Подняв голову, я вдохнул, а вот выдохнуть уже не успел, потому что шею ловко, словно сама собой, дважды охватила верёвка. Потом верёвка опутала запястья, натянулась, и я оказался связанным в очень неудобном положении. Любое движение заломленных рук начинало натягивать петлю на шее.
Сидевший на мне встал и, ухватив за волосы, легко, без всякого напряжения, поставил меня на ноги. «От лесовика в кустах не спрячешься, — сказал он низким, хриплым голосом, отстёгивая с моего пояса кинжал. — Дурень».
Вид его поразил меня. До этого я никого подобного не видел. Даже не представлял, что такие могут быть. О таких говорят: «Что положить, что поставить». Но обычно так насмехаются над гномами. Они очень широки для своего роста. Этот же был ростом с Урагха, но даже на вид гораздо мощнее, тяжелее и шире в плечах. Урагх рядом с ним показался бы хрупким. И ещё меня поразило то, что обнажённое по пояс тело, обложенное грубыми пластами мускулов, сплошь заросло курчавым, каштанового цвета волосом. На коротких толстых руках волосы от самых запястий густой вьющейся порослью поднимались к плечам, а уж с них, превращаясь в грубую щётку, переходили на грудь и живот. Позже я убедился, что и спина у него такая же. Но если на руках и груди сквозь волосы всё же просвечивала смуглая кожа, то лицо заросло без всяких просветов. До самых глаз. Лишь малая часть щёк, нос да низкий лоб над сросшимися бровями были открыты. Подозреваю, что у него и уши были такие же волосатые, но с головы по обеим сторонам свисали до сосков груди две толстенных косы с цветными тесёмками в них, поэтому ушей я не видел.
Волосатый одной рукой поддёрнул мои связанные запястья вверх, так что я сразу принял положение памятное по подземельям Умертвищ, второй подхватил с земли кугхри и повлёк меня к месту соединения оврагов.
Там его ждал другой, такой же мощный, волосатый, коротконогий и короткорукий. Копьё, на которое он опирался, тоже было коротким, чуть выше его роста. Но древко у него было такой толщины, а наконечник такой длины и ширины, что один вид этого орудия вызывал почтение. Они о чём-то посовещались на незнакомом мне, урчащем языке, а потом первый ухватил меня за пояс и волчанку и вскинул поперёк своих широченных плеч. У меня было такое ощущение, что моей тяжести он просто не замечает. Со мной на плечах он сначала побежал вниз по главному оврагу, а потом резко, словно увидел что-то, свернул налево. На склон.
Вверх по склону он шёл сноровисто и быстро. Не задев ни единой веточки и не хрустнув ни единым сучком под ногой. Даже я, хоббит, позавидовал его умению так бесшумно двигаться в этом переплетении ветвей. Да ещё с грузом на плечах. Волосатый скользил между кустов, словно по хорошо знакомой, но невидимой постороннему глазу, дороге. Когда он остановился, я не сразу понял, почему, но подувший вдоль оврага лёгкий ветерок, принёс еле заметный запах гари, и я догадался, что неподалёку у волосатых стоянка.
Она оказалась прямо перед моими глазами. Не заметить её сразу мне помешала лишь неопытность в таких делах. Потому что жилище волосатых было спрятано довольно небрежно, от случайного глаза, а не от того, кто ищет. Когда открылась плетёная дверь, я понял, что длинный бугор, вытянувшийся вдоль склона, и есть стоянка или жилище. Что-то вроде крытого дёрном хоббитского смиала, только более грубо сделанное. Из-под дёрна кое-где торчали переплетённые прутья, напоминая о дерево-земляном укреплении урр-уу-гхай. Но ни на урруугхая, ни уж тем более на хоббита волосатый не походил.
Он втащил меня в прохладный сумрак и небрежно сбросил с плеч на земляной пол. С правой стороны, сквозь прикрытые прутьями маленькие оконца проникало немного света. И когда глаза попривыкли, я смог оглядеться. Землянка была длинной, слева тянулось земляное возвышение, вроде лежанки, сделанное, видимо, прямо в склоне и застланное шкурами. По середине стоял ряд подпиравших потолок столбов. Очаг, дым которого я учуял, находился в глубине справа, а перед ним на возвышении сидел и грелся кто-то огромный и косматый, похожий в полумраке на медведя.
Волосатый доволок моё полузадохнувшееся тело до очага, расстегнул пояс и перевернул на живот. Верёвка ослабла, дышать сразу стало легче, а руки бессильно упали. Он сдёрнул с моих плеч походную сбрую, отбросил её в сторону и снова рывком поставил меня на ноги; заставил обнять столб и опять связал запястья, но петлю на шею больше накидывать не стал. Так я и остался стоять, глядя на огонь, в обнимку со столбом.
Гревшийся у очага повернул ко мне своё косматое, с проседью в каштановых волосах, лицо, глухо кашлянул и сказал сиплым утробным голосом: «Чаво говорить будешь, орочонок?»
— Я хоббит, — пискнул я, то есть попытался пискнуть. Голос, ещё не отошедший от знакомства горла с петлёй, был хриплым.
— Это мне всё равно, — усмехнулся косматый, — как ты там прозываешься, мне без разницы. Мне ваши подзывки собачьи знать ни к чему. Ты рассказывать будешь? Или железо калить?
— Да не орк я, Ваша милость, — прокашлялся я, наконец, — напрасно Вы меня за орка считаете.
— Не орк? — косматый заметно развеселился. — А я тогда роханский конь. Ты ври-то складнее. Нам послушать будет веселей. Верно, Борн?
— Угу, — проурчал за моей спиной волосатый.
— Ежели ты не орк, — продолжал косматый, — то кто? Но сразу говорю, ври складно, и чтобы на правду похоже было. А то скучно. Складно будешь врать — до железа не скоро дойдём, тебя слушаючи. А то, может, отпустим, ежели хорошей да весёлой сказкой уважишь. А, Борн?
— Угу, — опять ухнул филином Борн.
— Не орк я, Ваша милость! — взмолился я. — Говорю же Вам. Хоббит это не имя моё и не прозвище. Это народ наш так называется — хоббиты. Я хоббит из рода Туков! И род наш даже в Гондоре известен.
— Опять за мёд монету, — вздохнул косматый. — Какой-то ты плохой выдумщик. Отродясь я ни о каких хобатах не слышал. Гондор ещё приплёл. Когда это в Гондоре об орочьих родах думали? Плохо врёшь.
— Так я-то не об орочьем роде толкую, — продолжал убеждать я его. — Прозывается наш народ — хоббиты, а не хобаты. И дед мой, Перегрин Тук, был рыцарем королевской стражи Гондора.
— Пе… Как? — переспросил косматый и захохотал так, что столб мой вздрогнул. — Вот же прозвища дают, при бабах и не скажешь. Учись, Борн. Врёт так, что мёд киснет, и не краснеет даже. Сам себе, поди, верит. Я же тебе говорил, орочонок. Складнее ври.
— Ваша милость, — закричал я от отчаяния. — Сколько же раз мне говорить Вам? Не орк я. Народ наш называется — хоббиты. А в Гондоре нас называют полуросликами.
— Полурослики, — задумчиво произнёс косматый. — Слыхал я в детстве сказку про половинчика-полурослика. Да вот опять у тебя не складно выходит. Ежели сказке верить, то живут те полурослики от этих мест далече.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108