— Непохоже на это, если учесть, как настойчиво ты, Дульсина, сватаешь мне Леонелу.
Дульсина подошла к нему и положила руку ему на плечо.
— Вся проблема только в этом? Больше ты не услышишь от меня ни слова о Леонеле.
— Ну теперь давайте сядем за стол и закончим завтрак, — обрадовалась Кандида. — Ты ведь ничего не ел, Рикардо.
— Я не хочу. Давайте закончим о деле.
— Если ты нуждаешься в деньгах, мы дадим тебе сколько нужно.
— Я не хочу все время зависеть от вас, Кандида. Дульсина покачала головой.
— Это не так, Рикардо. Возможно, мы излишне опекаем тебя и Рохелио. Но ведь так повелось с вашего детства. Вы же наши младшие братья. И всегда казались нам беззащитными. Ты не прав, когда требуешь причитающуюся тебе часть отцовского наследства. Мы ведь выдаем тебе деньги помесячно, как распорядился в завещании отец.
— Значит, я всю жизнь буду зависеть от вас?
— Почему? Вот закончишь учебу, будешь зарабатывать…
— Если ты согласишься с нами, мы и впредь будем помогать тебе. Правда, Дульсина?
— Разумеется… Может, не так щедро, как сейчас, но достаточно, чтобы тебе хватало.
— Когда я буду работать, мне не понадобятся ничьи подачки.
— Ах, не говори таких слов!
— Мы даем тебе деньги от всего сердца, как сестры. И в завещании отца сказано, я наизусть знаю: «Помогать денежными средствами Рикардо до тех пор, пока он не закончит учебу, не женится или не станет жить отдельно».
— Гм…
— Ты не веришь? Он не верит, Дульсина.
— Если ты сомневаешься, спроси у лиценциата Роблеса. Все делается по воле папы. Роблес может подтвердить это, когда тебе заблагорассудится… И прости за прямоту, но ты оскорбляешь нас своим недоверием.
— Меня больше всего, Дульсина, пугает, что Рикардо хочет уйти. Ты ведь не сделаешь этого, правда, Рикардо? Ты ведь это сказал сгоряча? Ведь так?
«Вот наглая!» — подумал Рохелио и, демонстративно взяв книгу, попробовал читать.
— Эй, — снова раздалось с ограды, — ты что, меня замечать не хочешь? Или не признаешь? Что-то быстро забыл.
— Я тебя не знаю. Что ты хочешь? — поднял голову Рохелио.
— Как — что? Поболтать с тобой.
— Знаешь, не морочь мне голову. Проваливай. — Рохелио снова погрузился в чтение.
— Ах вот как мы заговорили…
— Я с незнакомыми не общаюсь.
— Какие ж мы с тобой незнакомые?
— Я тебя никогда прежде не видел.
— Во дает!.. А поклянись.
— Проваливай.
— Поклянись — уйду.
— Клянусь. Убирайся.
— Это не клятва. Поклянись Девой Гвадалупе!
— Клянусь чем хочешь. Оставь меня в покое. Роза там, на ограде, задумалась.
— Слушай, парень, ты святым именем поклялся. Бог тебя накажет! Он тебя без глаз оставит, а не то ног лишит. Вот увидишь. За это… за клятвопреступление.
Рохелио внезапно приподнялся, опершись о землю.
— Ты что, глухая?! Вон отсюда! Или я слуг кликну. Вон! Девушка несколько мгновений молча смотрела на него сверху вниз. Затем исчезла.
Кандиде с трудом удалось добиться, чтобы голоса спорящих стали спокойнее и тише. Теперь они с Дульсиной сидели за столом. Рикардо так и не присел.
Дульсина отпила немного апельсинового сока.
— Я еще раз общаю тебе, что не буду настаивать на твоем сближении с Леонелой. Я не знала, что это настолько обижает тебя. Прости.
Намерения Рикардо уйти из родового дома, видимо, всерьез тревожило сестер.
Кандида опять сорвалась с места и подошла к брату.
— Ты ведь не уйдешь, правда? Ну хочешь… Хочешь, я встану перед тобой на колени?
