Отец Этьен вернулся к своему столу, открыл книгу с «раздумьями» и вынул оттуда маленькую карточку.
— Вот, господа. Офицер, адрес которого тут обозначен, также наш бывший воспитанник. Вы можете обратиться к нему от моего имени.
Мы попрощались с отцом-настоятелем и снова пересекли сад «а-ля франсез». Из двери с надписью «Лазарет» вышел высокий подросток и, поравнявшись с нами, поздоровался. Под мышкой он держал книгу. Его взгляд был серьезным и внимательным.
— Пьер Маргла двадцать лет тому назад,— заметил Бертрикс. Сторож открыл ворота. Последний раз я оглянулся на эти стены,
решетку оградь. и покрытый льдом бассейн, прямые аллеи за ним, на весь этот ансамбль, ни один квадратный метр которого не должен был ускользнуть от взгляда отца-настоятеля, когда тот смотрел в окно.
Воистину, судьбы человеческие неисповедимы,— сказал я своему спутнику.— В третьем классе лицея со мной учился пай-мальчик, который всем нам казался младенцем или девчонкой, таким он был послушным и застенчивым. Мы насмехались над ним, потому что мать встречала его у входа дважды в день... Как раз перед войной я случайно узнал о гибели моего одноклассника: его исколотое ножом тело вытянули из Босфора...
Пьер Бертрикс покачал головой:
— Не такие уж они неисповедимые. Ведь матушка не могла быть вечной. Сложнее было бы предвидеть другую возможность — что ваш товарищ «подрезал» кого-то сам.
Мы прекрасно позавтракали в гостинице в Жеводане и в четыре часа сели на поезд в направлении Бастид-Сен-Лоран. Поезд пересекал совершенно дикую, безлюдную местность, точно такой трагический тип пейзажа, который люди Великого столетия называли «жутким». Уже затвердевший на вид снег покрывал верхушки гор до границы черных елей. Во впадинах глубоких долин постепенно сгущался туман. Пьер Маргла, родом из Алэ, департамент Гар... Я, конечно, иначе представлял себе атмосферу его юности. Человек с Юга...
— Алэ — не Юг,— заметил Пьер Бертрикс, сидевший рядом со мной.— Впрочем, учтите, что эти иезуиты, воспитатели аристократии и богатых буржуа из Нима, Монпелье, Безьера и даже Марселя, знали что делали, расположив свой питомник в таком жестком климате. Южные характеры зачастую нуждаются в закалке.
Услышав это слово — закалка, я не мог не вспомнить о ноже мясника, пронзившем грудь третьей жертве Тополиного острова.
— Вы вели разговор с отцом Этьеном таким образом, как будто Маргла никогда не обвинялся в убийстве,— обратился я к детективу, лицо которого было уже едва различимо в сумерках, окутавших неосвещенный поезд.
— У вас и вправду сложилось такое впечатление?
— Да. А что, вы делаете из этого какие-то выводы?
— Упаси меня Бог делать выводы,— засмеялся Пьер Бертрикс.— До этого еще далеко. Мы едва обнаружили несколько отправных точек.
Про себя я решил, что в таком темпе расследование будет длиться года два. В темноте, однако, я угадал улыбку Бертрикса. Похоже, он читал мои мысли.
— Когда-то я был таким же нетерпеливым, как и вы,— сказал он.—Но успокойтесь — я таким и остался. У меня нет привычки затягивать расследоване. Просто я начинаю с начала, вот и все. Дайте мне еще немного времени. Меньше двух недель.
— Чтобы найти Пьера Маргла?
— Да, чтобы закончить дело.
— Вы уже напали на след?
— Нет.
— Но у вас хотя бы есть какие-то догадки? Или, может быть, версия?
— У меня есть две-три простые мысли, вот и все.
Наш разговор прервал невыносимый скрежет поезда, берущего приступом изогнутый склон. Мы еле двигались во все сгущавшейся темноте, часто останавливаясь на затерянных в горах станциях. Заходили крестьяне, одетые в распарованную военную форму, нагруженные ящиками. Мы говорили шепотом, повышая или понижая тон в зависимости от громыхания нашего поезда.
— Я не собираюсь разыгрывать перед вами Шерлока Холмса,— продолжал Бертрикс, когда мы наконец выехали на равнину.— Я буду постепенно разъяснять вам ход моего расследования и, если не объясняю всего уже теперь, то только потому, что мои предположения или, скорее, некоторые мысли о возможных направлениях поиска основываются на очень ограниченной информации. Через четыре или пять дней, а может, и раньше, я сообщу вам обо всех своих находках, и дальше мы будем действовать вместе — вот увидите, как это просто.
— Послушайте,— сказал я,— я глубоко тронут вашим дружеским отношением, чистосердечностью... Это так... любезно с вашей стороны. Но, поверьте, я ни в коей мере не чувствую себя подготовленным для того, чтобы действовать вместе с вами, как вы только что сказали. Вы позволяете мне сопровождать вас в вашем расследовании — это уже прекрасно. А помощь, которую я могу оказать вам, очень незначительна, чтобы не сказать ничтожна.
— Она намного значительнее, чем вы себе представляете. Наконец в поезде появился свет, наверное потому, что мы уже прибывали. Пьер Бертрикс повернулся ко мне:
— Я задам вам один вопрос. Подумайте, прежде чем ответить, и либо не отвечайте совсем, либо скажите: «Не знаю», ибо, в конце концов, есть много вещей, которые мы совершаем, сами не зная зачем. Так вот: почему вы пришли ко мне?
Свет электрической лампы был слишком ярким. Поезд дважды победно загудел.
— Честное слово,— вымолвил наконец я,— для этого было много причин, но мне трудно определить, какая была самой весомой...
— Конечно.
— Я должен признаться, что эта история по-настоящему захватила меня и пробудившееся любопытство не давало больше покоя. Мне хотелось узнать, что будет дальше, как в детективных романах...
— Понимаю.
— И когда комиссар Кретея сообщил, что за это дело взялись вы, он рассказал о вас в таких выражениях, что мне захотелось как можно скорее познакомиться с вами...
— Это прекрасный человек и, конечно, он был ко мне слишком снисходителен. Но, кажется, мы уже приехали.
Впритирку к платформе, поезд вползал на вокзал Бастид-Сен-Лоран. Через полчаса экспресс уносил нас в Париж.
Представьте себе, что вас втянули в какую-то темную, подозрительную, опасную историю, которая вам совершенно ни к чему, и более того, вы сами себя затащили в еще большие дебри, говоря неправду, или точнее, умалчивая часть правды перед человеком, который должен распутать это дело. Как выйти из подобного положения? Конечно же, пойти к следователю и сказать ему: «Послушайте. Я забыл сообщить вам нечто важное». И дальше ни в коем случае не вмешиваться в это дело, пока вас не пригласят. Именно так бы вы и поступили. Но — нет! Человек — странное существо! Безусловно, в нашем случае нужно учитывать чертовскую привлекательность Лидии для мужчины моего возраста, да к тому же свободного от всякой сентиментальной связи. И все же это не единственная причина. Какая-то непреодолимая сила толкает вас пройти весь путь до конца, как только позади осталась табличка с надписью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51