Пьяный Рикардо стал требовать близости, крича, что у него есть на Розу права мужа.
— Я тебе развод хоть завтра дам! — отталкивала она его ставшие вдруг грубыми руки.
Потом он внезапно менял тон, становился перед ней на колени, звал ее куда-то, где они будут одни!
Она пригрозила ему, что позовет на помощь соседей.
— Я больше не могу без тебя! Я готов на все! — кричал он. — И я знаю, что ты любишь меня!
Это последнее заявление особенно вывело Розу из себя.
— Держи карман шире! — сказала она и угрожающе взяла в руки подсвечник.
— Если я сейчас уйду, — произнес тогда Рикардо протрезвевшим вдруг голосом, — ты никогда больше меня не увидишь.
Но и это не произвело на нее впечатления. Тогда он со всего размаху ударил кулаком по столу:
— Лучше— всего нам развестись!
И вышел из дома, почти не шатаясь.
— Убирайся, — бросила она ему вслед и только тогда зарыдала.
Леопольдина с любопытством наблюдала, как Дульсина колдует перед зеркалом с какими-то кремами, румянами, пудрой и косметическими карандашами.
— Пришел лиценциат Роблес? — спросила хозяйка, не очень умело подводя глаза.
Леопольдина сообщила, что лиценциат пришел и просматривает в кабинете какие-то бумаги, и тут же поинтересовалась, уж не собирается ли куда-нибудь сеньорита, ежели она так прихорашивается. Но сеньорита, если куда и собиралась, так это в тот самый кабинет, где сейчас находился лиценциат.
Труды ее перед зеркалом, впрочем, не пропали даром и были вознаграждены фразой Федерико Роблеса:
— Вы сегодня прекрасны как никогда!
Завязалась непринужденная беседа, в которой Дульсина высказала мысль о том, что они слишком давно знакомы, чтобы называть друг друга на «вы». Пора им перейти к общения по именам, поскольку связывают их не служебные, а вполне дружеские отношения.
Роблес застенчиво предположил, что, может, им лучше сохранять дистанцию: все-таки она его клиент, а он всего лишь ее адвокат…
Но Дульсину уже не устраивали такие общие рассуждения. И она спросила своего адвоката прямо:
— Скажите, Федерико, вы были бы способны влюбиться в меня?
На что он, робея, ответил, что это уже произошло.
Из ее уст вырвались какие-то смятенные восклицания. Она предположила, что это дурная шутка, что он играет ею. И чтобы доказать ей, что это отнюдь не так, он вынужден был приблизиться к ней и поцеловать ее. Это привело ее в совершенное смятение.
Она, никогда не знавшая любви и уже не надеявшаяся на нее, вдруг почувствовала себя влюбленной школьницей и еще раз потребовала — теперь уже с полным основанием, — чтобы он говорил ей «ты, Дульсина». Федерико, однако, полагал, что теперь-то они должны быть особенно осторожны. По его мнению, об этом поцелуе никто не должен знать, потому что станут говорить, что его интересует положение и деньги Дульсины… Это оскорбительно для него… И он просит ее забыть этот его порыв, который был сильнее его, эту его непростительную слабость.
Но Дульсина совершенно не намерена была забывать этого порыва. И тогда он со всей свойственной ему в некоторых случаях робостью и застенчивостью предположил, что, может… страшно подумать… что, может, она тоже… влюблена в него?
Роза была так оскорблена пьяной выходкой Рикардо, пытавшегося овладеть ею против ее воли, что ей было все равно, кому жаловаться. Никого, кроме попугая, дома не было, и она жаловалась ему, горячо пытаясь передать все безобразие поступка мужа, которого уж теперь точно можно было назвать бывшим.
— Понимаешь, Креспин, он хотел меня силком взять! Попугай, обычно державший сторону Рикардо, на этот раз осуждающе качал головой, как бы давая Розе понять, что и по их попугайским обычаям и нравам — это безобразие, не заслуживающее никакого снисхождения!
— Будь проклят тот час, когда я положила глаз на эту бесстыжую рожу! Чтоб ему ногу вывихнуть! Чтоб у него прыщ на носу вскочил!
Несмотря на отчасти комический характер этих проклятий, Розе и впрямь было худо. И Томаса поняла это, едва вошла в дом.
Против ожидания, Томаса нашла какое-то оправдание пьяной выходке Рикардо.
— Довела ты его. Ты ведь ему жена. Он своего требует. Да ведь и любишь ты его… Эх, Розита, Розита, рано тебе было замуж выходить.
Бредущему по ночному «затерянному городу» Рикардо Линаресу меньше всего хотелось идти домой. Он позвонил из какого-то забытого Богом телефона-автомата своему приятелю Хорхе, готовому на развлечения в любое время суток, и назначил ему немедленное свидание.
— А где? — спросил Хорхе. — Я подъеду, куда скажешь.
