С чего-то надо было начинать. А наглядная демонстрация надежности и широкого диапазона возможностей реактивных истребителей, по нашему глубокому убеждению, могла стать началом перелома в настроениях летного состава.
И Пестов, и Кабишов идею нашу поддержали. Работу спланировали по срокам, наметив на первом этапе соединения, дислоцированные на наиболее ответственных направлениях. Подходящие адреса долго искать не пришлось. Одним из первых в наш список попал бывший фронтовик и боевой летчик Герой Советского Союза полковник Погребняк. Новых реактивных истребителей у него хватало, а летать на них никто не умел. Включая и самого командира.
Нагрянули мы к нему на собственном транспорте — летели на Як-15 с двумя посадками. На них и приземлились: дескать, гляньте, на чем в служебные командировки летаем — и быстро, и удобно, и безопасно. Никакого сравнения с гражданской авиацией, особенно с точки зрения сервиса.
— На них и цирк свой показывать собираетесь? — грубовато поинтересовался у Соловьева Погребняк.
Самолюбие его было задето. Фронтовик, геройски отвоевал всю войну… А тут, мол, пилотяги столичные уму-разуму учить собираются. Обидно.
Кстати сказать, слово «пилотяга» употребляется среди летчиков отнюдь не по грамматическим концепциям словаря Даля. Никакой иронии или снисходительности. Наоборот — дань уважения, признание высшего летного мастерства. Пилотяга — не лихач, не ухарь в небе, готовый ради дешевых трюков шею себе свернуть. Пилотяга — подлинный мастер летного дела, профессионал в самом высоком смысле. Виртуоз, если хотите. И работать на показуху, для чужих глаз он не станет. Просто он привык и научился делать свое дело по высшему счету своей профессии.
И когда Погребняк назвал нас пилотягами, он просто таким образом выразил свою досаду: куда уж, дескать, нам с такими асами равняться.
Соловьев именно так и понял. А потом ответил Погребняку в том же тоне.
— Зачем на них? Работать будем на ваших МиГ-9. Иначе летчики, не ровен час, могут подумать, будто мы с собой своих призовых жеребцов возим. А цирк вы без нас для себя устроили. Смешно сказать: новые машины на стоянках простаивают, а в полках на старье летают…
— Ну-ну! — только и сказал Погребняк, отходя в сторону. Крыть ему больше было нечем.
Со мной Погребняк разговаривал уже по-другому. Видно, отповедь подполковника Соловьева сыграла свою роль. Попросил перед полетом сказать летчикам несколько слов.
— Не верят они в реактивную технику. Овчинка, говорят, выделки не стоит. Мороки много, а проку чуть.
— А вы, полковник, сами верите? — глядя в глаза Погребняку, спросил я.
— Куда стадо, туда и пастух, — все еще хорохорясь, ответил тот. — Устами масс глаголет истина.
— Может, и глаголет. Да не то, что нужно! — отрезал я. — А что касается вашей просьбы, собирайте летчиков. Я хоть и не оратор, но несколько слов наберу.
Когда все было готово к полету, а летчики собрались на аэродроме, я, выполняя обещание, выступил перед строем с краткой речью. Правда, речью, думается, это можно было назвать только с большой натяжкой.
— Мне сказали, что вы не верите в реактивную технику, — начал я. — Реактивный истребитель — хотя и сложная, но надежная техника. Верить в него можно и летать на нем надо. Если, конечно, вы летчики. А вы летчики. И обязаны овладеть новой техникой, которую для вас наши конструкторы разработали, а рабочие на заводах построили.
Я сделал паузу и оглядел ряды: слушают ли? Слушали. Причем, кажется, задело за живое. Значит, бью в точку. Надо продолжать.
— Не скажу, что летать на реактивном истребителе не труднее, чем на поршневом. Труднее. Есть свои сложности. Но кто захочет — полетит. Обязательно полетит. А потом на поршневой его и палкой не загонишь. По собственному опыту знаю. Сейчас мы покажем вам групповой пилотаж звеном вокруг оси ведущего. И вовсе не для того, чтобы доказать, какие мы молодцы. Мы хотим одного: доказать, что не так страшен черт, как его малюют. А у вас, как я понял, его размалевали так, что он бы сам себя в зеркале не узнал.
На том я и закончил свое короткое вступительное слово.
А потом мы поднялись и открутили весь каскад высшего пилотажа над аэродромом. Когда сели и летчики окружили нас со всех сторон, лица у многих выражали откровенное восхищение.
— Вот это машина! — сказал кто-то из них. — Аж дух захватывает.
— А они у нас на стоянках без дела стоят, — отозвался другой. — Как вкопанные. Вперед выдвинулся Погребняк.
