Даже не так: больше не страдать — вот и все, чего вы желаете. Впрочем, если вы действительно настолько несчастны...
— Лидия, это кокетство вам не к лицу! Вы прекрасно понимаете, что речь идет о другом...
— Кокетство?!
На этот раз Лидия остановилась. Она попыталась освободиться, но я удержал ее и даже взял ладонь Лидии в свои руки. Несколько секунд ее рука вырывалась, потом подчинилась, осталась в моей. Лидия отвернулась:
— Пойдем.
Земля уже затвердела, деревья стояли обнаженные. Мне вспомнился Сент-Игнас-де-Манд.
— Как же плохо вы меня знаете, если говорите о кокетстве. Да во мне не больше кокетства, чем в камне или рыбе!
Рука, которую я держал, не была ни камнем, ни рыбой. Но все же мне необходимо было прояснить все до конца, добраться до самой сердцевины нашей тайны.
— Вы еще не забыли, о чем просили меня в тот вечер?.. В тот страшный вечер...— с усилием произнес я.— Я выполнил вашу просьбу и передал вам ключи. Более того, по одному вашему слову я готов был сделать все, что угодно. Даже сейчас... Но речь идет о той ночи. Правда, на какое-то время я забрал ключи и помчался домой, чтобы убедиться, что тот человек... Но не уходите же, Лидия, выслушайте меня: ведь даже если бы я застал у себя дома человека с залитыми кровью руками, я бы смолчал и принес вам свои ключи обратно, клянусь, ни о чем вас не спрашивая...
— И тем не менее вы не могли удержаться от того, чтобы проверить все самому.
— Вы правы. Любопытство и недоверчивость — не самые лучшие качества. Но, как известно из истории человечества, они всегда наказываются слишком сурово. Жена Лота обернулась на Содом и была превращена в соляной столп...
— Орфей хотел убедиться, крепко ли он держит руку Эвридики, и потерял Эвридику.
— Неужели я тоже... Но черт побери, Лидия, где вы слышали легенду об Орфее?
Я сразу же пожалел о грубости своего вопроса.
— Допустим, по радио,— пожала плечами Лидия.— Так или иначе, пусть это и впредь не мешает вам считать меня идиоткой...
На какое-то мгновение я остолбенел, онемел. В то же время я ни на мгновение не забывал о своей цели.
— Простите меня,— продолжал я,— не моя вина, что я так плохо вас знаю. Но все же скажите: я наказан за недоверие к вам?
— Нет. Я ничего против вас не имею.
— Однако, вы уже не такая со мной, как раньше.
— Почему «с вами»? Если бы вы меньше занимались своей собственной персоной, вы бы заметили, что я сама уже не такая как раньше.
Сколько могло быть ей лет? Не больше двадцати. Однако психологическая глубина ее чувств несомненно превосходила мою в сто раз. На моей стороне однако было природное упрямство. Я настаивал на своем:
— Значит, что-то все-таки случилось? Молчание.
— Послушайте, Лидия... Ваше право не отвечать, не говорить мне, почему вы уже не такая. Но и в дальнейшем смотреть на меня, как на вещь, смотреть и не видеть, вы больше не имеете права. Вы не имеете его с того вечера, когда вы попросили меня... когда вы мне сказали: «Я подумала, что вас я могу просить об этом». Такое не говорят первому встречному...
И тут мою душу тронули дрожащие нотки в голосе девушки:
— Целовать себя тоже не позволяют первому встречному. Свою руку не оставляют в руке первого встречного. Сейчас я иду за руку с вами, как ваша любовница или невеста, но, кажется, это мало для вас значит. Для меня же это значит очень много.
— Лидия!
— Нет, идем дальше. Вот видите, мы подходим к большому бассейну. Мы обойдем его вместе, а потом разойдемся в разные стороны. Сейчас мне нужно идти... туда, куда я должна идти.
Я заставил Лидию остановиться, я держал ее за оба локтя.
— Послушайте, мы не можем расстаться просто так. Нам нельзя больше расходиться в разные стороны. Вы прекрасно знаете, что можете распоряжаться мной, как вам заблагорассудится: скажите, что нужно сделать, чтобы помочь вам. Лидия, прошу вас, скажите...
Она отвернулась и потянула меня дальше.
— Вы ничего не можете для меня сделать. Никто ничего не может для меня сделать.
— Не бывает таких положений, когда можно отказаться от протянутой вам руки влюбленного мужчины! — закричал я.
— Нет, такие положения существуют. И именно в таком положении я сейчас нахожусь. Что вам нужно еще от меня услышать?
В морозном воздухе голос Лидии звенел на драматической ноте. Над Сеной кричали чайки. Лидия положила руку мне на плечо, и я заметил, как смягчилось выражение ее лица.
— Дорогой Робер Норрей... Если бы я могла просить кого-нибудь о помощи, я бы обратилась только к вам. В этом я вам клянусь. А теперь прощайте.
