бэрол опасливо отодвинулся от Гхажша, а «медвежата» вокруг, наоборот, придвинулись поплотнее.
— Я, Бэрол, я, — успокоил его Гхажш и улыбнулся окружающим. — Если сомневаешься, могу тебе всё рассказать, как мы с тобой в королевских стрелках служили. А что вырос… Мне ведь семнадцать годков было, когда мы с тобой расстались, да ещё в Минас-Тирите лекари поили меня чем-то, вот и подрос. По возрасту и от лечения.
— Да, — проворчал Бэрол, успокаиваясь. — К ним, к лекарям, только в руки попади. Они налечат… И без них худо. Ко мне вот прицепилась лихоманка какая-то третий месяц на лежанке лежу, хожу еле-еле. И ведь не лечится ничем. Хорошо, бегать никуда не надо, а то совсем бы беда. Пошли-ка, мил дружок, на воздух. Засиделся я в берлоге, надо и на солнышко выйти. Борн!
— Я! — отозвался Борн, по-прежнему стоявший за моей спиной.
— Мальца приодень во что-нибудь! Раз уж порвали ему всё. Да пошли рябят на охоту и вели стол готовить, гости у нас, пировать будем.
И они с Гхажшем вышли из землянки, а вокруг меня всё завертелось и закружилось, подчиняясь коротким приказам Борна.
Взамен моей, погибшей под пальцами Борна, одёжки, «медведи» нашли мне штаны из лосиной кожи, полотняную рубаху и куртку из грубого холста. Всё неяркого светло-серого цвета. Штаны были на фут длиннее ног, а в куртке и рубахе я просто утонул. Но велико — не мало, и как говорит тётушка Лилия: «Из большого не выпадешь». Где-то подвернули, где-то подтянули, и когда я надел возвращённый мне пояс, то оказалось, что новая одежда сидит вполне удобно, а мягкая рубаха даже ласкает отвыкшее тело.
Потом Борн проводил меня к верхнему краю оврага. Там, развалившись на подстеленных звериных шкурах, разговаривали Бэрол и Гхажш.
— Нет, он не стрелок, — услышал я, подходя, голос Гхажша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108