Эд протягивает ей записку Фиска.
- Мисс Мальвази, пожалуйста, прочтите это.
Читает сосредоточенно, сжевывая с губ яркую помаду.
- Ну и что?
- Вы это подтверждаете или нет?
- Я без адвоката ни слова не скажу.
- В ближайшие семьдесят два часа адвокат вам не полагается.
- Вы права не имеете так долго меня тут держать!
«Пра-а-ава не имеете» - выговор нью-йоркских низов.
- Здесь - не имеем. А в женской тюрьме - почему бы и нет?
Лоррейн сильно, до крови, обкусывает ноготь.
- Вы пра-а-ава такого не имеете!
- Еще как имею, милочка. Шерон Костенца здесь, у нас, и внести за тебя залог некому. Пирс Пэтчетт под наблюдением, а твоя подружка Ава раскололась и рассказала нам все, что здесь написано. Она заговорила первой и все, что от тебя требуется, - пролить свет на кое-какие детали.
- Ничего я вам не скажу! - всхлипнув, заявляет Рита Хейворт.
- Почему?
- Ну, Пирс та-акой добрый, а я…
Эд перебивает:
- С Пирсом покончено. Линн Брэкен подала на него заявление. Сейчас она под нашей защитой. Я могу пойти за ответами к ней, а могу, чтобы не ходить далеко, расспросить тебя.
- Но я не могу…
- Сможешь, милочка.
- Ну я не зна-аю…
- Подумай хорошенько о том, что тебя ждет. Только по заявлению Полы Браун тебе можно предъявить десяток уголовных обвинений. Слыхала о лесбиянках в тюрьме? Не боишься?
Молчит.
- Боишься? И правильно делаешь. Но знаешь, страшнее всего надзирательницы. Такая работа не для нормальной женщины: идут туда уродины, природой обиженные садистки, которые всех женщин ненавидят, а молодых и красивых - особенно. Представляешь, каково придется в тюрьме такой красотке, как ты, да еще и похожей на кинозвезду?
- Ладно, ладно, я все расскажу!
Эд достает блокнот, пишет: «Хронология». Лоррейн:
- Только Пирс не виноват, тот человек его заставил!
- Какой человек?
- Не знаю. Правда, честное слово, не знаю!
Подчеркивает «хронологию».
- Когда ты начала работать у Пэтчетта?
- В двадцать один год.
- В каком году?
- В пятьдесят первом.
- Терри Лакс сделан тебе пластическую операцию?
- Да, чтобы я стана еще красивее!
- Так, понятно. А что это за человек, о котором ты сейчас говорила?
- Да не зна-а-аю я! Как же я могу сказать, если не зна-а-аю!
- Хорошо-хорошо, успокойся. Итак, ты подтверждаешь заявление Полы Браун и утверждаешь, что в занятия вымогательством Пирса Пэтчетта втянул некий человек, имя которого тебе неизвестно. Так?
Лоррейн закуривает очередную сигарету.
- «Вымогательство» - это типа шантаж? Ну да, так.
- Когда, Лоррейн? Когда это началось?
Она начинает считать на пальцах.
- Пять лет назад. В мае.
«Хронология» подчеркнута уже двумя жирными линиями.
- В мае пятьдесят третьего года?
- Ну да. Я хорошо помню, у меня как раз тогда отец помер. Пирс нас всех собрал и объяснил, что мы должны делать. Еще сказал, что ему самому это не по душе, но тот человек взял его… ну, вы понимаете за что. А что за человек, он не сказал. Я думаю, никто из наших тоже не знает.
Хронология - через месяц после «Ночной совы».
- А теперь подумай, Лоррейн. Помнишь бойню в «Ночной сове»?
- Чего? А, это когда кого-то застрелили?
- Ладно, неважно. Что еще тогда сказан вам Пэтчетт?
- Ничего не сказал.
- А что еще ты об этом знаешь? О Пэтчетте и шантаже? Заметь, Лоррейн, я не спрашиваю, занималась ты этим сама или нет. Меня интересует только то, что ты знаешь.