— Где-нибудь неподалеку от Вилья-Руин. Я сейчас там.
— Тогда приходи к «Твоему реваншу». Знаешь такое местечко?
Рикардо сказал, что найдет.
…Выйдя из машины, Хорхе уже при свете рекламы у входа в кабачок разглядел на физиономии приятеля синяк..
— Это она тебе поставила? — спросил догадливый Хорхе, кивая на очевидное пятно под глазом.
Рикардо не стал отрицать.
— Дикарка! Разводись с ней. Воспользуйся случаем. Что тебе мешает?
— Гордость! — внушительно ответил Рикардо. И они вошли в двери таверны.
Тропические ритмы, популярные в «Твоем реванше», оглушили их. Сорайда в своем обычном пестром наряде, блестя украшениями, звон которых слышен был даже в этом шуме, подошла к ним и объявила, что друзья Хорхе — ее друзья. Она крикнула двух девушек, чтобы они позаботились о вновь пришедших.
Если бы к Рикардо не вернулось его хмельное состояние, он, вероятно, заметил бы, что одна из этих девушек, очень хорошенькая, смуглая, с гладко зачесанными темными волосами, посмотрела на него тревожным взором и постаралась переложить на подругу свои обязанности.
— Я себя что-то неважно чувствую, Леона, — сказала она подруге и отошла.
Эрлинда сразу узнала в одном из посетителей мужа своей подруги Розы.
— Интересное местечко, — оглядевшись, сделал вывод Рикардо. — Ты, я вижу, здесь свой человек.
— Конечно, здесь бывают люди не нашего круга. Но расслабляешься здесь как нигде. Тут ты свою дикарку напрочь забудешь.
— Если ты не будешь мне постоянно напоминать о ней, — проворчал Линарес.
К ним подошла одна из новеньких в этом заведении девушек. Через несколько минут она уже обнимала Рикардо. Эрлинда, укрывшаяся за стойкой бара, наблюдала за ними.
Утром Леопольдина, следившая за уборкой, была удивлена, увидев в гостиной Рохелио, читавшего газету и поглядывавшего время от времени на распахнутую входную дверь. Когда Леопольдина осведомилась, что это молодой сеньор так рано поднялся и какое дело привело его в гостиную, Рохелио признался, что ждет медсестру Эрлинду и находится здесь на случай, если Дульсина вздумает-не пустить ее к нему.
Надо ли говорить, что Леопольдина тотчас помчалась в комнату молодой хозяйки.
К своему удивлению, она опять застала ее у зеркала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
— Я тебе развод хоть завтра дам! — отталкивала она его ставшие вдруг грубыми руки.
Потом он внезапно менял тон, становился перед ней на колени, звал ее куда-то, где они будут одни!
Она пригрозила ему, что позовет на помощь соседей.
— Я больше не могу без тебя! Я готов на все! — кричал он. — И я знаю, что ты любишь меня!
Это последнее заявление особенно вывело Розу из себя.
— Держи карман шире! — сказала она и угрожающе взяла в руки подсвечник.
— Если я сейчас уйду, — произнес тогда Рикардо протрезвевшим вдруг голосом, — ты никогда больше меня не увидишь.
Но и это не произвело на нее впечатления. Тогда он со всего размаху ударил кулаком по столу:
— Лучше— всего нам развестись!
И вышел из дома, почти не шатаясь.
— Убирайся, — бросила она ему вслед и только тогда зарыдала.
Леопольдина с любопытством наблюдала, как Дульсина колдует перед зеркалом с какими-то кремами, румянами, пудрой и косметическими карандашами.
— Пришел лиценциат Роблес? — спросила хозяйка, не очень умело подводя глаза.
Леопольдина сообщила, что лиценциат пришел и просматривает в кабинете какие-то бумаги, и тут же поинтересовалась, уж не собирается ли куда-нибудь сеньорита, ежели она так прихорашивается. Но сеньорита, если куда и собиралась, так это в тот самый кабинет, где сейчас находился лиценциат.
Труды ее перед зеркалом, впрочем, не пропали даром и были вознаграждены фразой Федерико Роблеса:
— Вы сегодня прекрасны как никогда!
Завязалась непринужденная беседа, в которой Дульсина высказала мысль о том, что они слишком давно знакомы, чтобы называть друг друга на «вы». Пора им перейти к общения по именам, поскольку связывают их не служебные, а вполне дружеские отношения.
Роблес застенчиво предположил, что, может, им лучше сохранять дистанцию: все-таки она его клиент, а он всего лишь ее адвокат…
Но Дульсину уже не устраивали такие общие рассуждения. И она спросила своего адвоката прямо:
— Скажите, Федерико, вы были бы способны влюбиться в меня?
На что он, робея, ответил, что это уже произошло.
Из ее уст вырвались какие-то смятенные восклицания. Она предположила, что это дурная шутка, что он играет ею. И чтобы доказать ей, что это отнюдь не так, он вынужден был приблизиться к ней и поцеловать ее. Это привело ее в совершенное смятение.
