По мелкой вибрации, идущей от причудливо изогнутой рифленой ручки, Ефимов, не глядя на приборы, почувствовал момент приближения режима взлета и едва заметным поворотом головы дал понять экипажу – «Взлетаем!»
Оторвались легко и, погасив бортовые огни, стремительно растаяли в темноте. Теперь, до самой посадки, все в руках Паши Голубова. И он, словно прочитай мысли командира, весело сказал:
– Гори, гори, моя звезда…
Помолчав, спросил у борттехника:
– Нравится такое название города – Баграм?
– Ничего, – сказал Коля Баран, не отрывая глаз от приборной доски.
– Естественно, – в голосе Голубова было разочарование. – Баламутовку не переплюнешь.
Коля самодовольно ухмыльнулся.
Непривычно звучащие названия афганских городов, рек, долин и хребтов быстро и естественно вошли в обиход вертолетчиков. Стали привычными ориентирами и маршрутами на полетных картах. Огромная страна в глубинной части Азии фактически лишена дорог, сказано в справочнике. Кольцевая трасса, связавшая Кабул с Кандагаром, Гератом и Мазари-Шарифом, да две ветки – на Джелалабад и Шерхан. Вот и все дороги. Двадцати тысяч километров не набирается в сумме. Из них покрыто асфальтом две с половиной тысячи. Рельсовых путей почти не существует, водный транспорт – в зародыше. А жить-то надо.
Ефимов сразу понял – не только умом, но и сердцем – всю значимость своей работы, официально именуемой интернациональной помощью, когда доставлял в селения Ханбадского ареала полиэтиленовые мешки с удобрением. По глазам крестьян прочитал, какую помощь оказал им: дехкане знали цену удобрениям.
Темные и неграмотные, отрезанные от мира селений, они быстро смекнули, что стрекот вертолета – это божья благодать. Коль летит к ним шайтан-арба – в кишлаке появится что-то доброе, что-то очень необходимое. Ефимов знал: в чреве вертолета свежие продукты, промышленные товары, медикаменты, строительные материалы, инструмент. «Шурави» – значит, советские – могут привезти бесплатно врача, а то и целую группу медиков, поставят палатку, будут лечить стариков и детей, без денег дадут лекарство. Получалось, что каждый рейс вертолета становился конкретной агитацией за новую жизнь.
Душманы, естественно, не дураки, они тоже понимают и экономическую, и политическую значимость вертолетной авиации. Вот и злобствуют, устраивают засады на оживленных трассах, стреляют не только из крупнокалиберных пулеметов. И, как правило, сзади, вслед, так, чтоб не всякий раз и заметить можно было. Обнаружив однажды рваную дырку рядом с пилотской кабиной, Ефимов зримо почувствовал холодное дыхание опасности.
А народ в Афганистане талантливый. Только голубая мечеть в Мазари-Шарифе чего стоит. Историю зодчества Ефимов изучал без дилетантства. Собрал целую библиотеку. За свою жизнь насмотрелся всяких архитектурных шедевров. Был уверен, что удивить его уже не так-то просто. А тут, среди глинобитных дувалов, неказистых серых домов и двориков его взору открылась такая глазурованная роскошь мозаики, такая гамма цветов и узоров, такая точность линий и пропорций, что Ефимов даже замер от неожиданности: не во сне ли он видит это сказочное творение?
– Доверни, командир, на любимую звезду, – ворвался в размышления Ефимова голос Паши. – Ориентир как на блюдечке.
– Запроси аварийный, – Ефимов мягко довернул вертолет на Полярную звезду, едва выглядывающую из-за горного хребта. Там, на Севере, она висела почти вертикально над макушкой.
– Аварийный не отвечает, – сказал Голубов и, переключив канал, начал рассказывать Барану свою очередную «байку». – Мы тогда готовились к первенству округа. Мой кореш по команде, по фамилии Хомчик, дострелял серию и к мишеням. Нет, чтобы всех подождать. Ну, а я, дурак желторотый, взял и выстрелил в свою мишень. Хомчик в гвалт: «Убили, убили!» – «Кого убили?» – испугался тренер. «Меня убили!» – орет этот балбес. «Ты же живой!» – «Так вин промахнувся!» – «Кто?» – «Та Голубов!» – «Это ты брось, – говорит тренер, – Голубов мастер спорта. Он промахнуться не мог…» Ну, а потом и поперли меня за этот выстрел из команды, мастерского звания лишили.
– Не восстановили?
– А я на стенд перешел. По тарелочкам. Тоже был случай…
Ефимов улыбнулся, сверил курс и включил автопилот. Пашкины побасенки он уже знал наизусть. Судьба их свела в одном экипаже два года назад. Еще в отделе кадров. В приемной, на столике, втиснутом между двумя креслами, лежали внаброс журналы, и они молча листали их, ожидая вызова.