- Ну вот… Знаете, где-то за три месяца до того или, может, чуть меньше я слышала, как Пэтчетт сказал Веронике - ну то есть Линн, - что заключил сделку с тем скандальным журналистом, которого потом убили. Что он будет расспрашивать нас о… Ну, знаете, о том, какие у наших клиентов есть разные странности и передавать этому журналисту, а тот будет этим людям угрожать. Типа гоните баксы, а то у себя в журнале все про вас пропечатаю.
Подтверждение теории шантажа. И подтверждение того, что Линн - по каким-то одной ей ведомым причинам - на стороне Эда. Она не пошла к Пэтчетту, ничего ему не сказала: иначе он не позволил бы своим девушкам явиться на допрос.
- Лоррейн, сержант Клекнер показывал тебе порнографические снимки?
Кивает:
- Я и ему уже сказала, и вам могу сказать - никого там не знаю. А от этих картинок с покойниками у меня мороз по коже.
Эд выходит. В холле поджидает его Дуэйн Фиск.
- Отличная работа, сэр. Когда она заговорила о «том человеке», я тут же пошел к Аве и сверил показания. Она все подтвердила и заявила, что тоже не знает его имени.
Эд кивает:
- Скажи ей, что Рита и Йоркин задержаны, а ее саму отпусти. Пусть бежит к папочке. Как у Клекнера дела с Йоркином?
Фиск качает головой:
- Этот парень крепкий орешек. Дону с ним не справиться. Жаль, Бада Уайта нет - вот кто бы нам сейчас пригодился!
- Без него обойдемся. Теперь вот чего я от тебя хочу: отведи Лакса и Гейслера пообедать. Лакс пришел добровольно, так что держись с ними вежливо. Скажи Гейслеру, что речь идет о множественных убийствах, что мы готовы гарантировать Лаксу полный иммунитет и письменное обязательство не допрашивать его в суде. Скажи, что все бумаги уже подписаны. Если попросит подтверждения, дай ему телефон Эллиса Лоу.
Фиск кивает, исчезает в камере № 5. Эд заглядывает в номер первый.
Честер Йоркин один, перед зеркалом разглядывает себя, строит гримасы, складывает фигуры из пальцев - дескать, накося и хрен вам… Костлявый парень с набриолиненной челкой, на руках шрамы - следы уколов?
Эд входит в камеру. Честер:
- Ух ты, а ведь я тебя знаю! В газете видел твою фотку.
Эд приглядывается к его рукам. Верно - типичные наркоманские дорожки.
- Да, в последнее время я часто появляюсь в новостях.
Честер, нагло хихикая:
- Мощно ты им завернул: «Я никогда не бью подозреваемых, потому что полицейские тем и отличаются от преступников, что не ставят себя с ними на одну доску». А хочешь знать, чем я отличаюсь от разных там мудаков? Тем, что корешей не продаю. А все копы - хуесосы, прям кончают, когда им корешей закладывают.
Бад Уайт. Как повел бы себя Бад Уайт?
- Закончил?
- Нет еще. Знаешь что? Мучи-Маус твоего папашу в жопу…
Главное - не бояться. Как Бад Уайт.
Локтем - в кадык. Честер задыхается, хватается за горло, Эд мгновенно оказывается у него за спиной, заводит руки назад, защелкивает наручники.
Не бояться? Черт побери, да он обделаться готов от страха! Но руки не дрожат, движения резкие и уверенные. Смотри, папа: твой сын - больше не трус.
Йоркин забивается в угол.
Еще один фирменный прием Бада Уайта: схватив одной рукой стул, запустить его в стену над головой Честера. Йоркин пытается уползти, Эд пинком загоняет его обратно в угол. Теперь можно и поговорить. Спокойно, Эд: следи, чтобы не задрожал голос, не смягчился взгляд за стеклами очков.
- А теперь рассказывай все. О порнухе, о прочем дерьме, которое толкал Пэтчетт через «Флер-де-Лис».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
- Мисс Мальвази, пожалуйста, прочтите это.
