— Не надо. Я просто хочу знать, почему ты приказал их убить.
— Мы жестокий народ, Чшаэм. Жестокий, подлый, коварный и хитрый. Нам ещё очень далеко до того, чтобы быть людьми. Людьми, такими, какими их задумал Единый. Но тех, кто отказывает нам даже в возможности стать добрее, мы тоже добрыми не считаем. Для Бэрола и таких, как он, мы всего лишь звери, на которых приятно охотиться. Он забыл, что у зверей бывают зубы.
— Ты и Гхажшура поэтому убил?
— Да.
— Но он был твоим братом.
— Он остался моим братом. Мы с ним двойняшки. Только он перестал расти в десять лет. Я такой же, как он. Мы различаемся лишь тем, что он любил властвовать, а я нет, хотя обладаю в нашем народе немалой властью. Я помню, что кроме власти есть ещё и ответственность. Но я такой же, как он, и мне также бывает трудно смирять мои прихоти.
— Если я уйду, как вы будете открывать башню Барад-Дура?
— А для чего я взял Огхра? Рано или поздно мы это сделаем. Может быть с тобой раньше, может быть, без тебя позже. Но мы это сделаем. Мы терпеливый народ.
— Вы можете все погибнуть.
— Мы и с тобой можем все погибнуть. У каждого из нас смерть стоит за левым плечом, но её не стоит принимать в расчёт. Рано или поздно этот солнечный мир покидают даже бессмертные эльфы.
— Мне надо подумать.
— Думай. Но когда взойдёт солнце, я должен услышать твоё слово.
И он поднялся и ушёл, оставляя на песке чёткие отпечатки подкованных сапог.
Всю ночь я смотрел на багровые угли.
Когда на небе стали меркнуть звёзды, и сгустилась предрассветная тьма, я толкнул Гхажша в бок.
— Просыпайся, — сказал я ему. — Через час взойдёт солнце. Нам пора в путь.
Глава 29

«Солнце спустилось к далёким горам,
Тени легли у овражного края».
У поющего был звучный, приятный баритон. Петь он умел, и эту песню пел явно не в первый раз, очень уж выверен был каждый звук.
«Время скоту возвращаться к домам, -
вкрадчиво протянул запевала, и сотня лужёных глоток рявкнула мощно, заглушая всё вокруг: -
Поторопитесь, уже по холмам
Ватага крадётся хмельная».
И снова вступил баритон:
«Нас не услышать и не увидать,
Тихо скользим, как летучие мыши.
И не дано нашим жертвам узнать».
И лужёные глотки опять подхватили:
«Где и когда суждено запылать
Стенам, заборам и крышам.
Мы приближаемся, тише шаги,
Дружно навалимся дикой ватагой.
Жги, убивай, здесь для нас все враги,
Больше хватай да быстрее беги,
Глупость не путай с отвагой!»
Вот уж чего я меньше всего мог ожидать в таверне крепости Осгилиат, так это песни вольных орочьих ватаг в исполнении стрелков короля Гондора!
«Кто угадает, какой из ночей
Кончится счастье для нашей ватаги?
Значит, сегодня гляди веселей, -
вывел весёлый баритон, и сотня глоток так же весело закончила: -
Жизнь прожигай и о ней не жалей,
Радуйтесь воле, бродяги!»
Звук сдвигающихся кружек подтвердил, что «бродяги» намерены «порадоваться» немедленно. Они и другие песни орали в тот вечер, но я почему-то запомнил только эту. Может быть, потому, что я её уже и раньше слышал.
— Я думал, — толкнул я жующего Гхажша локтем в бок, — это орочья песня.
— Угу, — Гхажш не счёл нужным отрываться от свиных ножек с луковой подливкой ради ответа.
— А почему они поют? — кивнул я на переполненный стрелками зал таверны.
