он устроился техническим ассистент том в студию Мела Саковица. Саковиц, второ— или даже третьеразрядный фотограф, выполнял кучу нудных заданий для каталогов и время от времени делал фотографии для газет, выпускаемых небольшими магазинами.
Однажды субботним утром поздней осени 1972 года Спайдер, подобно Робинзону Крузо, увидевшему отпечаток ноги на песке, обнаружил своего нового соседа по верхнему этажу собственной персоной. Он возвращался из итальянских магазинов с Девятой авеню, неся полную сумку продуктов, неторопливой трусцой поднимаясь по пологой старой лестнице и, по своему обыкновению, спрашивая себя, не лишит ли его последних сил жизнь без тенниса. На самом верху третьего пролета он, набрав полную скорость, завернул за угол лестничной площадки и резко притормозил. Только благодаря отличным рефлексам он не сбил с ног женщину, с трудом поднимавшуюся вверх, сердито ругаясь про себя по-французски. Она несла тюк чистого белья, две полные хозяйственные сумки, завернутый в газету букет желтых хризантем и две бутылки вина, зажатые под мышками.
— Привет! Извиняюсь! Я не думал, что на этой лестнице окажется кто-нибудь… здесь… Позвольте вам помочь.
Она стояла спиной к Слайдеру и не могла повернуться, потому что бутылки медленно выползали у нее из-под локтей.
— Идиот! Держите бутылку! Она сейчас упадет.
— Которая?
— Обе!
— Поймал.
— Очень вовремя! «Которая?» Разве вы не видели, что они обе выскальзывают? Да уж, «которая?»!
— Ну, не очень-то удобно нести вино под мышками так, как это делаете вы, — мягко пожурил ее Спайдер. — Лучше бы прихватить сумку.
— Как бы я понесла еще одну сумку? У меня и так пальцы обрываются. Чертов домохозяин! По субботам нет света в холле и не работает лифт — безобразие, отвратительно. — Она обернулась, и в тусклом свете, падавшем на лестничную площадку из потолочных окон, он увидел, что она молода, что нельзя было угадать по ее дьявольскому характеру.
— Я провожу вас и помогу донести все это наверх, — вежливо предложил он.
Она согласно кивнула, вручила ему все, кроме цветов и вина, и молча поднялась на три пролета, ни разу не оглянувшись. Остановившись у своей двери, метрах в шести от комнаты Спайдера, она извлекла из сумочки ключ.
— Итак, наконец-то я встретил во плоти свою соседку, — сказал Спайдер, дружелюбно улыбаясь ей в спину.
— Похоже, так. — Она не обернулась, не ответила на улыбку, лишь стояла к нему спиной у закрытой двери.
— Внести все это к вам? — Спайдер кивнул в сторону груды сумок и тюка, притащенных им на площадку.
— Оставьте их там. Я позабочусь о них позже. — Женщина вставила ключ в замочную скважину, открыла квартиру, проскользнула внутрь, быстро обернулась и захлопнула дверь прямо перед носом Спайдера. Ее жилье оказалось залито солнечным светом, выбившимся наружу в полумрак коридора, и за краткое мгновение Спайдер успел разглядеть прихотливое кружево рыжих кудрей, прелестный вздернутый носик и зеленые глаза, потрясающие, как половодье.
Он постоял с минуту, ошарашенный ее неучтивостью, уставившись в запертую дверь, — ее лицо стояло у него перед глазами. Затем повернулся и сбежал по лестнице, охваченный странным ощущением, которому не мог подобрать названия. Это было похоже на сбой в ритме, на короткую гулкую паузу, повисающую после того, как официант в переполненном ресторане роняет поднос со стаканами и приборами: все разговоры на мгновение обрываются, а затем, осознав, что произошло, посетители возвращаются к прерванным на полуслове беседам. Но для Спайдера нынешняя пауза затянулась дольше обычного. В отличие от случая с упавшим подносом подобная неожиданность произошла с ним впервые. За двадцать два года жизни в Калифорнии и почти за три с половиной года работы в Нью-Йорке еще ни одна женщина не выказывала столь полное отсутствие интереса к нему. Он встречал женщин, которые по той или иной причине активно не любили его, однако женщины, не подпадавшие под эту категорию, все же проявляли к нему некоторую теплоту, а чаще — пыл. Но чтобы женщина вот так просто не замечала его?! Спайдер пожал плечами, решил, что это ее трудности, и отправился на Мэдисон-авеню в свой еженедельный поход по картинным галереям.
Вернулся он в конце дня. У его порога стоял бумажный пакет с его собственными покупками и продуктами, о котором он совсем позабыл, а рядом — бутылка вина и под ней свернутый листок бумаги с наспех нацарапанными словами: «Выпейте за меня». Даже подписи нет, с удивлением подумал он. Взяв бутылку, он направился по коридору к ее двери и постучал. Когда она открыла, он не двинулся с места, оставшись снаружи.
