Все представленные на этих полотнах Макэйлисы были такой же частью прошлого Кернлаха, как сама Мереуин – частью его будущего.
Гладкий лоб девушки прорезала крошечная морщинка озабоченности. Ждет ли Кернлах какое-либо будущее, кроме финансового краха? Не рассчитывает ли вероломный маркиз Монтегю уничтожить их и полностью завладеть поместьем? Она этого не допустит! Она готова, как леди Агата, вступить в войну с каждым, кто станет угрожать ее дому. Проклятый сассенах, презрительно думала Мереуин, неужели он думает одолеть их с помощью своих коварных замыслов? Ей надо разработать собственный план и постараться, чтобы Эдвард Вильерс горько пожалел о том дне, когда впервые ступил на землю Северного нагорья.
* * *
По контрасту с вчерашней мягкой весенней погодой следующее утро выдалось сумрачным и холодным. Проснувшись и выглянув в окно, Мереуин с разочарованием увидела летящие с неба снежные хлопья, поежилась, надела халат, заплела пышные золотые пряди в косу, уложив ее в низкий пучок. Раз погода плохая, стало быть, Александр отправится в овчарню, и у нее не будет возможности поговорить с ним. Вчера они с Малькольмом заперлись в кабинете – несомненно, чтобы обсудить последние деяния маркиза Монтегю, – и у нее не хватило храбрости прервать их и расспросить о намеченных планах. За обедом Александр коротко сообщил, что они обо всем позаботятся, и ей нечего беспокоиться, и пусть она, как всегда, полагается на него.
Спускаясь по лестнице, девушка заглянула в столовую и обнаружила там Энни и четырнадцатилетнюю Мораг, убирающих тарелки. Энни, от которой больше не требовалось услуг няньки и гувернантки, по-прежнему считалась членом семьи и ела вместе с Макэйлисами, командуя слугами в качестве домоправительницы, наставницы и распорядительницы. Была она честной и справедливой и несла на себе почти всю ответственность за домашнее хозяйство, освободив от нее Мереуин. Слуги любили и уважали ее, так что заведенный порядок вызывал всеобщее удовлетворение.
– Долгонько заспались нынче, – заметила Энни при появлении зевающей во весь рот Мереуин и, приметив под ее глазами темные круги, встревожено поинтересовалась: – Плохо спали?
– Нет, – соврала Мереуин. Если честно, она проворочалась полночи из-за последней выходки маркиза, но скорее откусила бы себе язык, чем призналась кому-нибудь в своих страхах.
– Тогда, стало быть, плохо ели, – решила Энни и положила на тарелку добрую порцию яичницы и копченой рыбы. – Сядьте и ешьте!
Мереуин ужаснулась при виде такого количества еды, но, чтобы уважить старушку, села за стол и, набив рот, спросила:
– Малькольм с Алексом уехали на холмы?
– Господи Боже, ну и манеры! – в отчаянии возопила Энни, усаживаясь рядом со своей юной подопечной и неодобрительно покачивая седой головой. – Угу, уехали. В четыре утра. – Она сокрушенно причмокнула. – Они всегда так работают в пору окота да еще при стрижке.
Мереуин обиженно выпятила нижнюю губку.
– Я предложила помочь, но…
– И совсем это вам ни к чему, – проворчала Энни, назидательно подняв палец. – Мне без того забот хватает с вашей одеждой после этих бешеных скачек! Я вчера говорила и снова скажу: вам пора замуж, да поскорее! Бог свидетель, мистер Алекс не может держать вас в узде, а мистеру Кольму и пробовать нечего! Ребеночек – вот что вам требуется…
– Пожалуйста, – охнула Мереуин, широко открывая темно-синие глаза, – может быть, поговорим о другом?
Энни сохраняла суровость.
– Ладно, только не думайте, что я на этом успокоюсь! Пускай только мастер Алекс вернется, я с ним потолкую. Поглядите-ка на себя, детка, какая вы ладненькая… В самом соку! Пора лэрду подыскивать вам подходящего мужа.
– Энни…
– Ну-ну, я, может, и лишнего наговорила, да как сказано, так и будет.
Мереуин глубоко вздохнула:
– Этого я и боюсь.
Теперь, когда девушка почти опустошила тарелку, Энни поднялась на ноги.
– Доедайте, да этим тварям ничего не кидайте, – велела она, указывая на пару гончих собак, лежащих в полной готовности под столом и не сводящих глаз со своей юной хозяйки, вечно сующей им подачки.
– Не буду, – пообещала Мереуин, хотя именно это и собиралась сделать.
Как только за старой нянькой закрылась дверь, собаки получили желанное угощение. Любовно поглаживая шелковистую шерсть, Мереуин рассмеялась и увернулась от их языков.
