Из лифта вышла Анна Семеновна и
торопливой походкой засеменила к приемной. Дождавшись, пока она скроется,
Яков Маркович ввалился в лифт и поехал к себе. Маша кончила уборку и шла по
коридору, волоча швабру и запирая одну за другой двери.
-- Мою не закрывай, тетя Мараша! -- крикнул он.
Она молча побрела дальше, громыхая большими ботинками.
_41. ГАЙКИ ЗАТЯГИВАЮТСЯ_
В середине дня Анна Семеновна перебегала по редакции от двери к двери.
Каждому встреченному и каждому сидящему она протягивала ручку и список:
-- В шестнадцать ноль-ноль совещание у Ягубова. Явка строго
обязательна! Расписывайтесь.
Схватив лист, она бежала дальше. Раньше на совещания так никого не
собирали. И дело вовсе не в том, что ты карьерист, мчишься по первому
звонку, садишься и смотришь, кто опоздал, а кто обошел тебя, уже сидит ближе
к руководству и проявляет активность. Все спешили: ведь твое положение в
редакции зависит от того, насколько ты информирован. Чем больше знаешь о
том, что происходит, тем больше твоя власть. Кого ругали? Кто погорел? Кого
похвалят? Как без литургии неполон христианский обряд, так без совещаний нет
партийной газеты.
-- Под расписку? -- спрашивали Анечку. -- А в чем дело, не знаете?
-- Понятия не имею!
-- Может, с Макарцевым что?
-- Нет, уж я бы знала!
-- Может, о сыне его хотят объявить?
Весть о сыне Макарцева еще с утра облетела редакцию и была обсосана до
косточек. Расписавшиеся терялись в догадках, отменяли встречи, переносили
междугородние переговоры. Те, кто собирался смыться, переигрывали планы.
Локоткова тем временем открывала следующую дверь:
-- В шестнадцать ноль-ноль... Распишитесь...
-- Ради вас, Анечка -- сказал Раппопорт, -- я подпишу все что угодно.
-- Ox, Яков Маркыч, вы все шутите!..
-- Нисколько!
Ивлев прилетел и позвонил Раппопорту, когда до совещания оставалось
полчаса.
-- Статья для вас готова.
-- Догадываюсь... Когда появитесь?
-- Яков Маркыч, вы мне предлагали ключи.
-- Намек понял. Хоть сейчас...
-- Тогда я сажусь в такси.
-- Отлично. Только учтите, что тут скоро совещание... Ягубов затягивает
гаечки. Так что вам, Славик, надо или явиться, или считаться еще в
командировке. Я выйду на улицу -- остановите такси шагах в двадцати от
подъезда.
Когда, отдав ключи, он вернулся в редакцию, народ уже двигался к
приемной. Анечка металась, носила стулья из кабинета Игоря Ивановича в
кабинет Степана Трофимовича. У дверей толпились сотрудники. Ягубов
возвышался за столом, на новой дерматиновой подушке, перед самым совещанием
принесенной Кашиным. Он красиво курил и время от времени двумя пальцами,
держащими сигарету, и второй рукой указывал на свободные места, где можно
потесниться.
-- Почему не в зале, а здесь? -- осторожно спросил кто-то. -- Тесно
ведь...
-- Рабочее, деловое совещание, -- объяснил Степан Трофимович, ловко
перекатив сигарету по губе из одного угла рта в другой. -- В тесноте, да не
в обиде. Верно я говорю, Яков Маркыч?
Раппопорт в это время стоял в дверях, держа в руках очки и ища плохими
своими глазами свободное место.
-- Садитесь вот сюда! -- показал Ягубов. -- Это место просил
забронировать Полищук, но поскольку наш ответственный секретарь
безответственно опаздывает, мы его бронь снимаем...
Сидящие заулыбались. Полищуку пришлось скромно присесть на край стула
возле двери. Ягубов постучал карандашом по столу.
-- Что ж, будем начинать? -- спросил он и, приняв стихнувший гул за
одобрение, распорядился. -- Анна Семеновна, закройте, пожалуйста, двери и
проследите, чтобы за дверью никаких посторонних не было... Так вот,
товарищи! -- он погасил сигарету. -- Не будем сегодня говорить высоких фраз
о том, что происходит у нас в стране. Все мы живем ради высоких целей.
Давайте сегодня говорить по-деловому о том, что нам мешает, что тормозит наш
путь к вершинам, которые теперь близки, как никогда.
"Опять близки?" -- в испуге подумал Яков Маркович.
При этом он кивнул Ягубову в знак одобрения и засопел.
