сидела на потертой кушетке в стиле Людовика XVI, прислонившись к обшитой деревянными панелями стене гостиной, увешанной картинами, написанными масляными красками. На ней было платье из магазина "Шанель" и туфли из эксклюзивного магазина Генри Бендела; прическа у нее была безупречная, а фасад выглядел первоклассно. Она сказала детективам, что как раз собралась уходить, хотела съездить в центр за покупками. Карелла обещал недолго задержать ее и вежливо отказался от предложенного кофе и булочки с изюмом. Они слышали, как кто-то возится в кухне, там позвякивала посуда и столовые приборы.
— Кто это? — спросил Карелла и показал на кухонную дверь.
Миссис Лейбовиц испытующе посмотрела ему в глаза и сказала: — Это моя девушка.
— Ваша дочь?
Продолжая испытующе глядеть ему в глаза, она ответила: — Нет, нет, моя домработница.
— Понятно,— сказал Карелла.
— Она ночует в квартире? — спросил Клинг.
— Нет,— ответила миссис Лейбовиц. На ее лице снова появилось напряженное испытующее выражение, она не отрываясь смотрела на Клинга, словно гадала, что он еще что-то скажет. Только тогда, когда стало ясно, что он уже не собирается ничего говорить, она снова повернулась к Кареллс и посмотрела на него с тем же выражением сосредоточенного ожидания.
— Когда она приходит? — спросил Карелла.
— В девять часов утра. Кроме четверга и воскресенья.
— А когда уходит?
— После обеда. Моет посуду и уходит.
Карелла повернулся к Клингу и сказал: — Это означает, что утром, когда были совершены эти убыйства, она не могла быть здесь. Для нее это было слишком рано. Он снова повернулся к миссис Лейбовиц, которая улыбнулась, хмыкнула, кивнула и снова уставилась на его лицо. В ее взгляде было что-то ужасно знакомое. У Кареллы было неприятное стесняющее ощущение туманной и ускользающей иллюзии какого-то deja vu , непоколебимого осознания того, что эта женщина уже бессчетное количество раз так смотрела на него. И вместе с тем он знал, что сегодня утром встречался с ней впервые в жизни. Он нахмурился и сказал: — Вы были дома в то утро, когда произошли эти убийства, миссис Лейбовиц?
— Да, была,— ответила она.
— Вы слышали что-нибудь в квартире напротив? — спросил Карелла.
— У меня очень крепкий сон,— ответила она.
— Здесь стреляли из дробовика,— сказал Клинг. Миссис Лейбовиц повернулась к нему и улыбнулась.— Было сделано четыре выстрела,— продолжал Клинг.— Они могли наделать много шума.
— Выстрелы? — спросила она.
— Да,— сказал Клинг и нахмурился.— Выстрелы из дробовика.
— Я спала,— сказала миссис Лейбовиц.— Разносчик газет сказал, что это произошло поздно ночью. А я тогда спала.
— Эти выстрелы, наверное, были достаточно громкие, чтобы вас разбудить,— сказал Карелла.
Она повернулась к нему и ничего не ответила.
— Так, значит, вы спали,— сказал он. По-прежнему испытующе глядя ему в лицо, она сказала: — Да, я спала.
— Мы предполагаем, что убийства были совершены между четырьмя и половиной пятого,— сказал Карелла,— приблизительно в это время. Может, вы помните?..
— Я точно знаю, что я спала,— сказала миссис Лейбовиц, глядя на него.
— И вы ничего не слышали?
— У меня очень крепкий сон,— повторила она, и снова ждала и смотрела на лицо Кареллы. Внезапно он сообразил, что она наблюдает за ним, и внезапно понял, почему выражение ее лица кажется ему таким знакомым. Он быстро встал, повернулся к ней спиной, отошел на несколько шагов от кушетки и сказал нормальным
разговорным тоном: — Мне кажется, вы чуточку глуховаты, миссис Лейбовиц. Я прав? — Потом он мгновенно обернулся, посмотрел на нее и увидел, что она улыбается, смотрит на него и все еще ждет, когда он заговорит.
Жена Кареллы Тедди была глухонемая.
Он жил с ней очень давно, и ему было знакомо выражение, которое постоянно присутствует на ее лице, знакома эта интенсивная сосредоточенность в ее глазах, когда она "слушала" его, когда читала по его губам или по его рукам. Такое же выражение было сейчас на лице миссис Лейбовиц, когда она ждала, что Карелла заговорит. Она просто все время смотрела на его губы.
— Миссис Лейбовиц,— приветливо сказал он,— кто еще живет на этом этаже?
— На нашем этаже всего лишь три квартиры,— ответила она.
