А она его даже не выслушала!
«Это я во всем виновата, – грустно твердила себе Мереуин. – И заслуживаю хорошей порки за бегство и за беспокойство, причиненное братьям». И, возможно, тот ужасный гигант в замке Монтегю был прав, называя ее невоспитанной сумасбродкой!
– Ой!
– Эй, постойте-ка, что это значит?
Не обращая внимания ни на что вокруг и не отрывая глаз от булыжников под ногами, Мереуин врезалась в высокого худого мужчину, который неожиданно вывернул из-за угла и оказался прямо у нее на пути. Вина за случившееся лежала не только на ней – он слишком высокомерно задирал длинный нос и не успел вовремя заметить девушку. А теперь впился костлявыми пальцами, унизанными тяжелыми золотыми перстнями, ей в плечи и сердито встряхнул, отчего голова Мереуин запрокинулась, и мужчина взглянул ей в лицо.
Удивительная красота девушки немало поразила его: округлые, вспыхнувшие от смущения щеки, черные ресницы, обрамляющие темно-синюю бездну широко распахнутых раскосых глаз, полуоткрытые мягкие губы, маленькие белоснежные зубки. Шляпка от грубого рывка сбилась, и в неярком солнечном свете сами собой засияли выбившиеся из-под нее золотые локоны.
– Пожалуйста, простите меня, сэр, – пробормотала девушка, чей нежный голос с легким горским акцентом необычайно соответствовал ее утонченной красоте. – Я не видела, куда иду.
– Ерунда! Это я во всем виноват!
Она подняла глаза, удивленная внезапно произошедшей с ним переменой. Это был молодой, самоуверенный джентльмен, примерно ровесник Малькольма, с густыми черными бровями и длинными загнутыми усами, в весьма дорогой одежде. Однако Мереуин задалась вопросом, не принадлежит ли он к так называемому среднему классу. Как рассказывал ей Александр, к нему принадлежат люди слишком богатые, чтобы называться крестьянами, но, безусловно не титулованные и не высокородные, завоевывающие место в обществе исключительно благодаря нажитым деньгам.
В нем нет врожденного благородства, подумала Мереуин, настороженная грубостью речи, которую не смягчало даже тщательное произношение, и жестоким выражением лица, и прикинула, как бы он выглядел в другой, не столь дорогой одежде, свидетельствующей о полном благополучии. Глаза у него были карие, как у ее братьев, но маленькие и цепкие, и ей вдруг совсем не понравился зажегшийся в лих огонек.
– Еще раз простите, – пробормотала она и попыталась пройти, но он быстро шагнул вправо, преградив путь, а когда девушка попробовала обойти с другой стороны, повторил тот же маневр. Мереуин раздраженно взглянула на него, и он подумал, что ее лицо, оживившееся блеском глаз, стало еще красивее, чем ему сперва показалось.
– Не позволите ли пройти, сэр? – холодно проговорила Мереуин.
На тонких губах мужчины медленно расплывалась улыбка:
– Не собираюсь задерживать вас, мисс.
– Тогда всего хорошего, – ответила она и шмыгнула было мимо, но он снова заступил ей дорогу, расставив длинные тонкие ноги, уперев в узкие бедра руки со сверкающими золотыми перстнями, и улыбнулся сверху вниз довольно-таки противной улыбкой.
Мереуин слишком разозлилась, чтобы испугаться. Как смеет этот надутый придурок мешать ей, когда она торопится вернуться в гостиницу? Что за дурацкие игры?
– Будьте добры, – выдавила она сквозь зубы, решив остаться воспитанной девушкой.
– О, разумеется, – ответил он с ухмылкой, ощупывая глазами стройненькую фигурку и округлую грудь, явственно обрисованную плащом.
Злость Мереуин переросла в опасение. Ей не нравилось, как он смотрел на нее, словно раздевая взглядом, и она крепче сжала в руке чемоданчик, намереваясь быстро проскочить мимо. Но молодой человек угадал ее намерение, и, метнувшись вперед, девушка почувствовала, как одна похотливая рука обвила ее тонкую талию, а другая – невероятно! – пробирается через отвороты плаща к налитым грудям, шаря по гладкой ткани корсета.
Он прижал ее спиной к мокрому камню ближайшего дома, потянулся слюнявым ртом, прижался всем телом так, что Мереуин ощутила жар его чресл. Она билась, пытаясь оттолкнуть его, но он оказался гораздо сильнее, чем можно было подумать, и Мереуин застонала от ужаса, когда его язык начал протискиваться между ее губами. Этого просто не может быть! Разве возможно напасть на кого-нибудь средь бела дня посреди улицы, тем более в людном Глазго?
Грубая рука подобралась к вырезу платья, и Мереуин задохнулась, почувствовав прикосновение ледяных пальцев к обнаженной груди. Он по-прежнему накрывал ртом, ее губы, настырные пальцы принялись крутить нежные соски, которых еще никогда не касался мужчина, и девушку окатила волна гнева и омерзения.