— Что воду в ступе толочь! — бросил он в сторону тех, кто успел высказаться. А затем повернулся всей своей грузной фигурой ко мне: — Если не устали, товарищ генерал-лейтенант, объясните, как эту самоварную трубу в воздух поднимают. Хочу попробовать.
— С удовольствием объясню. Затем и приехал, — сказал я, делая вид, что не замечаю нарочитой грубоватости Погребняка, под которой тот пытался спрятать свое смущение. — Непривычно, конечно, когда вместо пропеллера перед тобой сопло. Да вся штука в том, что именно труба эта и дает высокую скорость. Без нее ни сегодня, ни в будущем нам, летчикам, не обойтись.
Через час Погребняк уже был в воздухе.
Летчик он отличный, с большим опытом, схватывал все с полуслова. Посидели мы с ним перед взлетом в кабине МиГ-9, рассказал ему все, что нужно, подчеркнул особенности пилотирования. Под конец сказал, что буду поддерживать с ним постоянную связь по радио, подскажу, если что, выход из положения. Вот и весь инструктаж! А что делать? Спарок нет. О провозных полетах и думать нечего. А летать надо…
Взлетел Погребняк хорошо — полдела сделано. Взлет и посадка — самое сложное.
Спрашиваю со стартово-командного пункта:
— Как себя чувствуете?
— Сказал бы здорово, да не хочу врать, — донесся в наушниках голос Погребняка. Но голос, чувствую, бодрый.
— Что беспокоит? Взлетели хорошо, чисто.
— Взлететь-то взлетел, — усмехнулся в ответ Погребняк. — Да ведь еще садиться придется. А при взлете, как вы и предупреждали, уже прочувствовал: реактивный — не поршневой. Совсем другой работы требует.
— Сядете как надо, — заверил я. — Деваться-то все равно некуда.
Погребняк рассмеялся.
— С вами не соскучишься. А если серьезно, машина и впрямь отличная. Где только у меня раньше глаза были…
— Отставить разговоры! — распорядился я. — Еще одни круг — и идите на посадку.
Настроение, чего и добивался я, Погребняку поднял. А теперь шутки в сторону: первая посадка на реактивном истребителе — дело серьезное для любого летчика. Погребняк, видимо, меня понял, тоже замолчал.
Стою на СКП, а сам переживаю: ну кто же так людей к полетам готовит? Да еще на такой сложной технике… Через секунду сам же себе другой вопрос задаю: а как? Как надо готовить, если в соединении Погребняка новых истребителей полный комплект, а толковых инструкторов — ни одного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
И Пестов, и Кабишов идею нашу поддержали. Работу спланировали по срокам, наметив на первом этапе соединения, дислоцированные на наиболее ответственных направлениях. Подходящие адреса долго искать не пришлось. Одним из первых в наш список попал бывший фронтовик и боевой летчик Герой Советского Союза полковник Погребняк. Новых реактивных истребителей у него хватало, а летать на них никто не умел. Включая и самого командира.
Нагрянули мы к нему на собственном транспорте — летели на Як-15 с двумя посадками. На них и приземлились: дескать, гляньте, на чем в служебные командировки летаем — и быстро, и удобно, и безопасно. Никакого сравнения с гражданской авиацией, особенно с точки зрения сервиса.
— На них и цирк свой показывать собираетесь? — грубовато поинтересовался у Соловьева Погребняк.
Самолюбие его было задето. Фронтовик, геройски отвоевал всю войну… А тут, мол, пилотяги столичные уму-разуму учить собираются. Обидно.
Кстати сказать, слово «пилотяга» употребляется среди летчиков отнюдь не по грамматическим концепциям словаря Даля. Никакой иронии или снисходительности. Наоборот — дань уважения, признание высшего летного мастерства. Пилотяга — не лихач, не ухарь в небе, готовый ради дешевых трюков шею себе свернуть. Пилотяга — подлинный мастер летного дела, профессионал в самом высоком смысле. Виртуоз, если хотите. И работать на показуху, для чужих глаз он не станет. Просто он привык и научился делать свое дело по высшему счету своей профессии.
И когда Погребняк назвал нас пилотягами, он просто таким образом выразил свою досаду: куда уж, дескать, нам с такими асами равняться.
Соловьев именно так и понял. А потом ответил Погребняку в том же тоне.
— Зачем на них? Работать будем на ваших МиГ-9. Иначе летчики, не ровен час, могут подумать, будто мы с собой своих призовых жеребцов возим. А цирк вы без нас для себя устроили. Смешно сказать: новые машины на стоянках простаивают, а в полках на старье летают…
— Ну-ну! — только и сказал Погребняк, отходя в сторону. Крыть ему больше было нечем.
Со мной Погребняк разговаривал уже по-другому. Видно, отповедь подполковника Соловьева сыграла свою роль. Попросил перед полетом сказать летчикам несколько слов.