Она, никогда не знавшая любви и уже не надеявшаяся на нее, вдруг почувствовала себя влюбленной школьницей и еще раз потребовала — теперь уже с полным основанием, — чтобы он говорил ей «ты, Дульсина». Федерико, однако, полагал, что теперь-то они должны быть особенно осторожны. По его мнению, об этом поцелуе никто не должен знать, потому что станут говорить, что его интересует положение и деньги Дульсины… Это оскорбительно для него… И он просит ее забыть этот его порыв, который был сильнее его, эту его непростительную слабость.
Но Дульсина совершенно не намерена была забывать этого порыва. И тогда он со всей свойственной ему в некоторых случаях робостью и застенчивостью предположил, что, может… страшно подумать… что, может, она тоже… влюблена в него?
Роза была так оскорблена пьяной выходкой Рикардо, пытавшегося овладеть ею против ее воли, что ей было все равно, кому жаловаться. Никого, кроме попугая, дома не было, и она жаловалась ему, горячо пытаясь передать все безобразие поступка мужа, которого уж теперь точно можно было назвать бывшим.
— Понимаешь, Креспин, он хотел меня силком взять! Попугай, обычно державший сторону Рикардо, на этот раз осуждающе качал головой, как бы давая Розе понять, что и по их попугайским обычаям и нравам — это безобразие, не заслуживающее никакого снисхождения!
— Будь проклят тот час, когда я положила глаз на эту бесстыжую рожу! Чтоб ему ногу вывихнуть! Чтоб у него прыщ на носу вскочил!
Несмотря на отчасти комический характер этих проклятий, Розе и впрямь было худо. И Томаса поняла это, едва вошла в дом.
Против ожидания, Томаса нашла какое-то оправдание пьяной выходке Рикардо.
— Довела ты его. Ты ведь ему жена. Он своего требует. Да ведь и любишь ты его… Эх, Розита, Розита, рано тебе было замуж выходить.
Бредущему по ночному «затерянному городу» Рикардо Линаресу меньше всего хотелось идти домой. Он позвонил из какого-то забытого Богом телефона-автомата своему приятелю Хорхе, готовому на развлечения в любое время суток, и назначил ему немедленное свидание.
— А где? — спросил Хорхе. — Я подъеду, куда скажешь.
— Где-нибудь неподалеку от Вилья-Руин. Я сейчас там.
— Тогда приходи к «Твоему реваншу». Знаешь такое местечко?
Рикардо сказал, что найдет.
…Выйдя из машины, Хорхе уже при свете рекламы у входа в кабачок разглядел на физиономии приятеля синяк..
— Это она тебе поставила? — спросил догадливый Хорхе, кивая на очевидное пятно под глазом.
Рикардо не стал отрицать.
— Дикарка! Разводись с ней. Воспользуйся случаем. Что тебе мешает?
— Гордость! — внушительно ответил Рикардо. И они вошли в двери таверны.
Тропические ритмы, популярные в «Твоем реванше», оглушили их. Сорайда в своем обычном пестром наряде, блестя украшениями, звон которых слышен был даже в этом шуме, подошла к ним и объявила, что друзья Хорхе — ее друзья. Она крикнула двух девушек, чтобы они позаботились о вновь пришедших.
Если бы к Рикардо не вернулось его хмельное состояние, он, вероятно, заметил бы, что одна из этих девушек, очень хорошенькая, смуглая, с гладко зачесанными темными волосами, посмотрела на него тревожным взором и постаралась переложить на подругу свои обязанности.
— Я себя что-то неважно чувствую, Леона, — сказала она подруге и отошла.
Эрлинда сразу узнала в одном из посетителей мужа своей подруги Розы.
— Интересное местечко, — оглядевшись, сделал вывод Рикардо. — Ты, я вижу, здесь свой человек.
— Конечно, здесь бывают люди не нашего круга. Но расслабляешься здесь как нигде. Тут ты свою дикарку напрочь забудешь.
— Если ты не будешь мне постоянно напоминать о ней, — проворчал Линарес.
К ним подошла одна из новеньких в этом заведении девушек. Через несколько минут она уже обнимала Рикардо. Эрлинда, укрывшаяся за стойкой бара, наблюдала за ними.
Утром Леопольдина, следившая за уборкой, была удивлена, увидев в гостиной Рохелио, читавшего газету и поглядывавшего время от времени на распахнутую входную дверь. Когда Леопольдина осведомилась, что это молодой сеньор так рано поднялся и какое дело привело его в гостиную, Рохелио признался, что ждет медсестру Эрлинду и находится здесь на случай, если Дульсина вздумает-не пустить ее к нему.
Надо ли говорить, что Леопольдина тотчас помчалась в комнату молодой хозяйки.
К своему удивлению, она опять застала ее у зеркала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168