В городе было неспокойно. И вот Мартын
отвез ее по просьбе Сармата в деревню, к какой-то дальней родне.
Вернувшись, привез от фермеров подарки, и просьбу выделить десятка два
крепких ребят. В тех местах тоже пошаливали. Дружинников туда Сармат
определил, сало и хлебное вино извели в одночасье, а потом весь штаб
маялся жуткой изжогой.
Дни летели быстро, зато вечера были долгими. Дружинники расходились
по домам, оставались только ночная стража, патрульные и те, кому некуда
идти. Полсотни человек спали на нарах, скамьях и на коврах.
В маленькой штабной комнате на втором этаже допоздна засиживались
Сармат, Мартын и Виктор. Порой к ним заходили бойцы, маявшиеся
бессонницей. Сармат подолгу беседовал с ними, шутил, а потом, когда
дружинники уходили вниз спать, Мартын раскладывал карту города, Виктор
доставал сводки, которыми щедро делился горотдел милиции, и они чуть ли не
до утра прикидывали и гадали, где может полыхнуть очередная заварушка,
куда с утра направить отряды, кому их вести...
Самый густой запар начинался, когда прибывали новые транспорты с
переселенцами или внезапно накатывала очередная волна беженцев. Кошмарные
дни! Но после больших разъездов наступала короткая передышка - карта
летела под стол, выпивалось все, что могло гореть, а хлебная водка очень
хорошо шла под долгий разговор.
Мартын любил рассказывать о своих приключениях в затопленном поясе,
Сармат подтрунивал над ним, а однажды Виктор, чуток перебрав,
разговорился, и у его собеседников глаза на лоб полезли.
- Сколько же на тебя грязи и крови налипло, парень! - покачал головой
Мартын.
- А ты чистенький? - бесстрастно спросил Виктор.
Мартын хлопнул его по плечу и надолго замолчал.
В июле пошла гнилая вода, а за ней пожаловала холера. Дружина и
милиция валились с ног, помогая врачам. Набухала паника, и тогда Сармат
выступил по местной сети, призвал беженцев расселиться по деревням и
фермам, где рады любой паре рук. Эпидемию вскоре сбили.
Характер Виктора незаметно менялся. Он все еще был готов в любой
момент сорваться с места, нырнуть в сторону, исчезнуть. Но ежедневная
беготня и частая рубка привели к тому, что изменился судорожный,
лихорадочный внутренний ритм волка-одиночки. Он попал в свою стаю, и это
было хорошо.
Мысли о Ксении смазывались, бледнели. Порой Мартын, наведывавшийся
изредка к своей родне, передавал всем от нее приветы. Сармат улыбался, а
Виктор молча кивал.
В мае исчез куда-то Месроп и объявился только в конце лета. На
расспросы не отвечал. О чем-то долго шептался с Сарматом, потом вдруг
попросил Виктора найти пару свободных часов для серьезного разговора, но
тут пришел транспорт с регулярами, и в дружину очень своевременно влились
две сотни крепких и обученных ребят, прошедших сквозь мокрый ад
приаральской заварухи.
Все хлопоты с их размещением и довольствием легли на Виктора,
поговорить им так и не удалось.
Как-то вечером Мартын отрезал добрый шмат сала, разложил малосольные
огурчики и вытащил из-под скамьи поместительную канистру. Спросил Месропа,
не отвык ли он от домашней.
Месроп удивленно вздел бровь, хмыкнул, опрокинул в себя стакан и,
нюхнув огурец, спросил в ответ, с чего это он должен был отвыкнуть?
- Кто тебя знает, - продолжал Мартын, подмигивая Виктору. - То
пропадаешь месяцами в Хибаре, а то вообще вдруг исчезнешь! Говорят, тебя
чуть ли не сразу в двух местах видели. Мы с тобой год уже знакомы, а вроде
как и не знаю...
- Чего ты не знаешь? - спросил Месроп.
Тем временем Сармат зажал между двумя толстыми ломтями серого хлеба
ломоть сала и пару огурцов, в один миг сжевал бутерброд и утер бороду.
- Не приставай к человеку! - сказал он Мартыну.
- Упаси боже! - кротко ответил Мартын. - Я только одного не пойму -
что он в Хибаре делал? Не от дубасовцев же прятался!
- Не от дубасовцев, - согласился Месроп. - И не прятался.
- А что ты там делал? - не унимался Мартын.
- Во-первых, я болел. Ксения меня подобрала в полном дауне, еле
выходила. До сих пор мозги плохо шевелятся, а тогда память начисто отбило,
"папа-мама" сказать не мог. С ложечки кормила. Полгода прошло, но до сих
пор еще не все вспомнил. Хотя, - он нахмурился, - иногда черт знает что
вспоминаю!
- Это во-первых. А во-вторых?
- Ну, и еще я работал.
