– Я побегу. Спасибо.
– Всего доброго.
Тревога за отца заставила Юлю мобилизоваться, что-то взвесить и переоценить и сделать неожиданный вывод: Булатов преувеличивает опасность, не хочет, чтобы Юля уезжала, и пытается удержать ее таким вот образом. Она, конечно, не склонна обвинять его в нечестности, врач он знающий, но категоричность выводов его замешана на личной заинтересованности. Нет, уважаемый Олег Викентьевич, от Севера мы не откажемся.
– Муравко не объявлялся? – спросила она с порога.
– Звонил, – сказал Чиж, не отрываясь от телевизора.
– Что сказал?
– Скоро будет.
– Папка, – Юля подошла к Чижу и запустила пальцы в его хоть и поседевшие, но еще довольно густые волосы, – ты меня любишь?
– Что ты еще задумала?
– Папка, я буду в институте, меня спросят: когда твой отец выступит у нас? Я должна им что-то ответить или нет?
– О чем выступать? – сердился Чиж.
– Об авиации, естественно.
– Можешь сама выступить.
– Сама… Что я им скажу? Они хотят о романтике, о подвигах…
– О романтике, о подвигах… Видела, какие они выжатые прилетают. Тот же Муравко… Расскажи! И не забудь: за один полет с максимальной нагрузкой летчик теряет в весе, у него меняется химический состав крови, а пульс увеличивается в два раза. Вот это и есть романтика…
Он помолчал, улыбнулся Юле.
– Возможности авиации растут, а человек, он что? Остается все тем же двуногим существом. Видела мужика на телеге? – Чиж встал, засунул ладони под резинку спортивных брюк. – Он все успевает: по сторонам поглазеть, закурить, подумать, за вожжи подергать. Потому что информации по ходу движения он получает мизер, а времени на ее осмысление и переработку у него больше чем достаточно. Водитель автомобиля уже глядит только вперед. Информации больше, времени на обработку меньше. Улавливаешь? А на современного летчика за одну минуту полета обрушивается такой поток информации – день нужен, чтобы осмыслить, а отпущены мгновения. А небо, сама знаешь, ничего не прощает… Так что за романтику надо платить. Впрочем, как и за все в жизни. Отсюда что ни полет – подвиг.
– Что же будет дальше, папка? – Чиж заинтриговал ее. – Самолеты будут усложняться, скорости расти, а человек, как ты говоришь, на пределе.
– Возможности человека, дочка, беспредельны. Они только скрыты.
Слушая отца, Юля не забывала выглядывать в окно, чтобы не зевнуть, когда явится Муравко.
– А как их открывать?
Чиж раскурил трубку.
– Закрывать мы научились отлично. А как открывать?..
– Понятно, папуля, – она снова выглянула в окно. – Будем считать, что вопрос о скрытых резервах остается открытым.
Отец не ответил на шутку, только резко затянулся, и складки на его щеках обозначились еще глубже. «Слишком щедро расходовал свои ресурсы, – вспомнила вдруг Юля слова Булатова, – подошел к критическому рубежу…» Но ведь должны у него быть еще и скрытые резервы. Должны! Их надо только открыть. Но как?
– Пап, – Юле показалось, что ее осенило, – а почему бы тебе не написать книгу? О пережитом, о твоих друзьях, о Филимоне Качеве, о самолетах. Ты умеешь интересно рассказывать, твою книгу будут расхватывать…
– Ну что ты несешь? Я летчик, а не писатель.
– Теперь все пишут, папка, кому не лень.
– Только дураки думают, что книгу написать может каждый. Писать, дочка, как и летать – надо долго учиться. А мне уже новое ремесло осваивать некогда. Стар.
– Чтоб написать книгу, талант нужен, а не ремесло. А ты у меня самый талантливый.
– Ну, если так, – Чиж развел руками, улыбнулся, – придется писать. Только куда мы с тобой гонорар будем девать? Две зарплаты израсходовать не можем.
– Израсходуем! Не волнуйся. Купим «Запорожец». Я получу права и буду тебя катать.
– А что? – Чижу такой тон разговора пришелся по вкусу. – «Запорожец» – тоже машина.
Юля изобразила себя за рулем.
– Подъезжаем к маминому институту, распахиваем дверцу: «Садитесь, Ольга Алексеевна!»
– В «Запорожец»? – изобразил Чиж на лице ужас. – По Ленинграду? «Уж пристраивайтесь за моей черной „Волгой“, если поспеете». Вот такая перспектива у нас с тобой.
– Да, – вздохнула Юля и добавила как бы совсем невзначай: – Тогда уж лучше нам на Север.
Но отца ей врасплох застать не удалось. Видимо, он давно ждал этого разговора, потому что ответил сразу, вопросом на вопрос:
– Чего это мы там не видели?
– Полгода ночь, полгода день, – вывернулась Юля. – Разве не здорово?
Чиж выколотил трубку в пепельницу, отнес ее в кухню и уже оттуда спросил:
– А институт? Диплом?
– А что институт?
– Да и замуж пора, – рассердился Чиж.
