И отчетливо поняла, что период обретений прошел, черта подведена, начинается период потерь.
Ольга дала себе слово, что уже завтра, нет – сегодня же заедет к тете Соне, и они вместе навестят Розу Халитову, вместе потом съездят на могилу Чижа, вместе поплачут.
Ей еще предстояло узнать, что тетя Соня умерла в тот же год, когда Юля уехала из Ленинграда, а семья Розы уже давно живет в другом городе.
Глядя, как удаляется черная «Волга», Юля мысленно желала матери мужества. Сквозь свежую боль, сквозь невыразимую тоску она подсознательно чувствовала, что впереди будет еще немало счастливых мгновений. Ее, Юлина жизнь – впереди. У матери – перевал пройден. То, чего она ждала, как награды, не сбылось. Не пожили они всей семьей под одной крышей. Не довелось. Судьба вмешалась в их планы бесцеремонно и неожиданно. И хотя у Юли разрывалось сердце от жалости, она не могла утешить мать каким-то конкретным обещанием. «Буду писать», – это она выполнит. Будет писать. Постарается отпуск провести в Ленинграде. Если удастся – вместе с Колей.
Всякий раз, когда Юля мысленно обращалась к Муравко, она успокаивалась, словно обретала после длительной качки твердую под ногами почву. От одной мысли, что он где-то совсем недалеко от нее, что завтра утром она войдет в автобус и увидит свободное место рядом с ним, что до самого аэродрома будет чувствовать сквозь тонкую ткань форменной рубахи его тепло, к ней возвращалась уверенность и надежда. Она уже окончательно поняла, что любит его давно и на всю жизнь. И хотя он ей еще ничего не сказал о своем чувстве, Юля безошибочно знала, что любима им, что признание не за горами.
Да если и не будет никакого признания, разве дело в словах? Слова уже ни прибавят, ни убавят. Самое главное – они нашли друг друга и поняли, что предназначены друг для друга.
Вернувшись в квартиру, Юля начала упаковывать оставшиеся книги. Часть отцовской библиотеки она раздарила летчикам полка. Пусть читают. Остальные книги загрузила в багажник маминой «Волги». Себе оставила только несколько томиков.
Позвонил Булатов.
– Ты дома? – спросил он. – Иду в гости.
А потом заявился собственной персоной с бутылкой шампанского в руках.
Увидев собранную сумку, раскрытый чемодан, он молча поставил бутылку на стол и сел на то место, где еще совсем недавно сидела Ольга Алексеевна.
– Все-таки уезжаешь? – спросил он.
– Уезжаю, Олег Викентьевич.
– Что там хорошего на этом Севере? Тундра, холод, пустота.
– А северное сияние?
– Юля… А ведь еще не поздно. Распакуем чемоданы, накупим вина, назовем друзей…
– Поздно, Олег Викентьевич.
– Но почему? Почему, черт побери!
– Служба, Олег Викентьевич.
– Служба… – Он взял бутылку и начал раскручивать проволочную оплетку на горлышке. – Бокалы еще не упаковала? Надеюсь, выпить со мной на прощание не откажешься?
Юля поставила два стакана, нарезала колбасу и сыр. Ей стало жаль Булатова. Юля никогда никому об этом не говорила, но часто думала, что этажом ниже живет интересный мужчина, всеми уважаемый врач, он же лауреат какой-то там премии, и он же – безнадежно влюбленный. В нее! И от этих мыслей ей было радостно.
– Самое обидное, – сказала Юля, – что я ни разу не воспользовалась медицинской помощью по блату.
– Самое смешное, Юля, в этой истории то, что я тебя люблю.
– И молчали…
– Сам только сейчас понял. Выпьем?
– Выпьем.
Она подняла отяжелевший стакан и посмотрела сквозь шампанское на свет. Очертания дома и деревьев, освещенных вечерним солнцем, причудливо исказились. Юля резко повернулась к Булатову и спросила:
– При каких-то иных условиях он еще мог жить?
– Мог.
– При каких?
– Этого никто не знает. Люди неповторимы.
– Извините, Олег. – Она коснулась краешком стакана о его стакан. – Я вам желаю счастья. От всей души.
Она выпила и сразу захмелела. И почувствовала, что после нескольких бессонных ночей сегодня впервые заснет крепко и без сновидений.
– Устала я, Олег Викентьевич, – сказала она искренне, – спать хочу. Не сердитесь на меня.
Она проснулась от какого-то необъяснимого возбуждения. Было начало шестого, а в квартирах хлопали двери, на улице говорили люди, кто-то неуместно рано смеялся, кто-то кого-то звал.
Юля встала и выглянула в окно. У подъезда попыхивал мотором автобус, возле него собирались летчики. С чемоданами, рюкзаками, сумками. Тихо переговаривались женщины, сонно молчали дети.
«Вот и все», – подумала Юля и подошла к телефону. Дежурный ответил, что она может пока спокойно спать. Транспортным самолетом отбывает передовая команда.
