Только успели пообедать — звонок Поскребышева из приемной.
— Ну, ни пуха тебе… — пожелал Никитин, вешая трубку. — Если спросят о чем, отвечай кратко и ясно. Многословие там тоже не принято.
До Кремля от того места, где тогда размещался штаб ВВС, всей езды несколько минут. Из кабинета Поскребышева, куда провели нас с Никитиным, дверь вела прямо в кабинет Сталина.
— Догадываетесь, зачем вызвали? — обернулся в мою сторону Поскребышев.
— В связи с событиями на Кубани, — ответил за меня Никитин. Но тут же поправился: — Думаю, что так.
— Правильно думаете, — подтвердил Поскребышев и распорядился: — Подождите тут, пока я доложу товарищу Сталину о вашем прибытии.
Волнение, внезапно охватившее меня, ни с чем нельзя было сравнить. Даже в самые критические минуты боя я обычно чувствовал себя куда более уверенно и спокойно. Немногие в те времена могли похвастать тем, что побывали за дверью, которую сейчас закрыл за собой Поскребышев… Догадываясь о происходившем у меня в душе, Никитин едва приметно, но ободряюще кивнул мне. Заговорить вслух, как мне показалось, здесь никому бы просто не пришло в голову. Потому-то и высказал Никитин свои напутствия еще там, у себя в кабинете, подумалось мне. И тут же еще мысль: уж скорее бы!
Когда мы вошли, Сталин стоял посреди кабинета и что-то говорил Поскребышеву. Левая рука его была согнута в локте, в пальцах зажата погасшая трубка. Меня почему-то удивило именно то, что она не дымилась…
Сталин глядел на меня, и я понял, что нельзя отводить глаз. Не знаю почему, но тогда я в этом был абсолютно уверен. Выдержать его спокойный, но вместе с тем неподвижный и оттого немного тяжелый взгляд оказалось непросто.
Наконец Сталин заговорил:
— Поскребышев мне сказал, что вы знаете, зачем вас вызвали. Тем лучше. На Кубани предстоит разбить 4-й воздушный флот немцев. Заниматься этим будете вместе с товарищами Вершининым и Головановым. В целом нашей авиации там будет достаточно.
Сталин слегка приподнял руку, посмотрел на пустой чубук трубки, но набивать не стал.
— А что думают летчики о самолетах Яковлева? Превосходят ли они фашистские истребители? — неожиданно спросил он.
О «яках» я бы мог рассказать многое. Но, помня совет Никитина, ответил в нескольких словах, что «яки» по своим тактическим и боевым характеристикам, безусловно, лучше немецких Ме-109 и что главное — научиться использовать в бою все преимущества этой замечательной машины.
— Вот это правильно, — удовлетворенно сказал Сталин. И, обернувшись к Поскребышеву, закончил: — Пожелаем нашим летчикам успеха!
В приемной мы дождались Поскребышева. Тот вскоре вышел и, чуть улыбаясь, обратился ко мне:
— Товарищ Сталин сказал, что он уверен: этот генерал задачу выполнит.
Почти весь обратный путь до штаба ВВС мы с Никитиным молчали. Каждый думал о своем. Я, конечно, понимал, что последние слова Сталина не следует понимать буквально. Видимо, это было своеобразное напутствие и знак доброго расположения духа.
— Рад за тебя. У товарища Сталина сегодня хорошее настроение, — подтвердил косвенно мою невысказанную догадку и Никитин, прервав затянувшееся молчание. А затем перешел к делу: — К перебазировке корпуса, приступай немедленно. На Кубани твои истребители уже ждут.
— А будет ли время для ввода в бой летчиков корпуса? — задал я беспокоивший меня больше всего вопрос. — Подготовлены они хорошо, и настрой у всех боевой, но опыта-то фронтового ни у кого нет.
Никитин понимающе посмотрел на меня, помолчал и, отвернувшись в сторону, негромко сказал:
— Врать не хочу. Думаю, что не будет.
За небьющимся стеклом автомобильной дверцы я, как и Никитин, ничего не разглядел: накрапывал дождь и апрельская ночь сорок третьего лишила пустынные по военному времени улицы Москвы даже слабого света звезд.
На следующий день началось перебазирование корпуса.
К утру дождь прошел, небо разведрилось, очистясь от облаков, и эскадрильи одна за другой становились на курс — за лидером. Переброска 3 иак на Кубань была осуществлена в намеченные сроки. Не обошлось, правда, без одного ЧП, но в целом сложная операция где перебазированию корпуса прошла нормально.
3 иак вошел в оперативное подчинение командованию 4-й воздушной армии. Начальник штаба армии генерал-майор авиации А. З. Устинов, выслушав доклад о боевом составе и возможностях корпуса, обрисовал мне в главных чертах сложившуюся обстановку и те задачи, которые предстояло решать в ближайшие дни.
Прежде всего речь шла о плацдарме, занятом нашими десантными войсками в районе Мысхако. Немцы решили ликвидировать его, создав с этой целью специальную группу Ветцеля, в состав которой входило более трех пехотных дивизий, танки и авиация. 17 апреля после мощной артиллерийской и авиационной подготовки пехотные дивизии Ветцеля вклинились в расположение наших войск на глубину до одного километра. Цель, которую ставил перед собой противник, заключалась в том, чтобы рассечь плацдарм на две изолированных части и затем уничтожить оборонявшиеся там войска. В небе над подступами к плацдарму и над самим плацдармом развернулось ожесточенное воздушное сражение. В пределах сравнительно небольшого пространства в боевые действия втянулось большое количество авиации как с нашей, так и со стороны противника. С 17 по 19 апреля воздушные бои в районе Мысхако шли с переменным успехом. Летчики 4-й воздушной армии делали все возможное, чтобы ослабить удары вражеских бомбардировщиков и создать десантникам надежное прикрытие с воздуха. Но из-за недостатка сил — летный состав был измотан в зимних боях, понес большие потери в последние недели — полностью выполнить поставленную задачу пока не представлялось возможным. Пользуясь этим и подтянув резервы, противник готовился перейти в решающее наступление.
Положение осложнялось еще и тем, что немцы имели явное преимущество из-за выгодного расположения своих аэродромов. Расстояние от них до плацдарма было в два-три раза меньше того, которое приходилось преодолевать нашей авиации. Кроме того, взлетно-посадочные полосы аэродромов противника в большинстве своем имели твердое покрытие; наши же, как правило, — грунтовые, и они нередко выходили из строя в весеннюю распутицу. А вдобавок, чтобы добраться до зоны боевых действий, нашим самолетам приходилось преодолевать северо-западные отроги Главного Кавказского хребта, которые из-за туманов или низкой облачности резко снижали эффективность истребителей и бомбардировщиков.
— И все же, несмотря ни на что, мы обязаны вырвать у противника инициативу, завоевать господство в воздухе, — подводя итоги, закончил Устинов. — Иного выхода у нас нет.
«Нет, следовательно, и времени на подготовку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130