— Моя матушка взяла с меня обещание никогда не принимать питье из незнакомых рук, — торжественно заявил он.
Она протянула ему руку:
— В прошлую нашу встречу я забыла представиться. Вэлентайн О'Нил. Пожалуйста, входите и примите мои извинения. Боюсь, я была просто стервой, правда?
— Довольно справедливое определение, но, пожалуй, несколько щадящее.
— Зловредная неблагодарная стерва?
— Так будет точнее.
Взгляд Спайдера блуждал по комнате — на стенах и потолке дрожали полутени, разбегавшиеся за пределами световых кругов, выхваченных зажженными лампами с розовыми абажурами. Пышный диван, обитый красным бархатом со старинной витой бахромой, несколько кресел в полотняных бело-розовых чехлах, на них небрежно брошены юбки, ковер с цветочным узором и красные занавески с бахромой. По комнате льется негромкая музыка: Пиаф поет что-то очень знакомое о вечной поэзии любовных страданий.
Спайдер заметил, что все столики завалены чем-нибудь: листья папоротника, цветы, книги в суперобложках, пластинки, журналы, фотографии в рамках. Что-то в обстановке казалось Спайдеру необычайно знакомым, напоминавшим о чем-то, хотя он знал, что никогда раньше не видел этого интерьера.
— Мне нравится ваша комната, — сказал он.
— Это всего лишь старые вещи, — ответила она, исчезая за ширмой, обтянутой выцветшим полотном. — Боюсь, для этой комнаты их слишком много, но другое помещение мне необходимо для работы. — Она появилась, неся на подносе открытую бутылку охлажденного белого вина, два стакана, французский хлеб, кусок паштета и полголовки камамбера на керамической тарелке. Поднос она поставила прямо на пол перед диваном. — Выпьем за что-нибудь? Или сначала вы мне представитесь?
Спайдер вскочил на ноги:
— Прошу прощения. Я — Спайдер Эллиот.
Оба с нелепым видом снова пожали друг другу руки. Он бросил на нее еще один быстрый взгляд и успел разглядеть лишь, что ее рыжие волосы — двух оттенков; копна самоуверенных непослушных кудряшек очень интенсивного цвета — чуть темнее моркови — рассыпалась вокруг белокожего лица с правильными мелкими чертами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
Однажды субботним утром поздней осени 1972 года Спайдер, подобно Робинзону Крузо, увидевшему отпечаток ноги на песке, обнаружил своего нового соседа по верхнему этажу собственной персоной. Он возвращался из итальянских магазинов с Девятой авеню, неся полную сумку продуктов, неторопливой трусцой поднимаясь по пологой старой лестнице и, по своему обыкновению, спрашивая себя, не лишит ли его последних сил жизнь без тенниса. На самом верху третьего пролета он, набрав полную скорость, завернул за угол лестничной площадки и резко притормозил. Только благодаря отличным рефлексам он не сбил с ног женщину, с трудом поднимавшуюся вверх, сердито ругаясь про себя по-французски. Она несла тюк чистого белья, две полные хозяйственные сумки, завернутый в газету букет желтых хризантем и две бутылки вина, зажатые под мышками.
— Привет! Извиняюсь! Я не думал, что на этой лестнице окажется кто-нибудь… здесь… Позвольте вам помочь.
Она стояла спиной к Слайдеру и не могла повернуться, потому что бутылки медленно выползали у нее из-под локтей.
— Идиот! Держите бутылку! Она сейчас упадет.
— Которая?
— Обе!
— Поймал.
— Очень вовремя! «Которая?» Разве вы не видели, что они обе выскальзывают? Да уж, «которая?»!
— Ну, не очень-то удобно нести вино под мышками так, как это делаете вы, — мягко пожурил ее Спайдер. — Лучше бы прихватить сумку.
— Как бы я понесла еще одну сумку? У меня и так пальцы обрываются. Чертов домохозяин! По субботам нет света в холле и не работает лифт — безобразие, отвратительно. — Она обернулась, и в тусклом свете, падавшем на лестничную площадку из потолочных окон, он увидел, что она молода, что нельзя было угадать по ее дьявольскому характеру.
— Я провожу вас и помогу донести все это наверх, — вежливо предложил он.
Она согласно кивнула, вручила ему все, кроме цветов и вина, и молча поднялась на три пролета, ни разу не оглянувшись. Остановившись у своей двери, метрах в шести от комнаты Спайдера, она извлекла из сумочки ключ.