– А почему летчики с чемоданами?
– Прилетят, а чемоданы уже там, – засмеялся офицер. И добавил: – Придешь в часть – все узнаешь.
Юля знала, что за передовой командой полетит первая эскадрилья во главе с Волковым. Значит, и Коля. И она заторопилась со сборами. Приняла душ, выпила наспех чашечку кофе, расчесала подсохшие волосы и, надевая берет, выбежала на улицу. Захотелось глубоко вдохнуть и задержать в себе утреннюю свежесть. Солнце уже вовсю плясало на стеклах домов, на запыленных листьях деревьев, но лучи его еще не распугали отстоявшуюся прохладу ночи, их тепло было мягким и ласковым, и само утро казалось необычно праздничным, мажорным.
Юля шла пешком, радуясь легкости движений, тихому звуку своих шагов, одиноким прохожим. Она любила эти зеленые улочки гарнизонного городка и с легкой грустью думала о прощании с ними. В мире уже произошло какое-то перемещение, и ее мысли, обогнав ее, обживались в новых условиях. Здесь ей было хорошо, но Юля верила, что там, в той новой жизни, будет еще лучше.
Увидев выходящего из штаба Муравко, она взволнованно окликнула:
– Коля!
И удивилась растерянному выражению его лица. Словно он еще не решил, подходить к ней или нет. Юля подошла сама.
– Что случилось, Коля?
– Понимаешь, я уже и забыл… А тут вон приказ – вылетать немедленно.
Юля не понимала, чем он так огорчен. Все вылетают. И она тоже.
– Думал, мы еще обо всем поговорим, – продолжал сокрушаться Муравко, – а уже надо прощаться.
– Я же с полком лечу, Коля, – удивленно пожала плечами она.
– Ты с полком… Зато я в другую сторону…
У Юли дрогнуло сердце.
– Ах, черт, – махнул он рукой. – Я и думать забыл. А он говорит, молчание – знак согласия, за тобой прилетел самолет. Прямиком в Звездный.
– Вы согласились, Коля?
– Согласился. Ты огорчена?
Вот теперь уже Юле стало не по себе. Она почувствовала, что надвигается самая несправедливая несправедливость, если она за что-нибудь не схватится, ей не устоять. И она крепко взялась руками за его руку, почти повисла на ней.
– Я напишу тебе, – сказал Муравко, накрыв своей ладонью ее ладонь. – Ты ведь ответишь мне?
– Коля… – Они остановились как раз напротив окон командирского кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Ольга дала себе слово, что уже завтра, нет – сегодня же заедет к тете Соне, и они вместе навестят Розу Халитову, вместе потом съездят на могилу Чижа, вместе поплачут.
Ей еще предстояло узнать, что тетя Соня умерла в тот же год, когда Юля уехала из Ленинграда, а семья Розы уже давно живет в другом городе.
Глядя, как удаляется черная «Волга», Юля мысленно желала матери мужества. Сквозь свежую боль, сквозь невыразимую тоску она подсознательно чувствовала, что впереди будет еще немало счастливых мгновений. Ее, Юлина жизнь – впереди. У матери – перевал пройден. То, чего она ждала, как награды, не сбылось. Не пожили они всей семьей под одной крышей. Не довелось. Судьба вмешалась в их планы бесцеремонно и неожиданно. И хотя у Юли разрывалось сердце от жалости, она не могла утешить мать каким-то конкретным обещанием. «Буду писать», – это она выполнит. Будет писать. Постарается отпуск провести в Ленинграде. Если удастся – вместе с Колей.
Всякий раз, когда Юля мысленно обращалась к Муравко, она успокаивалась, словно обретала после длительной качки твердую под ногами почву. От одной мысли, что он где-то совсем недалеко от нее, что завтра утром она войдет в автобус и увидит свободное место рядом с ним, что до самого аэродрома будет чувствовать сквозь тонкую ткань форменной рубахи его тепло, к ней возвращалась уверенность и надежда. Она уже окончательно поняла, что любит его давно и на всю жизнь. И хотя он ей еще ничего не сказал о своем чувстве, Юля безошибочно знала, что любима им, что признание не за горами.
Да если и не будет никакого признания, разве дело в словах? Слова уже ни прибавят, ни убавят. Самое главное – они нашли друг друга и поняли, что предназначены друг для друга.
Вернувшись в квартиру, Юля начала упаковывать оставшиеся книги. Часть отцовской библиотеки она раздарила летчикам полка. Пусть читают. Остальные книги загрузила в багажник маминой «Волги». Себе оставила только несколько томиков.
Позвонил Булатов.
– Ты дома? – спросил он. – Иду в гости.
А потом заявился собственной персоной с бутылкой шампанского в руках.
Увидев собранную сумку, раскрытый чемодан, он молча поставил бутылку на стол и сел на то место, где еще совсем недавно сидела Ольга Алексеевна.