— А кто живет в третьей? — спросил Клинг.
При звуке его голоса она быстро повернулась, но не ответила ему. Клинг посмотрел на Кареллу.
— В третьей квартире,— приветливо сказал Карелла.— Кто в ней живет, миссис Лейбовиц?
— Там живет семья. Некто Пиммы. Его зовут Джордж Пимм. Но их сейчас нет.
— Где они?
— В Пуэрто-Рико.
— Проводят там отпуск?
— Да, проводят там отпуск,— сказала она.
Она в самом деле очень хорошо играет, подумал Карелла. Если она видит лицо собеседника, читает по губам, как первоклассный специалист. Его Тедди, случается, не понимает какие-то слова, но Кармен Лейбовиц не такая, она устремляет на собеседника свои ярко-синие глаза, буквально впитывается ими в губы и ни за что не отпускает их, пока по их движениям не поймет смысл сказанного — однако ей удается это лишь тогда, когда она видит лицо собеседника. Стоит ей отвернуться, смысл ускользает от нее, она слышит, судя по всему, лишь слабый шум, который заставляет ее повернуться к говорящему. Она отрепетировала любезную улыбку, слабые поощрительные кивки и выражение терпеливой готовности помочь, и действительно отлично скрывает свой дефект, поскольку не хочет носить слуховой аппарат, поскольку слуховой аппарат не идет такой элегантной
даме, такой ухоженной и следящей за собой. Он подумал, что было бы любопытно, если бы миссис Лейбовиц встретилась с Тедди. Если бы она встретилась с его очаровательной женой, глухой, как пень, и немой, как рыба.
— Когда они уехали? — спросил он, стараясь дать ей возможность смотреть ему прямо в лицо, и тщательно произнося каждое слово.
— В воскресенье была неделя, как они уехали.
— Значит, они уехали до того, как произошли убийства?
— Да, до того.
— А вы знаете, когда они должны вернуться?
— Кажется, Джордж говорил, что они пробудут там две недели. Но я точно не знаю.
— Значит...— начал Карелла и необдуманно повернулся к Клингу, однако тут же исправился и снова повернулся к миссис Лейбовиц. Он увидел, что она сидит и ждет с той же пассивной выжидающей улыбкой, и что она не слышала того, что он произнес.— Значит, на следующей неделе,— сказал он.
— Да,— ответила она. Теперь она уже знала, что он разгадал ее игру, но оставалась в непоколебимой уверенности, что сумеет продолжать обманывать, или, возможно, просто надеялась, что он разрешит ей продолжать обманывать.
- Так, значит Пиммов нет,— сказал он,— следовательно, вы единственная на всем этаже. И вы крепко спали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Кто это? — спросил Карелла и показал на кухонную дверь.
Миссис Лейбовиц испытующе посмотрела ему в глаза и сказала: — Это моя девушка.
— Ваша дочь?
Продолжая испытующе глядеть ему в глаза, она ответила: — Нет, нет, моя домработница.
— Понятно,— сказал Карелла.
— Она ночует в квартире? — спросил Клинг.
— Нет,— ответила миссис Лейбовиц. На ее лице снова появилось напряженное испытующее выражение, она не отрываясь смотрела на Клинга, словно гадала, что он еще что-то скажет. Только тогда, когда стало ясно, что он уже не собирается ничего говорить, она снова повернулась к Кареллс и посмотрела на него с тем же выражением сосредоточенного ожидания.
— Когда она приходит? — спросил Карелла.
— В девять часов утра. Кроме четверга и воскресенья.
— А когда уходит?
— После обеда. Моет посуду и уходит.
Карелла повернулся к Клингу и сказал: — Это означает, что утром, когда были совершены эти убыйства, она не могла быть здесь. Для нее это было слишком рано. Он снова повернулся к миссис Лейбовиц, которая улыбнулась, хмыкнула, кивнула и снова уставилась на его лицо. В ее взгляде было что-то ужасно знакомое. У Кареллы было неприятное стесняющее ощущение туманной и ускользающей иллюзии какого-то deja vu , непоколебимого осознания того, что эта женщина уже бессчетное количество раз так смотрела на него. И вместе с тем он знал, что сегодня утром встречался с ней впервые в жизни. Он нахмурился и сказал: — Вы были дома в то утро, когда произошли эти убийства, миссис Лейбовиц?
— Да, была,— ответила она.
— Вы слышали что-нибудь в квартире напротив? — спросил Карелла.
— У меня очень крепкий сон,— ответила она.
— Здесь стреляли из дробовика,— сказал Клинг. Миссис Лейбовиц повернулась к нему и улыбнулась.— Было сделано четыре выстрела,— продолжал Клинг.— Они могли наделать много шума.