Она быстро поцеловала меня в щеку, как маленькая девочка. И пошла от меня прочь. Я догнал ее, схватил за руку.
— Лидия, в котором часу вы возвращаетесь домой?
— Еще не знаю. Вечером.
— Пообедайте со мной в Париже, и мы вернемся вместе. Прошу вас, не отказывайтесь... Лидия...
Она смотрела на меня и грустно улыбалась. Ветер разделял ей волосы на затылке, швырял вперед, закрывал ими лицо.
— Это безумие,— сказала она.— Но будь что будет! Я согласна.
— Обычно я освобождаюсь около восьми часов, но сегодня постараюсь уйти пораньше. Вы сможете быть в восемь в баре Сентра, в начале бульвара Малерб, справа? Я знаю маленький ресторанчик на улице Анжу...
— В баре Сентра? Не слишком ли это для меня шикарно?
— Вы сами не знаете, что говорите, Лидия, нет девушки шикарнее вас. Я буду там в восемь, обещаю вам. Вы ведь придете, правда?
— Да, до вечера.
Она ушла. Потом обернулась, чтобы помахать мне рукой. Она плыла по площади Согласия, как корабль на морском просторе. А я стоял, привязанный к своему берегу, и уже отгонял одолевавшие меня мысли, потому что не хотел думать ни о чем, кроме этого, такого желанного силуэта... «Сумасшедший!», шептал мой внутренний голос. Но был ли я сумасшедшим? Едва только бежевое пальто Лидии исчезло за деревьями Кур-ла-Рэн, передо мной в ослепительном свете возникла единственная цель — «знать». Я достиг той точки, в которой моя жизнь соединялась с другой жизнью, и речь уже не шла о флирте или романе: моя судьба стала называться «Лидия». Мне необходимо было любой ценой узнать эту судьбу. «Сейчас мне нужно идти туда, куда я должна идти», сказала Лидия. И я узнаю, куда она пошла. Я бросился вслед за ней.
Никогда не испытывал я более сильного чувства вины, чем тогда, когда мне случалось наблюдать за людьми, которые об этом не знали.
Тогда чувствуешь себя так, как будто совершил больше чем нескромность — похищение чужого «я». Не выпуская из поля зрения Лидию, быстро идущую вдоль Сены, я говорил себе еще, что добровольно подвергаюсь огромному риску. Что если она увидит меня, что если спросит, почему иду за ней? Ну да ладно. Не менее страшным было бы «не знать». Вряд ли вообще было что-то более важное с того самого момента, когда меня перестало волновать то, что моим тестем будет кабатчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Лидия, это кокетство вам не к лицу! Вы прекрасно понимаете, что речь идет о другом...
— Кокетство?!
На этот раз Лидия остановилась. Она попыталась освободиться, но я удержал ее и даже взял ладонь Лидии в свои руки. Несколько секунд ее рука вырывалась, потом подчинилась, осталась в моей. Лидия отвернулась:
— Пойдем.
Земля уже затвердела, деревья стояли обнаженные. Мне вспомнился Сент-Игнас-де-Манд.
— Как же плохо вы меня знаете, если говорите о кокетстве. Да во мне не больше кокетства, чем в камне или рыбе!
Рука, которую я держал, не была ни камнем, ни рыбой. Но все же мне необходимо было прояснить все до конца, добраться до самой сердцевины нашей тайны.
— Вы еще не забыли, о чем просили меня в тот вечер?.. В тот страшный вечер...— с усилием произнес я.— Я выполнил вашу просьбу и передал вам ключи. Более того, по одному вашему слову я готов был сделать все, что угодно. Даже сейчас... Но речь идет о той ночи. Правда, на какое-то время я забрал ключи и помчался домой, чтобы убедиться, что тот человек... Но не уходите же, Лидия, выслушайте меня: ведь даже если бы я застал у себя дома человека с залитыми кровью руками, я бы смолчал и принес вам свои ключи обратно, клянусь, ни о чем вас не спрашивая...
— И тем не менее вы не могли удержаться от того, чтобы проверить все самому.
— Вы правы. Любопытство и недоверчивость — не самые лучшие качества. Но, как известно из истории человечества, они всегда наказываются слишком сурово. Жена Лота обернулась на Содом и была превращена в соляной столп...
— Орфей хотел убедиться, крепко ли он держит руку Эвридики, и потерял Эвридику.
— Неужели я тоже... Но черт побери, Лидия, где вы слышали легенду об Орфее?
Я сразу же пожалел о грубости своего вопроса.
— Допустим, по радио,— пожала плечами Лидия.— Так или иначе, пусть это и впредь не мешает вам считать меня идиоткой...
На какое-то мгновение я остолбенел, онемел. В то же время я ни на мгновение не забывал о своей цели.
— Простите меня,— продолжал я,— не моя вина, что я так плохо вас знаю. Но все же скажите: я наказан за недоверие к вам?
— Нет. Я ничего против вас не имею.
— Однако, вы уже не такая со мной, как раньше.