— Этого только не хватало. Прошу тебя, сестра, сядь и заверши свой завтрак.
— Так ты остаешься? — Дульсина смотрела ему в глаза. Рикардо молчал несколько мгновений.
— Не знаю. Ничего тебе сейчас не отвечу. Сказав это, он повернулся и вышел из столовой.
— Вот уж не ожидала, — растерянно сказала Кандида.
— Да уж… — Дульсина подошла к окну и стояла, наблюдая, как Рикардо, сбежав по лестнице, садится в автомобиль и куда-то отъезжает.
— Я не думаю, что он уйдет.
— Если, конечно, он не идиот. Кто же уходит от денег?
— Но ты же знаешь, что эти деньги принадлежат ему. — Кандида нервно приложила ко лбу надушенный платок.
Дульсина сделала решительный жест.
— Он не должен знать об этом.
— Но когда-нибудь он взбунтуется;
— Пока между ним и нами существует лиценциат Роб-лес — проблем не будет. Он знает, что делать.
— А если мы позволим Рикардо уйти?
— Ты с ума сошла, Кандида! Тогда он потребует пересмотра завещания.
— Может, лучше отдать ему и Рохелио их доли? И никаких проблем.
— Пока можно этого не делать, я этого не сделаю. У нас больше прав, чем у близнецов. Мы дети от первого брака.
— Вообще-то брак отца с матерью близнецов тоже был законным. И она с нами была добра, грех жаловаться.
— Ей это было выгодно. Лицемерка и — хитрая! Я ее не выносила.
Дульсина улыбнулась.
— Ты знаешь, я всегда боялась, что папа умрет раньше ее и она завладеет всем. Слава Богу, обошлось: он ее пережил. И теперь хозяйки здесь мы.
— Послушай, ты и впрямь отказалась от мысли женить Рикардо на Леонеле?
— Во всяком случае, надо менять тактику.
Проходя мимо алтаря Девы Гвадалупе, Роза плаксиво шепнула Деве:
— Лучше я тебе потом все расскажу…
Первое, что услышала Роза, придя домой, истошный вопль попугая:
— Р-рикар-рдо! Р-рикар-рдо! Она резко обернулась к нему:
— Ты мне этого имени больше не произноси! Усек? Слышал бы ты, как он со мной разговаривал. Знать он меня, видите ли, не знает!..
— Р-рикар-рдо!
Роза продолжала совершенно несвойственным ей плаксивым тоном:
— Ты теперь больше не Рикардо, братец… Забудь это имя… Буду теперь тебя звать Панчо… Или, например, Креспин… Креспин даже лучше… Но только уж не Рикардо.
Попугай, склонив набок голову, смотрел на нее непреклонно.
— Р-рикар-рдо!
Томаса вошла, когда словесная баталия между Розой и попугаем была в разгаре. Попугай при этом вполне обходился одним словом:
— Р-рикар-р-до!
— Еще раз скажешь — я тебя… Я тебе есть не дам. Имени этого слышать не желаю.
Выслушав рассказ Розы о грубом и странном поведении Рикардо, Томаса вздохнула:
— Зря ты, доченька, туда ходишь. Станут говорить, что ты попрошайка.
— Он мне вроде этого и сказал, — совсем уж рыдая, сообщила Роза. — Убирайся, говорит, я тебя не знаю! И Девой Гвадалупе поклялся — это надо же! Убирайся, говорит, а сам смотрит, как чокнутый. Я его таким еще не видела: угрюмый, мрачный какой-то. Вроде стыдно ему, что добрый со мной был. Замолчи, попка проклятый, пока не пришибла!
— Уж как я рада, что ты с утра улыбаешься!.. Может, и на улицу выйдешь? — спрашивает Эдувигес.
— Да, кормилица, пойду взгляну, как идет дело.
— Хвала Господу, уж как мне приятно, что у тебя сегодня глаза не печальные. Сеньор Роке будет рад.
— Дело наше, похоже, идет как нельзя лучше, — сказала Паулетта.
— А все одно присмотреть не грех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168