– На каких летал? – спросил Голубов.
Ефимов улыбнулся:
– На всяких.
Хотел даже перечислить все самолеты, которые пришлось осваивать, но, подумав, что потом придется давать объяснения, промолчал.
– А у меня вся служба на одном аппарате, – вздохнул Голубов. – Предлагали командиром звена, а я сюда, в Афганистан стал проситься. Настаивал, требовал, доказывал. Мне и говорят: послать можем, но с понижением, вторым пилотом. А я говорю – посылайте! Не за чинами прошусь. – Застеснявшись своего пафоса, Пашка торопливо сменил тон, улыбнулся. – Они и поверили, послали. А у меня выхода не было. Любовь с одной вдовушкой закрутил. И такая стойкая оказалась, кошмар! Ну, я и сорвался, ла-ла-ла, ла-ла-ла… Дескать, брошу жену, возьму тебя. Убедил, понимаешь. А когда начал назад сдавать, она в меня впиявилась. В партком, говорит, пойду, жену твою изувечу. Жену я, на всякий случай, отправил к родителям, а этой говорю: прости, убываю в длительную командировку.
А когда Голубову в отделе кадров сказали, что будет вторым пилотом у Ефимова, он, выйдя от кадровика, искренне смутился и расстроенно взмахнул рукой:
– Во балаболка! Сам себе такую аттестацию выдал. Теперь вы, товарищ майор, наверняка от меня откажетесь. Я сам был командиром… Вот дуралей! Всю жизнь учусь на собственных ошибках.
– Ладно, Паша, – примирительно сказал Ефимов. – Не откажусь. И не «выкай» мне.
Когда они вышли из отдела кадров, Паша Голубов некоторое время сосредоточенно молчал. Демонстрировал свою серьезность. Но уже к вечеру он снова стал самим собою. В троллейбусе начал заигрывать с контролершей – молодой симпатичной женщиной, нарочно подсунув ей старый билет: «Как не годится? Целую неделю ездил – годился, а тут – не годится?..» Увидев на улице стюардессу, радостно вскинул руку и торжественно продекламировал: «Рожденные ползать, летайте самолетами Аэрофлота!» Когда обедали в ресторане, по секрету спросил у официантки: «Где взять тысячу рублей, чтобы заиметь сто друзей?» В гостинице ошарашил дежурную администраторшу доверительным тоном: «Вода кипит при девяноста градусах?» – «При ста», – сказала та, смутившись. Паша подумал и, не меняя выражения лица, согласился: «Правильно, это я с прямым углом спутал».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Оторвались легко и, погасив бортовые огни, стремительно растаяли в темноте. Теперь, до самой посадки, все в руках Паши Голубова. И он, словно прочитай мысли командира, весело сказал:
– Гори, гори, моя звезда…
Помолчав, спросил у борттехника:
– Нравится такое название города – Баграм?
– Ничего, – сказал Коля Баран, не отрывая глаз от приборной доски.
– Естественно, – в голосе Голубова было разочарование. – Баламутовку не переплюнешь.
Коля самодовольно ухмыльнулся.
Непривычно звучащие названия афганских городов, рек, долин и хребтов быстро и естественно вошли в обиход вертолетчиков. Стали привычными ориентирами и маршрутами на полетных картах. Огромная страна в глубинной части Азии фактически лишена дорог, сказано в справочнике. Кольцевая трасса, связавшая Кабул с Кандагаром, Гератом и Мазари-Шарифом, да две ветки – на Джелалабад и Шерхан. Вот и все дороги. Двадцати тысяч километров не набирается в сумме. Из них покрыто асфальтом две с половиной тысячи. Рельсовых путей почти не существует, водный транспорт – в зародыше. А жить-то надо.
Ефимов сразу понял – не только умом, но и сердцем – всю значимость своей работы, официально именуемой интернациональной помощью, когда доставлял в селения Ханбадского ареала полиэтиленовые мешки с удобрением. По глазам крестьян прочитал, какую помощь оказал им: дехкане знали цену удобрениям.
Темные и неграмотные, отрезанные от мира селений, они быстро смекнули, что стрекот вертолета – это божья благодать. Коль летит к ним шайтан-арба – в кишлаке появится что-то доброе, что-то очень необходимое. Ефимов знал: в чреве вертолета свежие продукты, промышленные товары, медикаменты, строительные материалы, инструмент. «Шурави» – значит, советские – могут привезти бесплатно врача, а то и целую группу медиков, поставят палатку, будут лечить стариков и детей, без денег дадут лекарство. Получалось, что каждый рейс вертолета становился конкретной агитацией за новую жизнь.
Душманы, естественно, не дураки, они тоже понимают и экономическую, и политическую значимость вертолетной авиации. Вот и злобствуют, устраивают засады на оживленных трассах, стреляют не только из крупнокалиберных пулеметов. И, как правило, сзади, вслед, так, чтоб не всякий раз и заметить можно было. Обнаружив однажды рваную дырку рядом с пилотской кабиной, Ефимов зримо почувствовал холодное дыхание опасности.