-- Думаю, вы согласитесь со мной, -- продолжал Степан Трофимович, --
что наша газета должна не только смело говорить о хорошем, но и смело
критиковать недостатки. Разумеется, ни то, ни другое нельзя делать без
чувства ответственности. Мы служим партии и будем вести войну не только с
вредными нам идеями, но и вредными фактами, если они мешают идти вперед.
Ведь когда газета выходит, печатное слово тоже становится историческим
фактом!
"Он мой единомышленник, -- думал Раппопорт. -- Почему же я его
недолюбливал? Может быть, потому, что он говорит это слишком серьезно?"
-- Вы сами знаете, -- сказал Ягубов, -- чем больше мы с вами становимся
творцами исторических фактов, тем ближе светлые вершины.
"А он альпинист! -- снова подумал Тавров. -- И тянет нас, всех заставит
карабкаться, ничего не попишешь. Вернее, попишешь, но уже на вершине".
Яков Маркович опять кивнул заместителю редактора в знак солидарности с
его прогрессивными мыслями.
-- В последнее время, -- продолжал между тем Ягубов, -- из отделов в
секретариат поступают статьи, которые приходится возвращать. А разве самим
отделам не пора понять уровень новых требований? Давайте подойдем к вопросу
диалектически, по-государственному. Разве партийные органы не знают о
недостатках? Знают! Стоит ли писать о временных трудностях, когда всем ясно,
что эти трудности будут преодолены? Стоит ли вообще писать о недостатках,
если в скором времени они станут далеким прошлым?!
"Недостатков стало так много, что не видно достоинств".
При этой своей мысли Яков Маркович отрицательно качнул головой,
соглашаясь с Ягубовым, что писать о недостатках не имеет никакого смысла.
-- Ну, а если необходимо поставить принципиальный вопрос, -- у
коммуниста должно быть развито чувство предвидения: а что скажут наверху?
Давайте говорить реально. У нас с вами два хозяина -- Большой дом и
читатель. Но ведь читатель нас с работы не снимет!
Яков Маркович заморгал глазами, снял очки и, закрыв глаза, стал
протирать стекла. "Как умно и точно говорит замредактора! Я его
недооценивал. Неужели он умней меня? Хитрей, это точно. Ведь при Макарцеве
был тише воды, ниже травы. И вот расцвел. Как быстро растут люди в нашей
стране!"
-- Будем откровенны, -- улыбнулся Степан Трофимович. -- Иногда мы хотим
поговорить о недостатках в той или иной сфере, но для того, чтобы сделать
статью проходимее, начинаем с достоинств. В Большом доме мне показали статью
английского журналиста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
торопливой походкой засеменила к приемной. Дождавшись, пока она скроется,
Яков Маркович ввалился в лифт и поехал к себе. Маша кончила уборку и шла по
коридору, волоча швабру и запирая одну за другой двери.
-- Мою не закрывай, тетя Мараша! -- крикнул он.
Она молча побрела дальше, громыхая большими ботинками.
_41. ГАЙКИ ЗАТЯГИВАЮТСЯ_
В середине дня Анна Семеновна перебегала по редакции от двери к двери.
Каждому встреченному и каждому сидящему она протягивала ручку и список:
-- В шестнадцать ноль-ноль совещание у Ягубова. Явка строго
обязательна! Расписывайтесь.
Схватив лист, она бежала дальше. Раньше на совещания так никого не
собирали. И дело вовсе не в том, что ты карьерист, мчишься по первому
звонку, садишься и смотришь, кто опоздал, а кто обошел тебя, уже сидит ближе
к руководству и проявляет активность. Все спешили: ведь твое положение в
редакции зависит от того, насколько ты информирован. Чем больше знаешь о
том, что происходит, тем больше твоя власть. Кого ругали? Кто погорел? Кого
похвалят? Как без литургии неполон христианский обряд, так без совещаний нет
партийной газеты.
-- Под расписку? -- спрашивали Анечку. -- А в чем дело, не знаете?
-- Понятия не имею!
-- Может, с Макарцевым что?
-- Нет, уж я бы знала!
-- Может, о сыне его хотят объявить?
Весть о сыне Макарцева еще с утра облетела редакцию и была обсосана до
косточек. Расписавшиеся терялись в догадках, отменяли встречи, переносили
междугородние переговоры. Те, кто собирался смыться, переигрывали планы.
Локоткова тем временем открывала следующую дверь:
-- В шестнадцать ноль-ноль... Распишитесь...
-- Ради вас, Анечка -- сказал Раппопорт, -- я подпишу все что угодно.
-- Ox, Яков Маркыч, вы все шутите!..
-- Нисколько!
