– А почему бы нет? – сказала она, вставая. Молодой человек взял ее под руку, и они прошли в бар, в котором продавались только безалкогольные напитки. Юноша спросил Роузи, что она хочет, и заказал две содовых. Вынув из кармана серебряную фляжку, он спросил:
– Виски?
Роузи кивнула.
– Меня зовут Джек Делейни, – представился молодой человек, глядя Роузи в глаза.
– Роузи Хеннесси, – сказала она, но тут же поправилась: – Я хотела сказать, Роузи Маунтджой.
– Вы замужем?
– Вдова. Вот почему на мне черное платье. Это вполне естественно.
– Конечно, – согласился Джек. – Какое на вас чудесное норковое манто! Не слишком ли жарко в нем?
– Я только что купила его. – Роузи от удовольствия улыбнулась. – И мне так захотелось надеть его. Я подумала: черт с ней, с погодой. Какое имеет значение, сколько градусов на улице?
– В самом деле какое, миссис Маунтджой.
– О, пожалуйста, зовите меня Роузи. И почему бы мне не называть вас Джеком? Это было бы гораздо естественнее.
– Согласен, – ответил Джек, и они вместе рассмеялись. Во втором отделении Джек сел рядом, и Роузи снова подумала, что он ведет себя как джентльмен. Он даже не положил ей руку на колено – ничего подобного. Но она чувствовала его взгляд на себе, а не на Джо-Джо, выступавшей на сцене и выглядевшей не старше, чем шесть лет назад, конечно, если не считать, сколько на ней грима. Однако, по мнению Роузи, тело у нее было потрясающим. Джо-Джо всегда говорила, что «ее задница – главное ее достоинство», так и было на самом деле. Подрагивая грудями, она прошлась по сцене и приняла конечную позу: стоя к залу спиной и расставив ноги, она через плечо улыбнулась публике. Две половинки занавеса сошлись вместе.
– Кошмар! Эта сука украла мое выступление! – возмущенно закричала Роуз. – Я выступала именно так. Черт побери, в наши дни нет ничего святого!
– Полагаю, что нет, – ответил Джек. – Я не думал, что ты знаешь Джо-Джо. Ты тоже занималась этим?
– Нет, уже нет, – ответила Роузи, идя рядом с ним по проходу, когда свет зажегся. – Я вышла замуж за богатого парня, владельца ранчо. У меня больше нет нужды работать.
– Знаешь, что я скажу тебе, – шепнул Джек, когда они вышли из театра. – У меня сегодня свидание с Джо-Джо, но я предпочел бы тебя. А что, если нам вместе поужинать?
Роузи заулыбалась при мысли, что Джо-Джо останется с носом.
– Это послужит ей уроком за то, что она украла мой финал, – сказала она, беря Джека под руку.
– Идем в «У Виктора». Они меня там знают.
«У Виктора» был уютным маленьким баром без алкогольных напитков и располагался в темной аллее рядом с Хьюстон-стрит. Роузи задрожала от возбуждения, поняв, каким эксклюзивным был бар, когда они позвонили в колокольчик и их, прежде чем впустить, долго рассматривали через оконце.
– Почему они тебя знают? – спросила она шепотом, когда дверь открылась и их впустили в темное фойе.
Джек нажал кнопку лифта и вежливо пропустил Роузи вперед.
– Я один из их поставщиков, – небрежно ответил он.
Роузи никогда не была в подобном месте. В старые, давно минувшие времена она посещала дешевые места, где подавали дешевые напитки, а компанию ей составляли дешевые парни. Они никогда не доставляли ей удовольствия, поскольку принадлежали к низшему классу, а «пойло» было таким отвратительным, что от него першило в горле. Сейчас все было по-другому: мягкий свет, оркестр, парочки танцующих и первоклассное виски, которое подавали в маленьких чайных чашечках из китайского фарфора.
– Чтобы обмануть федеральные власти, – объяснил ей Джек. – Но нам нечего беспокоиться. Все, кто ответственен за это, сегодня здесь и наслаждаются вместе со всеми.
Выпив по чашечке виски, они стали танцевать. Роузи нравилось, как Джек двигается, как прижимает ее к себе, приложившись щекой к щеке. «Он настоящий мужчина», – думала она и чувствовала себя счастливой.
В машине по дороге в ее отель она спросила Джека, где он живет, и была удивлена, когда он ответил:
– Там, куда мы едем, в «Уорике». Я всегда снимаю там номер, когда приезжаю в город.
– Итак, Джек, – сказала Роузи, сгорая от возбуждения, когда они поднимались на лифте. – Твой номер? Или мой?
Ханичайл была самой счастливой на свете, когда ее матери не было дома, а ее, казалось, почти никогда сейчас не было. «В Хьюстоне, – говорила ей Элиза, когда девочка спрашивала о матери. – Шляется».
Ханичайл не знала, где находится Хьюстон, но название города звучало как нечто далекое; она также не знала, что означает «шляется», но ей это слово казалось веселым. Каждый раз Роузи удивляла их, когда вела с большой скоростью свой красный «додж» по проселочной дороге, что есть силы нажимая на гудок и тем самым пугая лошадей, пасущихся в загоне, разгоняя кроликов в полях и вспугивая грачей, которые с громкими криками взмывали с деревьев в небо.
Элиза выбегала из кухни и стояла с мрачным лицом, уперев руки в бока, а с ней рядом – притихшая Ханичайл.
– Посмотрим, что она скажет на этот раз, детка, – говорила Элиза. – Ничего хорошего ее приезд не обещает.
Роузи всегда привозила подарки – «моим сладким», как она, смеясь, называла их. Аляповатые платья с оборочками для Ханичайл, цветастые хлопчатобумажные для Элизы, рубашки и шорты для мальчика.
– Возможно, она не так уж и плоха, – говорила Элиза, несколько смягчившись, увидев подарки для сына.
Но ни одно из платьев не годилось для Ханичайл, которая была такой же худой, как и ее отец. К тому же она росла не по дням, а по часам, и все подаренные матерью платья были для нее слишком короткими и едва прикрывали ее жеребячьи ножки с исцарапанными коленками.
Ханичайл всегда вежливо благодарила, но вздрагивала, замечая критический взгляд матери.
– Из тебя не выйдет красавицы, Ханичайл, – со смехом говорила Роузи. – Что правда, то правда.
Ханичайл спросила Элизу, что такое «красавица», и когда та сказала ей, что это леди с правильными чертами лица, хорошей фигурой и шелковистыми волосами, Ханичайл, посмотрев на себя в зеркало, поняла, что мать права. Худое лицо, глубоко запавшие голубые глаза, на носу горбинка, а волосы в беспорядке. Красавицей такую девушку не назовешь.
Поэтому Элиза вешала новые платья в шкаф, а Ханичайл ходила в своем синем комбинезончике с подвернутыми штанинами и босоногой, как Том. Ей хотелось быть похожей на него: быть такой же коричневой, сильной и красивой. Вообще ей хотелось быть мальчиком, чтобы никогда не носить эти глупые платья с оборочками, бусы и мазать губы красной помадой – все то, что так любила ее мать.
Ханичайл любила Элизу; она была большой, круглой, уютной и, главное, всегда рядом. Хлопоча по дому, Элиза пела; она готовила им еду: рис, свинину, цыплят, зеленый горошек и делала потрясающее мороженое в маленькой деревянной сбивалке с ручкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108