– Все-таки уезжаешь? – спросил он.
– Уезжаю, Олег Викентьевич.
– Что там хорошего на этом Севере? Тундра, холод, пустота.
– А северное сияние?
– Юля… А ведь еще не поздно. Распакуем чемоданы, накупим вина, назовем друзей…
– Поздно, Олег Викентьевич.
– Но почему? Почему, черт побери!
– Служба, Олег Викентьевич.
– Служба… – Он взял бутылку и начал раскручивать проволочную оплетку на горлышке. – Бокалы еще не упаковала? Надеюсь, выпить со мной на прощание не откажешься?
Юля поставила два стакана, нарезала колбасу и сыр. Ей стало жаль Булатова. Юля никогда никому об этом не говорила, но часто думала, что этажом ниже живет интересный мужчина, всеми уважаемый врач, он же лауреат какой-то там премии, и он же – безнадежно влюбленный. В нее! И от этих мыслей ей было радостно.
– Самое обидное, – сказала Юля, – что я ни разу не воспользовалась медицинской помощью по блату.
– Самое смешное, Юля, в этой истории то, что я тебя люблю.
– И молчали…
– Сам только сейчас понял. Выпьем?
– Выпьем.
Она подняла отяжелевший стакан и посмотрела сквозь шампанское на свет. Очертания дома и деревьев, освещенных вечерним солнцем, причудливо исказились. Юля резко повернулась к Булатову и спросила:
– При каких-то иных условиях он еще мог жить?
– Мог.
– При каких?
– Этого никто не знает. Люди неповторимы.
– Извините, Олег. – Она коснулась краешком стакана о его стакан. – Я вам желаю счастья. От всей души.
Она выпила и сразу захмелела. И почувствовала, что после нескольких бессонных ночей сегодня впервые заснет крепко и без сновидений.
– Устала я, Олег Викентьевич, – сказала она искренне, – спать хочу. Не сердитесь на меня.
Она проснулась от какого-то необъяснимого возбуждения. Было начало шестого, а в квартирах хлопали двери, на улице говорили люди, кто-то неуместно рано смеялся, кто-то кого-то звал.
Юля встала и выглянула в окно. У подъезда попыхивал мотором автобус, возле него собирались летчики. С чемоданами, рюкзаками, сумками. Тихо переговаривались женщины, сонно молчали дети.
«Вот и все», – подумала Юля и подошла к телефону. Дежурный ответил, что она может пока спокойно спать. Транспортным самолетом отбывает передовая команда.
– А почему летчики с чемоданами?
– Прилетят, а чемоданы уже там, – засмеялся офицер. И добавил: – Придешь в часть – все узнаешь.
Юля знала, что за передовой командой полетит первая эскадрилья во главе с Волковым. Значит, и Коля. И она заторопилась со сборами. Приняла душ, выпила наспех чашечку кофе, расчесала подсохшие волосы и, надевая берет, выбежала на улицу. Захотелось глубоко вдохнуть и задержать в себе утреннюю свежесть. Солнце уже вовсю плясало на стеклах домов, на запыленных листьях деревьев, но лучи его еще не распугали отстоявшуюся прохладу ночи, их тепло было мягким и ласковым, и само утро казалось необычно праздничным, мажорным.
Юля шла пешком, радуясь легкости движений, тихому звуку своих шагов, одиноким прохожим. Она любила эти зеленые улочки гарнизонного городка и с легкой грустью думала о прощании с ними. В мире уже произошло какое-то перемещение, и ее мысли, обогнав ее, обживались в новых условиях. Здесь ей было хорошо, но Юля верила, что там, в той новой жизни, будет еще лучше.
Увидев выходящего из штаба Муравко, она взволнованно окликнула:
– Коля!
И удивилась растерянному выражению его лица. Словно он еще не решил, подходить к ней или нет. Юля подошла сама.
– Что случилось, Коля?
– Понимаешь, я уже и забыл… А тут вон приказ – вылетать немедленно.
Юля не понимала, чем он так огорчен. Все вылетают. И она тоже.
– Думал, мы еще обо всем поговорим, – продолжал сокрушаться Муравко, – а уже надо прощаться.
– Я же с полком лечу, Коля, – удивленно пожала плечами она.
– Ты с полком… Зато я в другую сторону…
У Юли дрогнуло сердце.
– Ах, черт, – махнул он рукой. – Я и думать забыл. А он говорит, молчание – знак согласия, за тобой прилетел самолет. Прямиком в Звездный.
– Вы согласились, Коля?
– Согласился. Ты огорчена?
Вот теперь уже Юле стало не по себе. Она почувствовала, что надвигается самая несправедливая несправедливость, если она за что-нибудь не схватится, ей не устоять. И она крепко взялась руками за его руку, почти повисла на ней.
– Я напишу тебе, – сказал Муравко, накрыв своей ладонью ее ладонь. – Ты ведь ответишь мне?
– Коля… – Они остановились как раз напротив окон командирского кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201