Читает сосредоточенно, сжевывая с губ яркую помаду.
- Ну и что?
- Вы это подтверждаете или нет?
- Я без адвоката ни слова не скажу.
- В ближайшие семьдесят два часа адвокат вам не полагается.
- Вы права не имеете так долго меня тут держать!
«Пра-а-ава не имеете» - выговор нью-йоркских низов.
- Здесь - не имеем. А в женской тюрьме - почему бы и нет?
Лоррейн сильно, до крови, обкусывает ноготь.
- Вы пра-а-ава такого не имеете!
- Еще как имею, милочка. Шерон Костенца здесь, у нас, и внести за тебя залог некому. Пирс Пэтчетт под наблюдением, а твоя подружка Ава раскололась и рассказала нам все, что здесь написано. Она заговорила первой и все, что от тебя требуется, - пролить свет на кое-какие детали.
- Ничего я вам не скажу! - всхлипнув, заявляет Рита Хейворт.
- Почему?
- Ну, Пирс та-акой добрый, а я…
Эд перебивает:
- С Пирсом покончено. Линн Брэкен подала на него заявление. Сейчас она под нашей защитой. Я могу пойти за ответами к ней, а могу, чтобы не ходить далеко, расспросить тебя.
- Но я не могу…
- Сможешь, милочка.
- Ну я не зна-аю…
- Подумай хорошенько о том, что тебя ждет. Только по заявлению Полы Браун тебе можно предъявить десяток уголовных обвинений. Слыхала о лесбиянках в тюрьме? Не боишься?
Молчит.
- Боишься? И правильно делаешь. Но знаешь, страшнее всего надзирательницы. Такая работа не для нормальной женщины: идут туда уродины, природой обиженные садистки, которые всех женщин ненавидят, а молодых и красивых - особенно. Представляешь, каково придется в тюрьме такой красотке, как ты, да еще и похожей на кинозвезду?
- Ладно, ладно, я все расскажу!
Эд достает блокнот, пишет: «Хронология». Лоррейн:
- Только Пирс не виноват, тот человек его заставил!
- Какой человек?
- Не знаю. Правда, честное слово, не знаю!
Подчеркивает «хронологию».
- Когда ты начала работать у Пэтчетта?
- В двадцать один год.
- В каком году?
- В пятьдесят первом.
- Терри Лакс сделан тебе пластическую операцию?
- Да, чтобы я стана еще красивее!
- Так, понятно. А что это за человек, о котором ты сейчас говорила?
- Да не зна-а-аю я! Как же я могу сказать, если не зна-а-аю!
- Хорошо-хорошо, успокойся. Итак, ты подтверждаешь заявление Полы Браун и утверждаешь, что в занятия вымогательством Пирса Пэтчетта втянул некий человек, имя которого тебе неизвестно. Так?
Лоррейн закуривает очередную сигарету.
- «Вымогательство» - это типа шантаж? Ну да, так.
- Когда, Лоррейн? Когда это началось?
Она начинает считать на пальцах.
- Пять лет назад. В мае.
«Хронология» подчеркнута уже двумя жирными линиями.
- В мае пятьдесят третьего года?
- Ну да. Я хорошо помню, у меня как раз тогда отец помер. Пирс нас всех собрал и объяснил, что мы должны делать. Еще сказал, что ему самому это не по душе, но тот человек взял его… ну, вы понимаете за что. А что за человек, он не сказал. Я думаю, никто из наших тоже не знает.
Хронология - через месяц после «Ночной совы».
- А теперь подумай, Лоррейн. Помнишь бойню в «Ночной сове»?
- Чего? А, это когда кого-то застрелили?
- Ладно, неважно. Что еще тогда сказан вам Пэтчетт?
- Ничего не сказал.
- А что еще ты об этом знаешь? О Пэтчетте и шантаже? Заметь, Лоррейн, я не спрашиваю, занималась ты этим сама или нет. Меня интересует только то, что ты знаешь.