Невероятный прилив сил позволил ей вывернуться, высвободить одну руку, и маленький стиснутый кулачок изо всех сил врезался в искаженную похотью физиономию. Он взвыл от боли, схватил ее за плечи, толкнул назад так, что она ударилась затылком о каменную стену. От боли ярость ее усилилась, и Мереуин, пнув его, закричала во весь голос, взывая о помощи.
– Заткнись, шлюха проклятая! – Он бешено тряс девушку, головка на стройной шее моталась из стороны в сторону, а она молотила кулаками, не сознавая, что продолжает кричать, что отовсюду сбегаются люди, хотя никто не спешит предложить ей помощь.
– Эй, а ну-ка прекратите!
Одетый в форму констебля человек с длинным костлявым лицом прошел сквозь расступившуюся толпу к сцепившейся в драке парочке. Он быстро разнял их, громко повторяя приказ немедленно прекратить безобразие. У Мереуин кружилась голова, губы распухли, она подняла удивленные темно-синие глаза на расплывающуюся перед ней фигуру констебля.
– О, вы пришли, слава Богу! – прошептала девушка, сообразив наконец, что перед ней полицейский.
– Констебль, арестуйте немедленно эту женщину! – Приказ исходил от всклокоченного, задыхающегося мужчины, стоящего рядом с ней, и сопровождался тычком трясущегося пальца в тоненькую, прижавшуюся к стене фигурку Мереуин. – Она пыталась меня соблазнить… – да… а когда я отверг предложение, маленькая шлюха набросилась на меня и хотела украсть драгоценности! – Он воздел руки с блеснувшими на костлявых пальцах перстнями, а выражение холодного и сдержанного гнева на лице придавало обвинению убедительность.
– Сомневаюсь… – растерянно произнес констебль, но разъяренный джентльмен перебил его, угрожающе махнув кулаком в сторону Мереуин.
– Мой отец, между прочим, Джон Роулингс, сэр! Как по-вашему, что он скажет, узнав, что ко мне здесь, в месте, где вы отвечаете за порядок, привязалась мерзкая проститутка?
Длинное лицо констебля еще больше вытянулось, и он нервно облизал губы.
– Так точно, мистер Уильям, ваша правда. Прошу прощения, не признал вас. Такое несчастье, да только на улицах их ведь полным-полно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
«Это я во всем виновата, – грустно твердила себе Мереуин. – И заслуживаю хорошей порки за бегство и за беспокойство, причиненное братьям». И, возможно, тот ужасный гигант в замке Монтегю был прав, называя ее невоспитанной сумасбродкой!
– Ой!
– Эй, постойте-ка, что это значит?
Не обращая внимания ни на что вокруг и не отрывая глаз от булыжников под ногами, Мереуин врезалась в высокого худого мужчину, который неожиданно вывернул из-за угла и оказался прямо у нее на пути. Вина за случившееся лежала не только на ней – он слишком высокомерно задирал длинный нос и не успел вовремя заметить девушку. А теперь впился костлявыми пальцами, унизанными тяжелыми золотыми перстнями, ей в плечи и сердито встряхнул, отчего голова Мереуин запрокинулась, и мужчина взглянул ей в лицо.
Удивительная красота девушки немало поразила его: округлые, вспыхнувшие от смущения щеки, черные ресницы, обрамляющие темно-синюю бездну широко распахнутых раскосых глаз, полуоткрытые мягкие губы, маленькие белоснежные зубки. Шляпка от грубого рывка сбилась, и в неярком солнечном свете сами собой засияли выбившиеся из-под нее золотые локоны.
– Пожалуйста, простите меня, сэр, – пробормотала девушка, чей нежный голос с легким горским акцентом необычайно соответствовал ее утонченной красоте. – Я не видела, куда иду.
– Ерунда! Это я во всем виноват!
Она подняла глаза, удивленная внезапно произошедшей с ним переменой. Это был молодой, самоуверенный джентльмен, примерно ровесник Малькольма, с густыми черными бровями и длинными загнутыми усами, в весьма дорогой одежде. Однако Мереуин задалась вопросом, не принадлежит ли он к так называемому среднему классу. Как рассказывал ей Александр, к нему принадлежат люди слишком богатые, чтобы называться крестьянами, но, безусловно не титулованные и не высокородные, завоевывающие место в обществе исключительно благодаря нажитым деньгам.
В нем нет врожденного благородства, подумала Мереуин, настороженная грубостью речи, которую не смягчало даже тщательное произношение, и жестоким выражением лица, и прикинула, как бы он выглядел в другой, не столь дорогой одежде, свидетельствующей о полном благополучии. Глаза у него были карие, как у ее братьев, но маленькие и цепкие, и ей вдруг совсем не понравился зажегшийся в лих огонек.