А народ в Афганистане талантливый. Только голубая мечеть в Мазари-Шарифе чего стоит. Историю зодчества Ефимов изучал без дилетантства. Собрал целую библиотеку. За свою жизнь насмотрелся всяких архитектурных шедевров. Был уверен, что удивить его уже не так-то просто. А тут, среди глинобитных дувалов, неказистых серых домов и двориков его взору открылась такая глазурованная роскошь мозаики, такая гамма цветов и узоров, такая точность линий и пропорций, что Ефимов даже замер от неожиданности: не во сне ли он видит это сказочное творение?
– Доверни, командир, на любимую звезду, – ворвался в размышления Ефимова голос Паши. – Ориентир как на блюдечке.
– Запроси аварийный, – Ефимов мягко довернул вертолет на Полярную звезду, едва выглядывающую из-за горного хребта. Там, на Севере, она висела почти вертикально над макушкой.
– Аварийный не отвечает, – сказал Голубов и, переключив канал, начал рассказывать Барану свою очередную «байку». – Мы тогда готовились к первенству округа. Мой кореш по команде, по фамилии Хомчик, дострелял серию и к мишеням. Нет, чтобы всех подождать. Ну, а я, дурак желторотый, взял и выстрелил в свою мишень. Хомчик в гвалт: «Убили, убили!» – «Кого убили?» – испугался тренер. «Меня убили!» – орет этот балбес. «Ты же живой!» – «Так вин промахнувся!» – «Кто?» – «Та Голубов!» – «Это ты брось, – говорит тренер, – Голубов мастер спорта. Он промахнуться не мог…» Ну, а потом и поперли меня за этот выстрел из команды, мастерского звания лишили.
– Не восстановили?
– А я на стенд перешел. По тарелочкам. Тоже был случай…
Ефимов улыбнулся, сверил курс и включил автопилот. Пашкины побасенки он уже знал наизусть. Судьба их свела в одном экипаже два года назад. Еще в отделе кадров. В приемной, на столике, втиснутом между двумя креслами, лежали внаброс журналы, и они молча листали их, ожидая вызова.
– На каких летал? – спросил Голубов.
Ефимов улыбнулся:
– На всяких.
Хотел даже перечислить все самолеты, которые пришлось осваивать, но, подумав, что потом придется давать объяснения, промолчал.
– А у меня вся служба на одном аппарате, – вздохнул Голубов. – Предлагали командиром звена, а я сюда, в Афганистан стал проситься. Настаивал, требовал, доказывал. Мне и говорят: послать можем, но с понижением, вторым пилотом. А я говорю – посылайте! Не за чинами прошусь. – Застеснявшись своего пафоса, Пашка торопливо сменил тон, улыбнулся. – Они и поверили, послали. А у меня выхода не было. Любовь с одной вдовушкой закрутил. И такая стойкая оказалась, кошмар! Ну, я и сорвался, ла-ла-ла, ла-ла-ла… Дескать, брошу жену, возьму тебя. Убедил, понимаешь. А когда начал назад сдавать, она в меня впиявилась. В партком, говорит, пойду, жену твою изувечу. Жену я, на всякий случай, отправил к родителям, а этой говорю: прости, убываю в длительную командировку.
А когда Голубову в отделе кадров сказали, что будет вторым пилотом у Ефимова, он, выйдя от кадровика, искренне смутился и расстроенно взмахнул рукой:
– Во балаболка! Сам себе такую аттестацию выдал. Теперь вы, товарищ майор, наверняка от меня откажетесь. Я сам был командиром… Вот дуралей! Всю жизнь учусь на собственных ошибках.
– Ладно, Паша, – примирительно сказал Ефимов. – Не откажусь. И не «выкай» мне.
Когда они вышли из отдела кадров, Паша Голубов некоторое время сосредоточенно молчал. Демонстрировал свою серьезность. Но уже к вечеру он снова стал самим собою. В троллейбусе начал заигрывать с контролершей – молодой симпатичной женщиной, нарочно подсунув ей старый билет: «Как не годится? Целую неделю ездил – годился, а тут – не годится?..» Увидев на улице стюардессу, радостно вскинул руку и торжественно продекламировал: «Рожденные ползать, летайте самолетами Аэрофлота!» Когда обедали в ресторане, по секрету спросил у официантки: «Где взять тысячу рублей, чтобы заиметь сто друзей?» В гостинице ошарашил дежурную администраторшу доверительным тоном: «Вода кипит при девяноста градусах?» – «При ста», – сказала та, смутившись. Паша подумал и, не меняя выражения лица, согласился: «Правильно, это я с прямым углом спутал».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201