Юля весело засмеялась:
– Ты чего это, папа?
– А что, не прав, что ли? – Чиж продолжал говорить, не высовываясь из кухни, как пулеметчик из укрытия. – Состарился, а дедом так и не стал. Нормально это?
Юля еще раз выглянула в окно и прошла на кухню. Ей показалось, что отец снова перешел на серьезный тон, а это ему было совсем ни к чему.
– Ну, ты даешь, папка… Чиж и самолеты – это я отлично представляю. А вот Чиж и внуки…
– Внуки, они и в Африке внуки… – Это уже была не просто присказка, Юля почувствовала – отец сказал нечто очень важное для них обоих.
И она за сегодняшний вечер во второй раз испытала ощущение вдруг найденного выхода. Действительно, Чижу нужны внуки. Или хотя бы один внук. Лучше внучка. Чиж не первый и не последний. Быть дедом – всеобъемлющая должность на земле. Сколько стариков возвращается к жизни благодаря этим маленьким тиранам!
В ее фантазии возникла картина: двое карапузов висят на руках Чижа, целуют его щеки, накалываются на усы, визжат, тащат на улицу, и Чиж деловито одевает их в одинаковые костюмчики, и все трое шумно скатываются с лестницы во двор. А Юля с мужем собираются в театр…
Тут картинка сломалась. За понятием «муж» расплывалось улыбчивое аморфное пятно, опереточный персонаж в черном фраке. Прямо какое-то наваждение! Ну, Ильяшенко Гена, ну, Юра Голубков, Булатов в конце концов! Но какого черта лезет это чучело гороховое во фраке?..
Бог свидетель, Юля искренне сопротивлялась, в мыслях даже не допуская на дистанцию узнаваемости того, кого больше всего желала видеть рядом с собой; подсознательное суеверие предостерегало: опасно верить преждевременно в то, без чего потом и жизнь покажется не в жизнь, и небо с овчинку. Уж если суждено – постучится. А нет, так к чему фантазировать?
А он все равно наплывал и наплывал со своим пронзительным чистым взглядом, улыбчивым носом, густой челкой и голосом, который она готова сколько угодно слушать даже сквозь густо насыщенный помехами эфир.
И она впервые отчетливо осознала: влюбилась… И тихо засмеялась своему открытию. А сердце сразу увеличилось, заполнило всю грудь, стало трудно дышать. Влюбилась… Влюбилась… «И что-то открылось», – попыталась она подобрать рифму и опять засмеялась, догадавшись, почему так много написано стихов о любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
– Всего доброго.
Тревога за отца заставила Юлю мобилизоваться, что-то взвесить и переоценить и сделать неожиданный вывод: Булатов преувеличивает опасность, не хочет, чтобы Юля уезжала, и пытается удержать ее таким вот образом. Она, конечно, не склонна обвинять его в нечестности, врач он знающий, но категоричность выводов его замешана на личной заинтересованности. Нет, уважаемый Олег Викентьевич, от Севера мы не откажемся.
– Муравко не объявлялся? – спросила она с порога.
– Звонил, – сказал Чиж, не отрываясь от телевизора.
– Что сказал?
– Скоро будет.
– Папка, – Юля подошла к Чижу и запустила пальцы в его хоть и поседевшие, но еще довольно густые волосы, – ты меня любишь?
– Что ты еще задумала?
– Папка, я буду в институте, меня спросят: когда твой отец выступит у нас? Я должна им что-то ответить или нет?
– О чем выступать? – сердился Чиж.
– Об авиации, естественно.
– Можешь сама выступить.
– Сама… Что я им скажу? Они хотят о романтике, о подвигах…
– О романтике, о подвигах… Видела, какие они выжатые прилетают. Тот же Муравко… Расскажи! И не забудь: за один полет с максимальной нагрузкой летчик теряет в весе, у него меняется химический состав крови, а пульс увеличивается в два раза. Вот это и есть романтика…
Он помолчал, улыбнулся Юле.
– Возможности авиации растут, а человек, он что? Остается все тем же двуногим существом. Видела мужика на телеге? – Чиж встал, засунул ладони под резинку спортивных брюк. – Он все успевает: по сторонам поглазеть, закурить, подумать, за вожжи подергать. Потому что информации по ходу движения он получает мизер, а времени на ее осмысление и переработку у него больше чем достаточно. Водитель автомобиля уже глядит только вперед. Информации больше, времени на обработку меньше. Улавливаешь? А на современного летчика за одну минуту полета обрушивается такой поток информации – день нужен, чтобы осмыслить, а отпущены мгновения. А небо, сама знаешь, ничего не прощает… Так что за романтику надо платить. Впрочем, как и за все в жизни. Отсюда что ни полет – подвиг.
– Что же будет дальше, папка? – Чиж заинтриговал ее. – Самолеты будут усложняться, скорости расти, а человек, как ты говоришь, на пределе.
– Возможности человека, дочка, беспредельны. Они только скрыты.
Слушая отца, Юля не забывала выглядывать в окно, чтобы не зевнуть, когда явится Муравко.