— Не верят они в реактивную технику. Овчинка, говорят, выделки не стоит. Мороки много, а проку чуть.
— А вы, полковник, сами верите? — глядя в глаза Погребняку, спросил я.
— Куда стадо, туда и пастух, — все еще хорохорясь, ответил тот. — Устами масс глаголет истина.
— Может, и глаголет. Да не то, что нужно! — отрезал я. — А что касается вашей просьбы, собирайте летчиков. Я хоть и не оратор, но несколько слов наберу.
Когда все было готово к полету, а летчики собрались на аэродроме, я, выполняя обещание, выступил перед строем с краткой речью. Правда, речью, думается, это можно было назвать только с большой натяжкой.
— Мне сказали, что вы не верите в реактивную технику, — начал я. — Реактивный истребитель — хотя и сложная, но надежная техника. Верить в него можно и летать на нем надо. Если, конечно, вы летчики. А вы летчики. И обязаны овладеть новой техникой, которую для вас наши конструкторы разработали, а рабочие на заводах построили.
Я сделал паузу и оглядел ряды: слушают ли? Слушали. Причем, кажется, задело за живое. Значит, бью в точку. Надо продолжать.
— Не скажу, что летать на реактивном истребителе не труднее, чем на поршневом. Труднее. Есть свои сложности. Но кто захочет — полетит. Обязательно полетит. А потом на поршневой его и палкой не загонишь. По собственному опыту знаю. Сейчас мы покажем вам групповой пилотаж звеном вокруг оси ведущего. И вовсе не для того, чтобы доказать, какие мы молодцы. Мы хотим одного: доказать, что не так страшен черт, как его малюют. А у вас, как я понял, его размалевали так, что он бы сам себя в зеркале не узнал.
На том я и закончил свое короткое вступительное слово.
А потом мы поднялись и открутили весь каскад высшего пилотажа над аэродромом. Когда сели и летчики окружили нас со всех сторон, лица у многих выражали откровенное восхищение.
— Вот это машина! — сказал кто-то из них. — Аж дух захватывает.
— А они у нас на стоянках без дела стоят, — отозвался другой. — Как вкопанные. Вперед выдвинулся Погребняк.
— Что воду в ступе толочь! — бросил он в сторону тех, кто успел высказаться. А затем повернулся всей своей грузной фигурой ко мне: — Если не устали, товарищ генерал-лейтенант, объясните, как эту самоварную трубу в воздух поднимают. Хочу попробовать.
— С удовольствием объясню. Затем и приехал, — сказал я, делая вид, что не замечаю нарочитой грубоватости Погребняка, под которой тот пытался спрятать свое смущение. — Непривычно, конечно, когда вместо пропеллера перед тобой сопло. Да вся штука в том, что именно труба эта и дает высокую скорость. Без нее ни сегодня, ни в будущем нам, летчикам, не обойтись.
Через час Погребняк уже был в воздухе.
Летчик он отличный, с большим опытом, схватывал все с полуслова. Посидели мы с ним перед взлетом в кабине МиГ-9, рассказал ему все, что нужно, подчеркнул особенности пилотирования. Под конец сказал, что буду поддерживать с ним постоянную связь по радио, подскажу, если что, выход из положения. Вот и весь инструктаж! А что делать? Спарок нет. О провозных полетах и думать нечего. А летать надо…
Взлетел Погребняк хорошо — полдела сделано. Взлет и посадка — самое сложное.
Спрашиваю со стартово-командного пункта:
— Как себя чувствуете?
— Сказал бы здорово, да не хочу врать, — донесся в наушниках голос Погребняка. Но голос, чувствую, бодрый.
— Что беспокоит? Взлетели хорошо, чисто.
— Взлететь-то взлетел, — усмехнулся в ответ Погребняк. — Да ведь еще садиться придется. А при взлете, как вы и предупреждали, уже прочувствовал: реактивный — не поршневой. Совсем другой работы требует.
— Сядете как надо, — заверил я. — Деваться-то все равно некуда.
Погребняк рассмеялся.
— С вами не соскучишься. А если серьезно, машина и впрямь отличная. Где только у меня раньше глаза были…
— Отставить разговоры! — распорядился я. — Еще одни круг — и идите на посадку.
Настроение, чего и добивался я, Погребняку поднял. А теперь шутки в сторону: первая посадка на реактивном истребителе — дело серьезное для любого летчика. Погребняк, видимо, меня понял, тоже замолчал.
Стою на СКП, а сам переживаю: ну кто же так людей к полетам готовит? Да еще на такой сложной технике… Через секунду сам же себе другой вопрос задаю: а как? Как надо готовить, если в соединении Погребняка новых истребителей полный комплект, а толковых инструкторов — ни одного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130