– Еще раз простите, – пробормотала она и попыталась пройти, но он быстро шагнул вправо, преградив путь, а когда девушка попробовала обойти с другой стороны, повторил тот же маневр. Мереуин раздраженно взглянула на него, и он подумал, что ее лицо, оживившееся блеском глаз, стало еще красивее, чем ему сперва показалось.
– Не позволите ли пройти, сэр? – холодно проговорила Мереуин.
На тонких губах мужчины медленно расплывалась улыбка:
– Не собираюсь задерживать вас, мисс.
– Тогда всего хорошего, – ответила она и шмыгнула было мимо, но он снова заступил ей дорогу, расставив длинные тонкие ноги, уперев в узкие бедра руки со сверкающими золотыми перстнями, и улыбнулся сверху вниз довольно-таки противной улыбкой.
Мереуин слишком разозлилась, чтобы испугаться. Как смеет этот надутый придурок мешать ей, когда она торопится вернуться в гостиницу? Что за дурацкие игры?
– Будьте добры, – выдавила она сквозь зубы, решив остаться воспитанной девушкой.
– О, разумеется, – ответил он с ухмылкой, ощупывая глазами стройненькую фигурку и округлую грудь, явственно обрисованную плащом.
Злость Мереуин переросла в опасение. Ей не нравилось, как он смотрел на нее, словно раздевая взглядом, и она крепче сжала в руке чемоданчик, намереваясь быстро проскочить мимо. Но молодой человек угадал ее намерение, и, метнувшись вперед, девушка почувствовала, как одна похотливая рука обвила ее тонкую талию, а другая – невероятно! – пробирается через отвороты плаща к налитым грудям, шаря по гладкой ткани корсета.
Он прижал ее спиной к мокрому камню ближайшего дома, потянулся слюнявым ртом, прижался всем телом так, что Мереуин ощутила жар его чресл. Она билась, пытаясь оттолкнуть его, но он оказался гораздо сильнее, чем можно было подумать, и Мереуин застонала от ужаса, когда его язык начал протискиваться между ее губами. Этого просто не может быть! Разве возможно напасть на кого-нибудь средь бела дня посреди улицы, тем более в людном Глазго?
Грубая рука подобралась к вырезу платья, и Мереуин задохнулась, почувствовав прикосновение ледяных пальцев к обнаженной груди. Он по-прежнему накрывал ртом, ее губы, настырные пальцы принялись крутить нежные соски, которых еще никогда не касался мужчина, и девушку окатила волна гнева и омерзения.
Невероятный прилив сил позволил ей вывернуться, высвободить одну руку, и маленький стиснутый кулачок изо всех сил врезался в искаженную похотью физиономию. Он взвыл от боли, схватил ее за плечи, толкнул назад так, что она ударилась затылком о каменную стену. От боли ярость ее усилилась, и Мереуин, пнув его, закричала во весь голос, взывая о помощи.
– Заткнись, шлюха проклятая! – Он бешено тряс девушку, головка на стройной шее моталась из стороны в сторону, а она молотила кулаками, не сознавая, что продолжает кричать, что отовсюду сбегаются люди, хотя никто не спешит предложить ей помощь.
– Эй, а ну-ка прекратите!
Одетый в форму констебля человек с длинным костлявым лицом прошел сквозь расступившуюся толпу к сцепившейся в драке парочке. Он быстро разнял их, громко повторяя приказ немедленно прекратить безобразие. У Мереуин кружилась голова, губы распухли, она подняла удивленные темно-синие глаза на расплывающуюся перед ней фигуру констебля.
– О, вы пришли, слава Богу! – прошептала девушка, сообразив наконец, что перед ней полицейский.
– Констебль, арестуйте немедленно эту женщину! – Приказ исходил от всклокоченного, задыхающегося мужчины, стоящего рядом с ней, и сопровождался тычком трясущегося пальца в тоненькую, прижавшуюся к стене фигурку Мереуин. – Она пыталась меня соблазнить… – да… а когда я отверг предложение, маленькая шлюха набросилась на меня и хотела украсть драгоценности! – Он воздел руки с блеснувшими на костлявых пальцах перстнями, а выражение холодного и сдержанного гнева на лице придавало обвинению убедительность.
– Сомневаюсь… – растерянно произнес констебль, но разъяренный джентльмен перебил его, угрожающе махнув кулаком в сторону Мереуин.
– Мой отец, между прочим, Джон Роулингс, сэр! Как по-вашему, что он скажет, узнав, что ко мне здесь, в месте, где вы отвечаете за порядок, привязалась мерзкая проститутка?
Длинное лицо констебля еще больше вытянулось, и он нервно облизал губы.
– Так точно, мистер Уильям, ваша правда. Прошу прощения, не признал вас. Такое несчастье, да только на улицах их ведь полным-полно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115