— Выстрелы? — спросила она.
— Да,— сказал Клинг и нахмурился.— Выстрелы из дробовика.
— Я спала,— сказала миссис Лейбовиц.— Разносчик газет сказал, что это произошло поздно ночью. А я тогда спала.
— Эти выстрелы, наверное, были достаточно громкие, чтобы вас разбудить,— сказал Карелла.
Она повернулась к нему и ничего не ответила.
— Так, значит, вы спали,— сказал он. По-прежнему испытующе глядя ему в лицо, она сказала: — Да, я спала.
— Мы предполагаем, что убийства были совершены между четырьмя и половиной пятого,— сказал Карелла,— приблизительно в это время. Может, вы помните?..
— Я точно знаю, что я спала,— сказала миссис Лейбовиц, глядя на него.
— И вы ничего не слышали?
— У меня очень крепкий сон,— повторила она, и снова ждала и смотрела на лицо Кареллы. Внезапно он сообразил, что она наблюдает за ним, и внезапно понял, почему выражение ее лица кажется ему таким знакомым. Он быстро встал, повернулся к ней спиной, отошел на несколько шагов от кушетки и сказал нормальным
разговорным тоном: — Мне кажется, вы чуточку глуховаты, миссис Лейбовиц. Я прав? — Потом он мгновенно обернулся, посмотрел на нее и увидел, что она улыбается, смотрит на него и все еще ждет, когда он заговорит.
Жена Кареллы Тедди была глухонемая.
Он жил с ней очень давно, и ему было знакомо выражение, которое постоянно присутствует на ее лице, знакома эта интенсивная сосредоточенность в ее глазах, когда она "слушала" его, когда читала по его губам или по его рукам. Такое же выражение было сейчас на лице миссис Лейбовиц, когда она ждала, что Карелла заговорит. Она просто все время смотрела на его губы.
— Миссис Лейбовиц,— приветливо сказал он,— кто еще живет на этом этаже?
— На нашем этаже всего лишь три квартиры,— ответила она.
— А кто живет в третьей? — спросил Клинг.
При звуке его голоса она быстро повернулась, но не ответила ему. Клинг посмотрел на Кареллу.
— В третьей квартире,— приветливо сказал Карелла.— Кто в ней живет, миссис Лейбовиц?
— Там живет семья. Некто Пиммы. Его зовут Джордж Пимм. Но их сейчас нет.
— Где они?
— В Пуэрто-Рико.
— Проводят там отпуск?
— Да, проводят там отпуск,— сказала она.
Она в самом деле очень хорошо играет, подумал Карелла. Если она видит лицо собеседника, читает по губам, как первоклассный специалист. Его Тедди, случается, не понимает какие-то слова, но Кармен Лейбовиц не такая, она устремляет на собеседника свои ярко-синие глаза, буквально впитывается ими в губы и ни за что не отпускает их, пока по их движениям не поймет смысл сказанного — однако ей удается это лишь тогда, когда она видит лицо собеседника. Стоит ей отвернуться, смысл ускользает от нее, она слышит, судя по всему, лишь слабый шум, который заставляет ее повернуться к говорящему. Она отрепетировала любезную улыбку, слабые поощрительные кивки и выражение терпеливой готовности помочь, и действительно отлично скрывает свой дефект, поскольку не хочет носить слуховой аппарат, поскольку слуховой аппарат не идет такой элегантной
даме, такой ухоженной и следящей за собой. Он подумал, что было бы любопытно, если бы миссис Лейбовиц встретилась с Тедди. Если бы она встретилась с его очаровательной женой, глухой, как пень, и немой, как рыба.
— Когда они уехали? — спросил он, стараясь дать ей возможность смотреть ему прямо в лицо, и тщательно произнося каждое слово.
— В воскресенье была неделя, как они уехали.
— Значит, они уехали до того, как произошли убийства?
— Да, до того.
— А вы знаете, когда они должны вернуться?
— Кажется, Джордж говорил, что они пробудут там две недели. Но я точно не знаю.
— Значит...— начал Карелла и необдуманно повернулся к Клингу, однако тут же исправился и снова повернулся к миссис Лейбовиц. Он увидел, что она сидит и ждет с той же пассивной выжидающей улыбкой, и что она не слышала того, что он произнес.— Значит, на следующей неделе,— сказал он.
— Да,— ответила она. Теперь она уже знала, что он разгадал ее игру, но оставалась в непоколебимой уверенности, что сумеет продолжать обманывать, или, возможно, просто надеялась, что он разрешит ей продолжать обманывать.
- Так, значит Пиммов нет,— сказал он,— следовательно, вы единственная на всем этаже. И вы крепко спали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41