— Почему «с вами»? Если бы вы меньше занимались своей собственной персоной, вы бы заметили, что я сама уже не такая как раньше.
Сколько могло быть ей лет? Не больше двадцати. Однако психологическая глубина ее чувств несомненно превосходила мою в сто раз. На моей стороне однако было природное упрямство. Я настаивал на своем:
— Значит, что-то все-таки случилось? Молчание.
— Послушайте, Лидия... Ваше право не отвечать, не говорить мне, почему вы уже не такая. Но и в дальнейшем смотреть на меня, как на вещь, смотреть и не видеть, вы больше не имеете права. Вы не имеете его с того вечера, когда вы попросили меня... когда вы мне сказали: «Я подумала, что вас я могу просить об этом». Такое не говорят первому встречному...
И тут мою душу тронули дрожащие нотки в голосе девушки:
— Целовать себя тоже не позволяют первому встречному. Свою руку не оставляют в руке первого встречного. Сейчас я иду за руку с вами, как ваша любовница или невеста, но, кажется, это мало для вас значит. Для меня же это значит очень много.
— Лидия!
— Нет, идем дальше. Вот видите, мы подходим к большому бассейну. Мы обойдем его вместе, а потом разойдемся в разные стороны. Сейчас мне нужно идти... туда, куда я должна идти.
Я заставил Лидию остановиться, я держал ее за оба локтя.
— Послушайте, мы не можем расстаться просто так. Нам нельзя больше расходиться в разные стороны. Вы прекрасно знаете, что можете распоряжаться мной, как вам заблагорассудится: скажите, что нужно сделать, чтобы помочь вам. Лидия, прошу вас, скажите...
Она отвернулась и потянула меня дальше.
— Вы ничего не можете для меня сделать. Никто ничего не может для меня сделать.
— Не бывает таких положений, когда можно отказаться от протянутой вам руки влюбленного мужчины! — закричал я.
— Нет, такие положения существуют. И именно в таком положении я сейчас нахожусь. Что вам нужно еще от меня услышать?
В морозном воздухе голос Лидии звенел на драматической ноте. Над Сеной кричали чайки. Лидия положила руку мне на плечо, и я заметил, как смягчилось выражение ее лица.
— Дорогой Робер Норрей... Если бы я могла просить кого-нибудь о помощи, я бы обратилась только к вам. В этом я вам клянусь. А теперь прощайте.
Она быстро поцеловала меня в щеку, как маленькая девочка. И пошла от меня прочь. Я догнал ее, схватил за руку.
— Лидия, в котором часу вы возвращаетесь домой?
— Еще не знаю. Вечером.
— Пообедайте со мной в Париже, и мы вернемся вместе. Прошу вас, не отказывайтесь... Лидия...
Она смотрела на меня и грустно улыбалась. Ветер разделял ей волосы на затылке, швырял вперед, закрывал ими лицо.
— Это безумие,— сказала она.— Но будь что будет! Я согласна.
— Обычно я освобождаюсь около восьми часов, но сегодня постараюсь уйти пораньше. Вы сможете быть в восемь в баре Сентра, в начале бульвара Малерб, справа? Я знаю маленький ресторанчик на улице Анжу...
— В баре Сентра? Не слишком ли это для меня шикарно?
— Вы сами не знаете, что говорите, Лидия, нет девушки шикарнее вас. Я буду там в восемь, обещаю вам. Вы ведь придете, правда?
— Да, до вечера.
Она ушла. Потом обернулась, чтобы помахать мне рукой. Она плыла по площади Согласия, как корабль на морском просторе. А я стоял, привязанный к своему берегу, и уже отгонял одолевавшие меня мысли, потому что не хотел думать ни о чем, кроме этого, такого желанного силуэта... «Сумасшедший!», шептал мой внутренний голос. Но был ли я сумасшедшим? Едва только бежевое пальто Лидии исчезло за деревьями Кур-ла-Рэн, передо мной в ослепительном свете возникла единственная цель — «знать». Я достиг той точки, в которой моя жизнь соединялась с другой жизнью, и речь уже не шла о флирте или романе: моя судьба стала называться «Лидия». Мне необходимо было любой ценой узнать эту судьбу. «Сейчас мне нужно идти туда, куда я должна идти», сказала Лидия. И я узнаю, куда она пошла. Я бросился вслед за ней.
Никогда не испытывал я более сильного чувства вины, чем тогда, когда мне случалось наблюдать за людьми, которые об этом не знали.
Тогда чувствуешь себя так, как будто совершил больше чем нескромность — похищение чужого «я». Не выпуская из поля зрения Лидию, быстро идущую вдоль Сены, я говорил себе еще, что добровольно подвергаюсь огромному риску. Что если она увидит меня, что если спросит, почему иду за ней? Ну да ладно. Не менее страшным было бы «не знать». Вряд ли вообще было что-то более важное с того самого момента, когда меня перестало волновать то, что моим тестем будет кабатчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51