— Итак, наконец-то я встретил во плоти свою соседку, — сказал Спайдер, дружелюбно улыбаясь ей в спину.
— Похоже, так. — Она не обернулась, не ответила на улыбку, лишь стояла к нему спиной у закрытой двери.
— Внести все это к вам? — Спайдер кивнул в сторону груды сумок и тюка, притащенных им на площадку.
— Оставьте их там. Я позабочусь о них позже. — Женщина вставила ключ в замочную скважину, открыла квартиру, проскользнула внутрь, быстро обернулась и захлопнула дверь прямо перед носом Спайдера. Ее жилье оказалось залито солнечным светом, выбившимся наружу в полумрак коридора, и за краткое мгновение Спайдер успел разглядеть прихотливое кружево рыжих кудрей, прелестный вздернутый носик и зеленые глаза, потрясающие, как половодье.
Он постоял с минуту, ошарашенный ее неучтивостью, уставившись в запертую дверь, — ее лицо стояло у него перед глазами. Затем повернулся и сбежал по лестнице, охваченный странным ощущением, которому не мог подобрать названия. Это было похоже на сбой в ритме, на короткую гулкую паузу, повисающую после того, как официант в переполненном ресторане роняет поднос со стаканами и приборами: все разговоры на мгновение обрываются, а затем, осознав, что произошло, посетители возвращаются к прерванным на полуслове беседам. Но для Спайдера нынешняя пауза затянулась дольше обычного. В отличие от случая с упавшим подносом подобная неожиданность произошла с ним впервые. За двадцать два года жизни в Калифорнии и почти за три с половиной года работы в Нью-Йорке еще ни одна женщина не выказывала столь полное отсутствие интереса к нему. Он встречал женщин, которые по той или иной причине активно не любили его, однако женщины, не подпадавшие под эту категорию, все же проявляли к нему некоторую теплоту, а чаще — пыл. Но чтобы женщина вот так просто не замечала его?! Спайдер пожал плечами, решил, что это ее трудности, и отправился на Мэдисон-авеню в свой еженедельный поход по картинным галереям.
Вернулся он в конце дня. У его порога стоял бумажный пакет с его собственными покупками и продуктами, о котором он совсем позабыл, а рядом — бутылка вина и под ней свернутый листок бумаги с наспех нацарапанными словами: «Выпейте за меня». Даже подписи нет, с удивлением подумал он. Взяв бутылку, он направился по коридору к ее двери и постучал. Когда она открыла, он не двинулся с места, оставшись снаружи.
— Моя матушка взяла с меня обещание никогда не принимать питье из незнакомых рук, — торжественно заявил он.
Она протянула ему руку:
— В прошлую нашу встречу я забыла представиться. Вэлентайн О'Нил. Пожалуйста, входите и примите мои извинения. Боюсь, я была просто стервой, правда?
— Довольно справедливое определение, но, пожалуй, несколько щадящее.
— Зловредная неблагодарная стерва?
— Так будет точнее.
Взгляд Спайдера блуждал по комнате — на стенах и потолке дрожали полутени, разбегавшиеся за пределами световых кругов, выхваченных зажженными лампами с розовыми абажурами. Пышный диван, обитый красным бархатом со старинной витой бахромой, несколько кресел в полотняных бело-розовых чехлах, на них небрежно брошены юбки, ковер с цветочным узором и красные занавески с бахромой. По комнате льется негромкая музыка: Пиаф поет что-то очень знакомое о вечной поэзии любовных страданий.
Спайдер заметил, что все столики завалены чем-нибудь: листья папоротника, цветы, книги в суперобложках, пластинки, журналы, фотографии в рамках. Что-то в обстановке казалось Спайдеру необычайно знакомым, напоминавшим о чем-то, хотя он знал, что никогда раньше не видел этого интерьера.
— Мне нравится ваша комната, — сказал он.
— Это всего лишь старые вещи, — ответила она, исчезая за ширмой, обтянутой выцветшим полотном. — Боюсь, для этой комнаты их слишком много, но другое помещение мне необходимо для работы. — Она появилась, неся на подносе открытую бутылку охлажденного белого вина, два стакана, французский хлеб, кусок паштета и полголовки камамбера на керамической тарелке. Поднос она поставила прямо на пол перед диваном. — Выпьем за что-нибудь? Или сначала вы мне представитесь?
Спайдер вскочил на ноги:
— Прошу прощения. Я — Спайдер Эллиот.
Оба с нелепым видом снова пожали друг другу руки. Он бросил на нее еще один быстрый взгляд и успел разглядеть лишь, что ее рыжие волосы — двух оттенков; копна самоуверенных непослушных кудряшек очень интенсивного цвета — чуть темнее моркови — рассыпалась вокруг белокожего лица с правильными мелкими чертами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173