Мартын чуть не увел струю из канистры на стол.
- Ты аккуратней лей, разольешь!
- Нет, постой, - Мартын опустил канистру на пол. - С кем это ты
работал? С Ксенией? Или с Митей, мир его праху?
- С Митей я только разговаривал. Забавный парень, жаль, себя
разрушил. У него была любопытная концепция. Понимаешь, он рассматривал мир
как акт совместного воображения бога и дьявола. Эта парочка договорилась о
базовых понятиях, а в конкретных реалиях пошла игра воображения. Что-то
вроде одного сна на двоих. Наше время идет быстро, сгущеннее, чем их явь.
Как и полагается во сне.
- Не понял, - сморщился Мартын, - кто чей сон?
- Мы все их сон.
- Чей это - их?
- Ну, бога и дьявола. Иными словами, сущности добра и сущности зла. А
они, в свою очередь, порождение сна Мити. Он жаловался, что удерживал их в
такой форме существования большим усилием воли. Чуть не вспотел.
- Кто вспотел? - взревел побагровевший Мартын.
- Митя.
Виктор не обращал внимания на перепалку. Незаметно выплеснув остатки
самогона под стол, он налил себе чаю. Отхлебнул и поджав под себя ноги,
расположился на кошме, кинутой на широкую скамью. Уперся спиной в стену и
от удовольствия закрыл глаза. Ныло все тело. Целый день помогали грузиться
большой партии разъезжающихся. Несколько десятков двухэтажных автобусов
забили стоянку, народ волновался, кто-то перепутал списки, чуть не
возникла паника. Хорошо, вовремя разобрались, но сколько чемоданов,
коробов, узлов пришлось перетаскать - ужас! Да и детей нельзя было
оставлять под ногами у суетливо мечущихся взрослых. Двоих сразу на плечо -
и к автобусу. Главное - не перепутать номер на бирках, а детей много, они
ерзают, кричат что-то своим друзьям и подружкам, появившимся за месяцы,
проведенные в этом человеческом котле...
- Ах ты, манихей хренов!
Виктор вздрогнул и чуть не упал со скамьи. Могучий рык Мартына согнал
дремоту. Месроп невозмутимо нюхал огурец, хитро поглядывая на Сармата.
Немного посопев на Месропом, Мартын сел и, к изумлению Виктора, засмеялся.
- Ну, чего там не разобрали? - вмешался Сармат.
- Почему же, - спокойно ответил Мартын, - мы во всем разобрались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
отвез ее по просьбе Сармата в деревню, к какой-то дальней родне.
Вернувшись, привез от фермеров подарки, и просьбу выделить десятка два
крепких ребят. В тех местах тоже пошаливали. Дружинников туда Сармат
определил, сало и хлебное вино извели в одночасье, а потом весь штаб
маялся жуткой изжогой.
Дни летели быстро, зато вечера были долгими. Дружинники расходились
по домам, оставались только ночная стража, патрульные и те, кому некуда
идти. Полсотни человек спали на нарах, скамьях и на коврах.
В маленькой штабной комнате на втором этаже допоздна засиживались
Сармат, Мартын и Виктор. Порой к ним заходили бойцы, маявшиеся
бессонницей. Сармат подолгу беседовал с ними, шутил, а потом, когда
дружинники уходили вниз спать, Мартын раскладывал карту города, Виктор
доставал сводки, которыми щедро делился горотдел милиции, и они чуть ли не
до утра прикидывали и гадали, где может полыхнуть очередная заварушка,
куда с утра направить отряды, кому их вести...
Самый густой запар начинался, когда прибывали новые транспорты с
переселенцами или внезапно накатывала очередная волна беженцев. Кошмарные
дни! Но после больших разъездов наступала короткая передышка - карта
летела под стол, выпивалось все, что могло гореть, а хлебная водка очень
хорошо шла под долгий разговор.
Мартын любил рассказывать о своих приключениях в затопленном поясе,
Сармат подтрунивал над ним, а однажды Виктор, чуток перебрав,
разговорился, и у его собеседников глаза на лоб полезли.
- Сколько же на тебя грязи и крови налипло, парень! - покачал головой
Мартын.
- А ты чистенький? - бесстрастно спросил Виктор.
Мартын хлопнул его по плечу и надолго замолчал.
В июле пошла гнилая вода, а за ней пожаловала холера. Дружина и
милиция валились с ног, помогая врачам. Набухала паника, и тогда Сармат
выступил по местной сети, призвал беженцев расселиться по деревням и
фермам, где рады любой паре рук. Эпидемию вскоре сбили.
Характер Виктора незаметно менялся. Он все еще был готов в любой
момент сорваться с места, нырнуть в сторону, исчезнуть. Но ежедневная
беготня и частая рубка привели к тому, что изменился судорожный,
лихорадочный внутренний ритм волка-одиночки. Он попал в свою стаю, и это
было хорошо.