Рем и Ромул были представителями старой породы гончих собак с длинной родословной, охотников на оленей, живших в доме Макэйлисов со времен восшествия на престол Стюартов. Александр взял свою собаку с собой, когда пришли англичане, и привез в Кернлах щенка, когда навсегда покинул Шотландскую низменность. Эти два пса были внуками его прекрасной Дины, которая умерла в день передачи замка Монтегю во владение Эдварду Вильерсу, – предзнаменования грядущих бед, как шептались между собой суеверные слуги.
– Если я съем все, что положила в тарелку Энни, – сообщила Мереуин облизывающимся собакам, – и вы не придете на помощь, то стану толще вдовушки Макичин из деревни!
Она встала, пошла к окну, со вздохом отметила, что снег перешел в дождь. Опершись о подоконник, постояла, погруженная в глубокие думы, и вдруг резко выпрямилась, заметив движение на подъездной дороге далеко внизу. Вглядевшись, девушка увидела, что к замку несется всадник, низко пригнувшийся к седлу, с поднятым из-за дождя и пронизывающего ветра воротником, но без шапки, его редкие волосы прилипли к голове. Как Мереуин ни напрягала глаза, узнать седока не могла, и любопытство ее нарастало.
Отпихнув в сторону нетерпеливо ожидающих очередного лакомого кусочка собак, она быстро пробежала по каменному полу вестибюля и прильнула к замочной скважине. Наконец всадник влетел на вымощенный булыжником двор, и тут только Мереуин признала в нем Нормана Флинта, управляющего Александра. Девушка распахнула тяжелую дубовую дверь, и он торопливо вошел, встряхиваясь, словно мокрый пес, оставляя на полу натекшие с сапог, лужи.
– Господи, мисс Мереуин, ну и денек, – провозгласил управляющий, стаскивая промокший плащ.
– Да уж, – согласилась девушка, забрала у него плащ и повесила сушиться на рога чучела оленя, стоявшего позади нее. Александр сам застрелил оленя-самца в свой пятнадцатый день рождения и никакими мольбами и наставлениями не смог отучить младшую сестру от привычки использовать рога в качестве вешалки. – Входите, вы же до костей промокли!
Норман Флинт был приближающимся к пятидесятилетнему рубежу низеньким, плотным мужчиной с пышными седыми усами и маленькими черными глазками-бусинками. Макэйлисам он служил дольше, чем помнила себя Мереуин, и знал принадлежащих семейству овец лучше любого другого, за исключением Александра и Малькольма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Гладкий лоб девушки прорезала крошечная морщинка озабоченности. Ждет ли Кернлах какое-либо будущее, кроме финансового краха? Не рассчитывает ли вероломный маркиз Монтегю уничтожить их и полностью завладеть поместьем? Она этого не допустит! Она готова, как леди Агата, вступить в войну с каждым, кто станет угрожать ее дому. Проклятый сассенах, презрительно думала Мереуин, неужели он думает одолеть их с помощью своих коварных замыслов? Ей надо разработать собственный план и постараться, чтобы Эдвард Вильерс горько пожалел о том дне, когда впервые ступил на землю Северного нагорья.
* * *
По контрасту с вчерашней мягкой весенней погодой следующее утро выдалось сумрачным и холодным. Проснувшись и выглянув в окно, Мереуин с разочарованием увидела летящие с неба снежные хлопья, поежилась, надела халат, заплела пышные золотые пряди в косу, уложив ее в низкий пучок. Раз погода плохая, стало быть, Александр отправится в овчарню, и у нее не будет возможности поговорить с ним. Вчера они с Малькольмом заперлись в кабинете – несомненно, чтобы обсудить последние деяния маркиза Монтегю, – и у нее не хватило храбрости прервать их и расспросить о намеченных планах. За обедом Александр коротко сообщил, что они обо всем позаботятся, и ей нечего беспокоиться, и пусть она, как всегда, полагается на него.
Спускаясь по лестнице, девушка заглянула в столовую и обнаружила там Энни и четырнадцатилетнюю Мораг, убирающих тарелки. Энни, от которой больше не требовалось услуг няньки и гувернантки, по-прежнему считалась членом семьи и ела вместе с Макэйлисами, командуя слугами в качестве домоправительницы, наставницы и распорядительницы. Была она честной и справедливой и несла на себе почти всю ответственность за домашнее хозяйство, освободив от нее Мереуин. Слуги любили и уважали ее, так что заведенный порядок вызывал всеобщее удовлетворение.
– Долгонько заспались нынче, – заметила Энни при появлении зевающей во весь рот Мереуин и, приметив под ее глазами темные круги, встревожено поинтересовалась: – Плохо спали?
– Нет, – соврала Мереуин. Если честно, она проворочалась полночи из-за последней выходки маркиза, но скорее откусила бы себе язык, чем призналась кому-нибудь в своих страхах.