– А как их открывать?
Чиж раскурил трубку.
– Закрывать мы научились отлично. А как открывать?..
– Понятно, папуля, – она снова выглянула в окно. – Будем считать, что вопрос о скрытых резервах остается открытым.
Отец не ответил на шутку, только резко затянулся, и складки на его щеках обозначились еще глубже. «Слишком щедро расходовал свои ресурсы, – вспомнила вдруг Юля слова Булатова, – подошел к критическому рубежу…» Но ведь должны у него быть еще и скрытые резервы. Должны! Их надо только открыть. Но как?
– Пап, – Юле показалось, что ее осенило, – а почему бы тебе не написать книгу? О пережитом, о твоих друзьях, о Филимоне Качеве, о самолетах. Ты умеешь интересно рассказывать, твою книгу будут расхватывать…
– Ну что ты несешь? Я летчик, а не писатель.
– Теперь все пишут, папка, кому не лень.
– Только дураки думают, что книгу написать может каждый. Писать, дочка, как и летать – надо долго учиться. А мне уже новое ремесло осваивать некогда. Стар.
– Чтоб написать книгу, талант нужен, а не ремесло. А ты у меня самый талантливый.
– Ну, если так, – Чиж развел руками, улыбнулся, – придется писать. Только куда мы с тобой гонорар будем девать? Две зарплаты израсходовать не можем.
– Израсходуем! Не волнуйся. Купим «Запорожец». Я получу права и буду тебя катать.
– А что? – Чижу такой тон разговора пришелся по вкусу. – «Запорожец» – тоже машина.
Юля изобразила себя за рулем.
– Подъезжаем к маминому институту, распахиваем дверцу: «Садитесь, Ольга Алексеевна!»
– В «Запорожец»? – изобразил Чиж на лице ужас. – По Ленинграду? «Уж пристраивайтесь за моей черной „Волгой“, если поспеете». Вот такая перспектива у нас с тобой.
– Да, – вздохнула Юля и добавила как бы совсем невзначай: – Тогда уж лучше нам на Север.
Но отца ей врасплох застать не удалось. Видимо, он давно ждал этого разговора, потому что ответил сразу, вопросом на вопрос:
– Чего это мы там не видели?
– Полгода ночь, полгода день, – вывернулась Юля. – Разве не здорово?
Чиж выколотил трубку в пепельницу, отнес ее в кухню и уже оттуда спросил:
– А институт? Диплом?
– А что институт?
– Да и замуж пора, – рассердился Чиж.
Юля весело засмеялась:
– Ты чего это, папа?
– А что, не прав, что ли? – Чиж продолжал говорить, не высовываясь из кухни, как пулеметчик из укрытия. – Состарился, а дедом так и не стал. Нормально это?
Юля еще раз выглянула в окно и прошла на кухню. Ей показалось, что отец снова перешел на серьезный тон, а это ему было совсем ни к чему.
– Ну, ты даешь, папка… Чиж и самолеты – это я отлично представляю. А вот Чиж и внуки…
– Внуки, они и в Африке внуки… – Это уже была не просто присказка, Юля почувствовала – отец сказал нечто очень важное для них обоих.
И она за сегодняшний вечер во второй раз испытала ощущение вдруг найденного выхода. Действительно, Чижу нужны внуки. Или хотя бы один внук. Лучше внучка. Чиж не первый и не последний. Быть дедом – всеобъемлющая должность на земле. Сколько стариков возвращается к жизни благодаря этим маленьким тиранам!
В ее фантазии возникла картина: двое карапузов висят на руках Чижа, целуют его щеки, накалываются на усы, визжат, тащат на улицу, и Чиж деловито одевает их в одинаковые костюмчики, и все трое шумно скатываются с лестницы во двор. А Юля с мужем собираются в театр…
Тут картинка сломалась. За понятием «муж» расплывалось улыбчивое аморфное пятно, опереточный персонаж в черном фраке. Прямо какое-то наваждение! Ну, Ильяшенко Гена, ну, Юра Голубков, Булатов в конце концов! Но какого черта лезет это чучело гороховое во фраке?..
Бог свидетель, Юля искренне сопротивлялась, в мыслях даже не допуская на дистанцию узнаваемости того, кого больше всего желала видеть рядом с собой; подсознательное суеверие предостерегало: опасно верить преждевременно в то, без чего потом и жизнь покажется не в жизнь, и небо с овчинку. Уж если суждено – постучится. А нет, так к чему фантазировать?
А он все равно наплывал и наплывал со своим пронзительным чистым взглядом, улыбчивым носом, густой челкой и голосом, который она готова сколько угодно слушать даже сквозь густо насыщенный помехами эфир.
И она впервые отчетливо осознала: влюбилась… И тихо засмеялась своему открытию. А сердце сразу увеличилось, заполнило всю грудь, стало трудно дышать. Влюбилась… Влюбилась… «И что-то открылось», – попыталась она подобрать рифму и опять засмеялась, догадавшись, почему так много написано стихов о любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201