- Ну вот… Знаете, где-то за три месяца до того или, может, чуть меньше я слышала, как Пэтчетт сказал Веронике - ну то есть Линн, - что заключил сделку с тем скандальным журналистом, которого потом убили. Что он будет расспрашивать нас о… Ну, знаете, о том, какие у наших клиентов есть разные странности и передавать этому журналисту, а тот будет этим людям угрожать. Типа гоните баксы, а то у себя в журнале все про вас пропечатаю.
Подтверждение теории шантажа. И подтверждение того, что Линн - по каким-то одной ей ведомым причинам - на стороне Эда. Она не пошла к Пэтчетту, ничего ему не сказала: иначе он не позволил бы своим девушкам явиться на допрос.
- Лоррейн, сержант Клекнер показывал тебе порнографические снимки?
Кивает:
- Я и ему уже сказала, и вам могу сказать - никого там не знаю. А от этих картинок с покойниками у меня мороз по коже.
Эд выходит. В холле поджидает его Дуэйн Фиск.
- Отличная работа, сэр. Когда она заговорила о «том человеке», я тут же пошел к Аве и сверил показания. Она все подтвердила и заявила, что тоже не знает его имени.
Эд кивает:
- Скажи ей, что Рита и Йоркин задержаны, а ее саму отпусти. Пусть бежит к папочке. Как у Клекнера дела с Йоркином?
Фиск качает головой:
- Этот парень крепкий орешек. Дону с ним не справиться. Жаль, Бада Уайта нет - вот кто бы нам сейчас пригодился!
- Без него обойдемся. Теперь вот чего я от тебя хочу: отведи Лакса и Гейслера пообедать. Лакс пришел добровольно, так что держись с ними вежливо. Скажи Гейслеру, что речь идет о множественных убийствах, что мы готовы гарантировать Лаксу полный иммунитет и письменное обязательство не допрашивать его в суде. Скажи, что все бумаги уже подписаны. Если попросит подтверждения, дай ему телефон Эллиса Лоу.
Фиск кивает, исчезает в камере № 5. Эд заглядывает в номер первый.
Честер Йоркин один, перед зеркалом разглядывает себя, строит гримасы, складывает фигуры из пальцев - дескать, накося и хрен вам… Костлявый парень с набриолиненной челкой, на руках шрамы - следы уколов?
Эд входит в камеру. Честер:
- Ух ты, а ведь я тебя знаю! В газете видел твою фотку.
Эд приглядывается к его рукам. Верно - типичные наркоманские дорожки.
- Да, в последнее время я часто появляюсь в новостях.
Честер, нагло хихикая:
- Мощно ты им завернул: «Я никогда не бью подозреваемых, потому что полицейские тем и отличаются от преступников, что не ставят себя с ними на одну доску». А хочешь знать, чем я отличаюсь от разных там мудаков? Тем, что корешей не продаю. А все копы - хуесосы, прям кончают, когда им корешей закладывают.
Бад Уайт. Как повел бы себя Бад Уайт?
- Закончил?
- Нет еще. Знаешь что? Мучи-Маус твоего папашу в жопу…
Главное - не бояться. Как Бад Уайт.
Локтем - в кадык. Честер задыхается, хватается за горло, Эд мгновенно оказывается у него за спиной, заводит руки назад, защелкивает наручники.
Не бояться? Черт побери, да он обделаться готов от страха! Но руки не дрожат, движения резкие и уверенные. Смотри, папа: твой сын - больше не трус.
Йоркин забивается в угол.
Еще один фирменный прием Бада Уайта: схватив одной рукой стул, запустить его в стену над головой Честера. Йоркин пытается уползти, Эд пинком загоняет его обратно в угол. Теперь можно и поговорить. Спокойно, Эд: следи, чтобы не задрожал голос, не смягчился взгляд за стеклами очков.
- А теперь рассказывай все. О порнухе, о прочем дерьме, которое толкал Пэтчетт через «Флер-де-Лис».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130