– Тогда, стало быть, плохо ели, – решила Энни и положила на тарелку добрую порцию яичницы и копченой рыбы. – Сядьте и ешьте!
Мереуин ужаснулась при виде такого количества еды, но, чтобы уважить старушку, села за стол и, набив рот, спросила:
– Малькольм с Алексом уехали на холмы?
– Господи Боже, ну и манеры! – в отчаянии возопила Энни, усаживаясь рядом со своей юной подопечной и неодобрительно покачивая седой головой. – Угу, уехали. В четыре утра. – Она сокрушенно причмокнула. – Они всегда так работают в пору окота да еще при стрижке.
Мереуин обиженно выпятила нижнюю губку.
– Я предложила помочь, но…
– И совсем это вам ни к чему, – проворчала Энни, назидательно подняв палец. – Мне без того забот хватает с вашей одеждой после этих бешеных скачек! Я вчера говорила и снова скажу: вам пора замуж, да поскорее! Бог свидетель, мистер Алекс не может держать вас в узде, а мистеру Кольму и пробовать нечего! Ребеночек – вот что вам требуется…
– Пожалуйста, – охнула Мереуин, широко открывая темно-синие глаза, – может быть, поговорим о другом?
Энни сохраняла суровость.
– Ладно, только не думайте, что я на этом успокоюсь! Пускай только мастер Алекс вернется, я с ним потолкую. Поглядите-ка на себя, детка, какая вы ладненькая… В самом соку! Пора лэрду подыскивать вам подходящего мужа.
– Энни…
– Ну-ну, я, может, и лишнего наговорила, да как сказано, так и будет.
Мереуин глубоко вздохнула:
– Этого я и боюсь.
Теперь, когда девушка почти опустошила тарелку, Энни поднялась на ноги.
– Доедайте, да этим тварям ничего не кидайте, – велела она, указывая на пару гончих собак, лежащих в полной готовности под столом и не сводящих глаз со своей юной хозяйки, вечно сующей им подачки.
– Не буду, – пообещала Мереуин, хотя именно это и собиралась сделать.
Как только за старой нянькой закрылась дверь, собаки получили желанное угощение. Любовно поглаживая шелковистую шерсть, Мереуин рассмеялась и увернулась от их языков.
Рем и Ромул были представителями старой породы гончих собак с длинной родословной, охотников на оленей, живших в доме Макэйлисов со времен восшествия на престол Стюартов. Александр взял свою собаку с собой, когда пришли англичане, и привез в Кернлах щенка, когда навсегда покинул Шотландскую низменность. Эти два пса были внуками его прекрасной Дины, которая умерла в день передачи замка Монтегю во владение Эдварду Вильерсу, – предзнаменования грядущих бед, как шептались между собой суеверные слуги.
– Если я съем все, что положила в тарелку Энни, – сообщила Мереуин облизывающимся собакам, – и вы не придете на помощь, то стану толще вдовушки Макичин из деревни!
Она встала, пошла к окну, со вздохом отметила, что снег перешел в дождь. Опершись о подоконник, постояла, погруженная в глубокие думы, и вдруг резко выпрямилась, заметив движение на подъездной дороге далеко внизу. Вглядевшись, девушка увидела, что к замку несется всадник, низко пригнувшийся к седлу, с поднятым из-за дождя и пронизывающего ветра воротником, но без шапки, его редкие волосы прилипли к голове. Как Мереуин ни напрягала глаза, узнать седока не могла, и любопытство ее нарастало.
Отпихнув в сторону нетерпеливо ожидающих очередного лакомого кусочка собак, она быстро пробежала по каменному полу вестибюля и прильнула к замочной скважине. Наконец всадник влетел на вымощенный булыжником двор, и тут только Мереуин признала в нем Нормана Флинта, управляющего Александра. Девушка распахнула тяжелую дубовую дверь, и он торопливо вошел, встряхиваясь, словно мокрый пес, оставляя на полу натекшие с сапог, лужи.
– Господи, мисс Мереуин, ну и денек, – провозгласил управляющий, стаскивая промокший плащ.
– Да уж, – согласилась девушка, забрала у него плащ и повесила сушиться на рога чучела оленя, стоявшего позади нее. Александр сам застрелил оленя-самца в свой пятнадцатый день рождения и никакими мольбами и наставлениями не смог отучить младшую сестру от привычки использовать рога в качестве вешалки. – Входите, вы же до костей промокли!
Норман Флинт был приближающимся к пятидесятилетнему рубежу низеньким, плотным мужчиной с пышными седыми усами и маленькими черными глазками-бусинками. Макэйлисам он служил дольше, чем помнила себя Мереуин, и знал принадлежащих семейству овец лучше любого другого, за исключением Александра и Малькольма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115