Ивлев прилетел и позвонил Раппопорту, когда до совещания оставалось
полчаса.
-- Статья для вас готова.
-- Догадываюсь... Когда появитесь?
-- Яков Маркыч, вы мне предлагали ключи.
-- Намек понял. Хоть сейчас...
-- Тогда я сажусь в такси.
-- Отлично. Только учтите, что тут скоро совещание... Ягубов затягивает
гаечки. Так что вам, Славик, надо или явиться, или считаться еще в
командировке. Я выйду на улицу -- остановите такси шагах в двадцати от
подъезда.
Когда, отдав ключи, он вернулся в редакцию, народ уже двигался к
приемной. Анечка металась, носила стулья из кабинета Игоря Ивановича в
кабинет Степана Трофимовича. У дверей толпились сотрудники. Ягубов
возвышался за столом, на новой дерматиновой подушке, перед самым совещанием
принесенной Кашиным. Он красиво курил и время от времени двумя пальцами,
держащими сигарету, и второй рукой указывал на свободные места, где можно
потесниться.
-- Почему не в зале, а здесь? -- осторожно спросил кто-то. -- Тесно
ведь...
-- Рабочее, деловое совещание, -- объяснил Степан Трофимович, ловко
перекатив сигарету по губе из одного угла рта в другой. -- В тесноте, да не
в обиде. Верно я говорю, Яков Маркыч?
Раппопорт в это время стоял в дверях, держа в руках очки и ища плохими
своими глазами свободное место.
-- Садитесь вот сюда! -- показал Ягубов. -- Это место просил
забронировать Полищук, но поскольку наш ответственный секретарь
безответственно опаздывает, мы его бронь снимаем...
Сидящие заулыбались. Полищуку пришлось скромно присесть на край стула
возле двери. Ягубов постучал карандашом по столу.
-- Что ж, будем начинать? -- спросил он и, приняв стихнувший гул за
одобрение, распорядился. -- Анна Семеновна, закройте, пожалуйста, двери и
проследите, чтобы за дверью никаких посторонних не было... Так вот,
товарищи! -- он погасил сигарету. -- Не будем сегодня говорить высоких фраз
о том, что происходит у нас в стране. Все мы живем ради высоких целей.
Давайте сегодня говорить по-деловому о том, что нам мешает, что тормозит наш
путь к вершинам, которые теперь близки, как никогда.
"Опять близки?" -- в испуге подумал Яков Маркович.
При этом он кивнул Ягубову в знак одобрения и засопел.
-- Думаю, вы согласитесь со мной, -- продолжал Степан Трофимович, --
что наша газета должна не только смело говорить о хорошем, но и смело
критиковать недостатки. Разумеется, ни то, ни другое нельзя делать без
чувства ответственности. Мы служим партии и будем вести войну не только с
вредными нам идеями, но и вредными фактами, если они мешают идти вперед.
Ведь когда газета выходит, печатное слово тоже становится историческим
фактом!
"Он мой единомышленник, -- думал Раппопорт. -- Почему же я его
недолюбливал? Может быть, потому, что он говорит это слишком серьезно?"
-- Вы сами знаете, -- сказал Ягубов, -- чем больше мы с вами становимся
творцами исторических фактов, тем ближе светлые вершины.
"А он альпинист! -- снова подумал Тавров. -- И тянет нас, всех заставит
карабкаться, ничего не попишешь. Вернее, попишешь, но уже на вершине".
Яков Маркович опять кивнул заместителю редактора в знак солидарности с
его прогрессивными мыслями.
-- В последнее время, -- продолжал между тем Ягубов, -- из отделов в
секретариат поступают статьи, которые приходится возвращать. А разве самим
отделам не пора понять уровень новых требований? Давайте подойдем к вопросу
диалектически, по-государственному. Разве партийные органы не знают о
недостатках? Знают! Стоит ли писать о временных трудностях, когда всем ясно,
что эти трудности будут преодолены? Стоит ли вообще писать о недостатках,
если в скором времени они станут далеким прошлым?!
"Недостатков стало так много, что не видно достоинств".
При этой своей мысли Яков Маркович отрицательно качнул головой,
соглашаясь с Ягубовым, что писать о недостатках не имеет никакого смысла.
-- Ну, а если необходимо поставить принципиальный вопрос, -- у
коммуниста должно быть развито чувство предвидения: а что скажут наверху?
Давайте говорить реально. У нас с вами два хозяина -- Большой дом и
читатель. Но ведь читатель нас с работы не снимет!
Яков Маркович заморгал глазами, снял очки и, закрыв глаза, стал
протирать стекла. "Как умно и точно говорит замредактора! