Иисус встал на жизнь. Еврей не знает любви. Он никого не любит, даже Бога. Он ему доверяет, но он его не любит. Для него Бог - отец, а отца мало кто любит. Разве что после смерти. Наверное поэтому и нас мало кто любит... Любовь еврея - чистый эрос. Любовью он не преодолевает земного. Еврей не зол. Но он и не добр. Я чувствую в своей жизни здесь (или вообще в своей жизни?) холод, уныние нелюбви... Сережа Гандлевский прислал свою книгу. Почти все написанное. Сотня стихов за жизнь. Тоже дневник. Лабиринт скитаний без цели. Нанизывание монотонных строк, будто старый араб, с загадочным равнодушием глядящий на улицу и фиксирующий ее мельтешение, перебирает четки, - единственное шевеление жизни. Реквием на мотив шарманки. Светало поздно, сползало одеяло, плыл пьяный запах, сизый свет скользил, жду, намерен сажать, еду по длинной стране, курю в огороде, время теряю, иду восвояси, стучусь наобум; или в инфинитиве: устроиться на автобазу, петь про черный пистолет, не заглянуть к старухе матери ни разу, божиться, впаять, преодолеть, возить, уснуть, заделать пацана, вести ученую беседу, бродить в исподнем, клевать носом, вспоминать со скверною улыбкой, глотать пилюли, себя не узнавать, и опускаться, словно опускаться на дно морское, раскинув руки; обрывки анналов коммунального зверинца с его гражданами, качающими трамвайные права, знаменосцами, горнистами, физоргами, поварихами в объятиях завхозов, угрюмыми дядями и глупыми тетями; детали мусорных пейзажей с каким-то тягостным секретом: газета, сломанные грабли, заржавленные якоря, ключи, колеса, гайки, каркасы, трубы, корпуса, аптека, очередь, фонарь под глазом бабы, помойные кошки... Мы сдали на пять в этой школе науку страха и стыда, годами пряча шиш в карман, такая вот Йокнапатофа доигрывает в спортлото последний тур, а до потопа рукой подать, похоже катастрофа неизбежна, пустота высоту набирает, но подбадриваешь себя, давай вставай, пошли без цели, давай живи, не умирай, без глупостей, отшучусь как-нибудь, как-нибудь отсижусь, вот так и жить, тянуть боржоми, припев, мол скучный? совсем не скучный, он традиционный... Хоть сырость разводи. А утешенья не будет. Но: я эту муку люблю, однолюб. Если жизнь дар и вправду, о смысле не может быть речи. Дорогой Леша! .... Вначале я испытывал немалые трудности, мешал "искусственностью" неизбежный фон "исторического" или "фантастического" романа, с его невозможностью передать ткань жизни героя средствами другого языка, выдуманного другим народом для другой жизни и другой истории. Иногда смешение языковых стихий "торжественной латыни" и современного русского сленга ощущалось, как дискомфорт (вроде "насрать на Стагирита", кстати, ты еще бегаешь по тексту, снимаешь стружку?). На "читателя" тебе вобщем-то наплевать, время от времени ты, конечно, бросаешь ему какую-нибудь сюжетную кость, на мой вкус не особо жирненькую, а так оставляешь его самому добывать на жизнь на этих блаженных полях. Но мне это по душе. Я свое нашел и доволен. Роман ощущается как гигантский отшельнический труд. Вопреки. А стало быть и гордо. Таких соборов больше не строют: кишка тонка, слишком кропотливо, да вроде и незачем. И странно, что у кого-то еще хватает духу вообразить себе такие постройки. Подавай тебе Бог закончить. Проза отменная. Вязкая, веская, неторопливая, отрешенная. Как нескончаемое стихотворение... Элегия. И только с этой высоты начинаешь понимать, почему нужно было уплыть так далеко от действительности. Чтобы не уронить звука. И все время открываются двери в отсеках времени и оно гуляет ветром по пустым коридорам вымышленной жизни. А ты стоишь у этих дверей, над гладью Леты, где души второго призыва, испив забвенья, торопятся вновь наполнить легкие воздухом смерти, трепещешь в толпе непогребенных, среди разжалованной жизни, слушая скрип уключин и плеск теплой рвоты на дне барки... А я подбираю твои поучения, рассыпанные за ненадобностью: любви приходится учится, а ненависть дана даром, дружба ни на что не обречена, раб, в законе или в душе, знает о свободе одно: она убивает. И теперь понятно, почему "Просто голос"...... Еще автобус. Пурим самеах. (Веселый Пурим) Нежное безразличие мира. Приснился сон: деревня в Иудее, грязные сугробы, серые дома, плоские крыши, кривые, бегущие с холма улицы, слякоть, горы кругом, на вершине куб, сложенный из огромных камней, узнаю его: хевронский Склеп Авраама, блажь ярого Ирода, башенные зубцы по краю, а вокруг голо, и деревня исчезла, легкий туман витает в оврагах, я будто поднимаюсь, медленно взлетаю, и вижу сверху гористую, мертвую страну разбросанных камней, а на плоской крыше Склепа белый купол, как яйцо, оно вдруг лопается, скорлупа рассыпается, и маленькое черное дерево, будто обугленное, корявое, и корни-щупальцы извиваются, и какая-то пугающая, неодолимая сила в этих напряженных извивах, они пытаются втиснуться в щели между каменными плитами, втискиваются, уходят вглубь, дерево дрожит, а на черных ветвях голуби, много, белые, взлетают и садятся, шумят крыльями..." Дорогой Миша! Очень рад был твоему письму, и особенно книжке. Она и оформлена симпатично, и вообще мне очень нравится. Мне кажется, такого по-детски грустного, трогательного голоса не было в русской литературе, и сегодня, когда все норовят поорать, да учудить, такая отчаянная непосредственность звучит с особенной необходимостью. На самом деле я всегда у тебя учился, то есть пытался научиться вот этой пронзительной, и в то же время дерзкой, непосредственности.И название очень удачное. Особенно клоты хороши, такие живые слова, такое согревающее говорение... Это я по первым следам в душе, еще толком не разобравшись и не все прочитав. Напиши мне, соберись с силами, о Симоне Берштейне, что за студия у него была, кто там был, что он был за человек, как ты с ним общался, вообще, что ты о нем знаешь, я смутно помню твои рассказы о нем. Остались ли его тексты? Кажется даже у Кузьминского в этой его "Лагуне" нет ничего о нем. А может вообще расшевелишься и еще о Харитонове напишешь, жаль, что тогда не удалось сойтись с ним поближе. Напиши просто в письме, но это может быть и основой воспоминаний, можно здесь напечатать и заработать. Мне кажется, что в этом направлении лежит обетованная земля какой-то новой животворной поэтики. Я уже накатал с пол-тыщи страниц мемуаров, сижу с ними каждый день, отрываясь только на письма. И читаю интенсивно, в основном философию, но и историческое. Тут еще "подвезло" - потянул на стопе жилу, связку, черт его знает, так три недели дома сидел, а сейчас каникулы пасхальные начинаются. А там уж и лето. Мечтаю приехать, но не знаю еще как получится, хотелось бы - не с пустыми руками. Вообще, благодаря писанине я вошел в форму, стал вдруг чувствовать, что существую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127