Ну да, впечатление производит. Так и хочется тоже взять автомат и все это даяновское отродье, всю эту гнусь... Потом на Останкино переключил - лихой концерт Гребенщикова. Тут ребятки покруче, тут не визгливая, истеричная музыка гнили, тут ее суровая летопись. Да со смешком, ст°б в обнимку с блядью-историей. А дн°м поехали в лес. Моросило. Небеса набухли, вдалеке сверкало. Воздух был уже зимний, освежающий, мокрый лес блестел яркой травой. Распили бутылку красного. Поднялись на холм. Никого вокруг. Дамы отдалились, цветочки рвали, а мы с Л. переминались на месте. Л.: "Представляешь, они уже готовы на переговоры с Хамасом!" Я: "Да... Кто нас половчей убивает, с тем и поговорить интересней. Кстати, Рабин опроверг, сказал, что мы с ними разговаривать не будем, потому что они враги мира. Что убивают жиденят, это ничего, это нормально, может даже похвально, дали же одному убивцу Нобелевскую премию мира. Л.: "Да. Они (правящие круги) это поняли раньше нас, что все сгнило. И ведь деваться-то некуда... Если бы мне было сейчас хотя бы пятьдесят..." Я: "Малькодет, малькодет /западня/. Малькодет мавет /смертельная западня/." Поднял на меня взгляд седой волчары на заслуженном отдыхе: "М-да, м-да... Малкодет." (Произносить ли "л" мягко, как с мягким знаком, или пожестче - вопрос стиля.) Вот так мы всегда в последнее время, соберемся и каркаем дружно под добрую закусь, два старых, разочарованных во всем ворона. М. с нами не каркает, он "за мир". И вообще презирает "государственные заботы". Выпить вечерком с подружкой, позубоскалить с приятелем раз в неделю, съездить пару раз в год в Италию, а когда пропадет все оно пропадом - не нашего воли и ума дело, да и все одно, медики говорят, помирать придется. А жена моя смеялась, рвала цветы, восхищалась "чудным видом", и я любовался ею, как расшалившейся девочкой. Все разъехались, а мы еще остались, дождик пошел, в машине потрахались, неудобно, но в кайф. Однако если покопаться, насчет инцестуозного... Вот это: любить не желая и желать не любя. Это явно мое. Значит любовь к родине - это вытесненная любовь к матери? Глубоко. А если ты ее - странною любовью? А ежели у человека как бы две родины, и обе он - странною любовью? Материнского в себе всегда боялся, этой всегдашней уступчивости, мягкости, осторожности, запуганности, в сочетании с упрямой, сверлящей настойчивостью. А сейчас злюсь на ее старость, не могу, не хочу ее такой принимать... Тут может что эдиповское и проглядывает, может и вытеснял что когда... А с отцом, резким, вспыльчивым, гневливым, с отрочества часто ссорился по пустякам, таил злобу. Отец не был ни жестоким ни скаредным, и меня, знаю, любил, но необъяснимая напряженка, как мы не старались, все равно была между нами... Я уехал, потому что побоялся увидеть его мертвым. (На ночь Нойфельда начитался, психоаналитический портрет Федора Михайловича. Все не спится...) 12. 11. Евреи так и остались "переживателями". У Аверинцева хорошо было про огонь сказано, что для грека главное в огне свет, инструмент познания, а для иудея - жар, сила жизни. Поэтому греческое искусство холодно, чересчур они к порядку стремятся. А еврейское - страстно. Китайцы же - благоговейные созерцатели, нет у них страсти к преобразованию мира. Да, пожалуй, и страсти к познанию. На китайского фазана какого-нибудь на ветке цветущей сливы посмотришь и ничего больше не надо, хоть плачь от счастья. Но разве познание - не есть начало преобразований? Разве может оно быть бесстрастным? Страсть мысли сильней страсти любви, жажда бессмертия сильней жажды жизни. И эта концепция Аверинцева спорна, что евреи внесли в историю "вертикальную" составляющую, ось времени, ось развития, тогда как эллины кружились в замкнутом космосе никуда не стремясь, осваивая больше пространство. Разница скорей в том, что греки уповали на Разум, наблюдающий-познающий формы жизни, а евреи на чувство, способное переживать сущность мира. Греки отстранялись от жизни формой, идеей, маской, а евреи к ней прорывались тараном веры. Еврей не мог быть Творцом, теургом. А значит и историю он творить не мог. Время не могло его беспокоить (солдат спит, а служба идет), время, как путешествие. Судьба мира зависела не от него. Поэтому у евреев нет цели, а значит и нет воли. Бог "ведет" их и требует дисциплины, только дисциплины. У еврея одна задача - выжить, чтобы "дойти". Как на этапе. Этапная психология. Вечно на пересылке... И история их занудно циклична - то просрут Храм, то отстроят. Еврею чуждо самоотвращение, он скорей самодоволен, а потому и лишен пружины самосовершенствования. А сионизм - зараза немецкая: Гесс, Герцель, Нордау, мир, как воля и представление... Роковая отвага германцев, уязвленная христианством, толкнула европейского человека на великие походы к неизведанному, на бунт преобразования мира, богоборчества и богостроительства. Вот та ось, та великая пружина, которая "энергийно" создала западную цивилизацию. "Гоги, что такой ос?" "Ос, учитель, это такой бальшой паласатый мух." "Нэт, Гоги, бальшой паласатый мух - это шмэл. А ос - это на ч°м зэмля дэржится!" Еврей страдает духовной импотенцией. И не рассказывайте мне сказки про марксов, фрейдов и эйнштейнов, это плоды европейской цивилизации, бунта против еврейства, а сто лет национального одиночества на родной земле не породили ничего кроме жалких потуг на американизацию. В России хотя бы разгул постмодернизма и всякой, как Гольдштейн выразился, шизоидной развлекухи с приколом. Все-таки пытаются как-то освоить творчески свой пиздец. 19.11. Бессонница не унимается. Который месяц. Просыпаюсь среди ночи и... не сплю уже до первых петухов. Перевозбужден. На работе срываюсь. Конфликты. Сегодня суббота. Солнышко. Открыл глаза. Нервный напряг отпускает. Луг красных маков Климта на белой стене залит солнцем. Жизнерадостная картина моей жизнерадостной жены. Золотистые волосы на черной комбинашке с бретельками, красные коготки, кожа еще атласна, только на руках вены вспухли... Распахнул одеяло - полотенце торчит между ног, резкий запах засохшей спермы. Вчера "паати" у М. Опять с Ш. повздорил, невыносима эта вера в прогресс и в родную партию Труда - его проводника. Задохнувшись от возмущения моими "картинками" развала государства ("мы сильны как никогда!"), обозвал меня Жириновским. А что, говорю, он милый. Дерганный такой, нелепый. Ну, тут Ш. аж винтом пошел, так что жена его увела, а мне от моей досталось за провокацию. Протянул руку и вытащил "Лимонов против Жириновского", она у меня в углу начатых и брошенных, вместе с Шапира, "Исповедью еврея" Мелехова, "Портретом еврея" Парамонова и всякой недочитанной хуйней. Листанул и опять отбросил. Протокольные воспоминания о партийных дрязгах, как-то даже Лимонову и негоже. Впрочем, возможно я его переоцениваю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127