— Нравится она им, — Гхажш проглотил кусок, вытер жирную ладонь о плащ на моём плече и протянул руку к кружке с пивом, — вот и поют. Чего бы им не петь? Живы, с добычей, жалованье получили. Напоются, напьются, и опять на войну. А пока чего бы и не порадоваться?
— Занятно, — подумал я вслух. — Кто-то же эту песню на Всеобщий должен был перевести.
— Неа, — вынул нос из кружки Гхажш. — Великий Гимбагх изначально сочинял свои песни на Общем, некоторые из них потом перевели на Тёмное наречие, но для этой я перевода не слышал.
И он снова присосался к пиву.
Замечу, что пиво в Осгилиате отвратительное. То пойло, что продают здесь под этим названием, с настоящим пивом роднит только цвет. Да и то, я бы назвал это родство очень отдалённым. Брендибэковский бралд тёмен, но он в то же время и прозрачен, а осгилиатское пойло цветом смахивает на жижу болот Лихолесья или слегка разбавленный дёготь. Пахнет оно тоже отвратительно. Хуже, чем шагху. Но шагху — честный напиток, его невозможно пить ради удовольствия, но можно пить ради опьянения. К тому же это не относится к шагху болотному, он-то своим изысканным вкусом может очаровать любого ценителя и не будет лишним даже на королевском столе. От осгилиатского же пива удовольствие способны испытывать только королевские стрелки. Им, по-моему, всё равно, что пить, лишь бы голова наутро болела.
В Осгилиат я попал из-за Гхажша. Вернее, из-за того разговора, что состоялся между нами на правом берегу Андуина, когда он высадил меня из лодки.
— Прощай, — сказал он мне. — Мы вряд ли ещё увидимся. Я понимаю, что это трудно — быть одним из нас. Напрасно я тебя втянул во всё это. Но в этом деле всё с самого начала пошло не так, как задумывалось. Я удивляюсь, почему мы оба до сих пор живы. Угхлуук был прав, когда говорил о вашей удачливости. Пусть твоя удача и дальше будет с тобой. Я тебя проводить не смогу. Возьми.
И он протянул мне туго набитый кожаный кисет.
— Не надо, — сказал я, — я же их не заработал.
— Это не награда, — ответил он. — Это в дорогу. В степи ни к чему, а когда уйдёшь к населённым местам — пригодятся. Куда ты сейчас?
— На запад, — я махнул рукой. — Обойду Фангорн, выйду на южный тракт и — домой.
— Лучше на север иди, — посоветовал Гхажш. — Если будешь обходить Фангорн с юга, можешь наткнуться на роханцев, они на южную опушку своих каторжников гоняют лес валить. Да и в степи легко на разъезд наскочить. Тебя никто и спрашивать ни о чём не будет, зарубят, с коня не слезая, или расстреляют издалека. На севере пойдёшь вдоль Серебряни. Если что, легко в кустах на берегу или в камышах спрятаться. Еду добывать проще при надобности. С водой легко. А Фангорн обогнёшь с запада, вдоль гор. Как раз к Хельмовой пади выйдешь. Там рынок есть, народ всякий-разный толчётся. Тебе легко будет. Наймёшься к каким-нибудь купцам в охрану и до своих с ними спокойно доберёшься.
— Благодарю, — поклонился я. — Ты меня тоже прости. Неладно у нас получается. Не надо было «медведей» убивать.
— Я тебе всё про «медведей» объяснил, — Гхажш пожал плечами.
— Да я понимаю, но всё равно — не надо было. Если хочешь быть добрым, надо отличаться в поступках от тех, кого сам добрыми не считаешь. Они же не мешали. Можно было их обойти, ты сам сказал. Так пусть бы жили.
— Я подумаю над этим, — Гхажш показался мне смущённым.
Мы обнялись, я повернулся спиной к огненной горбушке солнца и ушёл. Не оглядываясь. Когда уходишь, своё сердце надо уносить с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108