Мысли о Ксении смазывались, бледнели. Порой Мартын, наведывавшийся
изредка к своей родне, передавал всем от нее приветы. Сармат улыбался, а
Виктор молча кивал.
В мае исчез куда-то Месроп и объявился только в конце лета. На
расспросы не отвечал. О чем-то долго шептался с Сарматом, потом вдруг
попросил Виктора найти пару свободных часов для серьезного разговора, но
тут пришел транспорт с регулярами, и в дружину очень своевременно влились
две сотни крепких и обученных ребят, прошедших сквозь мокрый ад
приаральской заварухи.
Все хлопоты с их размещением и довольствием легли на Виктора,
поговорить им так и не удалось.
Как-то вечером Мартын отрезал добрый шмат сала, разложил малосольные
огурчики и вытащил из-под скамьи поместительную канистру. Спросил Месропа,
не отвык ли он от домашней.
Месроп удивленно вздел бровь, хмыкнул, опрокинул в себя стакан и,
нюхнув огурец, спросил в ответ, с чего это он должен был отвыкнуть?
- Кто тебя знает, - продолжал Мартын, подмигивая Виктору. - То
пропадаешь месяцами в Хибаре, а то вообще вдруг исчезнешь! Говорят, тебя
чуть ли не сразу в двух местах видели. Мы с тобой год уже знакомы, а вроде
как и не знаю...
- Чего ты не знаешь? - спросил Месроп.
Тем временем Сармат зажал между двумя толстыми ломтями серого хлеба
ломоть сала и пару огурцов, в один миг сжевал бутерброд и утер бороду.
- Не приставай к человеку! - сказал он Мартыну.
- Упаси боже! - кротко ответил Мартын. - Я только одного не пойму -
что он в Хибаре делал? Не от дубасовцев же прятался!
- Не от дубасовцев, - согласился Месроп. - И не прятался.
- А что ты там делал? - не унимался Мартын.
- Во-первых, я болел. Ксения меня подобрала в полном дауне, еле
выходила. До сих пор мозги плохо шевелятся, а тогда память начисто отбило,
"папа-мама" сказать не мог. С ложечки кормила. Полгода прошло, но до сих
пор еще не все вспомнил. Хотя, - он нахмурился, - иногда черт знает что
вспоминаю!
- Это во-первых. А во-вторых?
- Ну, и еще я работал.
Мартын чуть не увел струю из канистры на стол.
- Ты аккуратней лей, разольешь!
- Нет, постой, - Мартын опустил канистру на пол. - С кем это ты
работал? С Ксенией? Или с Митей, мир его праху?
- С Митей я только разговаривал. Забавный парень, жаль, себя
разрушил. У него была любопытная концепция. Понимаешь, он рассматривал мир
как акт совместного воображения бога и дьявола. Эта парочка договорилась о
базовых понятиях, а в конкретных реалиях пошла игра воображения. Что-то
вроде одного сна на двоих. Наше время идет быстро, сгущеннее, чем их явь.
Как и полагается во сне.
- Не понял, - сморщился Мартын, - кто чей сон?
- Мы все их сон.
- Чей это - их?
- Ну, бога и дьявола. Иными словами, сущности добра и сущности зла. А
они, в свою очередь, порождение сна Мити. Он жаловался, что удерживал их в
такой форме существования большим усилием воли. Чуть не вспотел.
- Кто вспотел? - взревел побагровевший Мартын.
- Митя.
Виктор не обращал внимания на перепалку. Незаметно выплеснув остатки
самогона под стол, он налил себе чаю. Отхлебнул и поджав под себя ноги,
расположился на кошме, кинутой на широкую скамью. Уперся спиной в стену и
от удовольствия закрыл глаза. Ныло все тело. Целый день помогали грузиться
большой партии разъезжающихся. Несколько десятков двухэтажных автобусов
забили стоянку, народ волновался, кто-то перепутал списки, чуть не
возникла паника. Хорошо, вовремя разобрались, но сколько чемоданов,
коробов, узлов пришлось перетаскать - ужас! Да и детей нельзя было
оставлять под ногами у суетливо мечущихся взрослых. Двоих сразу на плечо -
и к автобусу. Главное - не перепутать номер на бирках, а детей много, они
ерзают, кричат что-то своим друзьям и подружкам, появившимся за месяцы,
проведенные в этом человеческом котле...
- Ах ты, манихей хренов!
Виктор вздрогнул и чуть не упал со скамьи. Могучий рык Мартына согнал
дремоту. Месроп невозмутимо нюхал огурец, хитро поглядывая на Сармата.
Немного посопев на Месропом, Мартын сел и, к изумлению Виктора, засмеялся.
- Ну, чего там не разобрали? - вмешался Сармат.
- Почему же, - спокойно ответил Мартын, - мы во всем разобрались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144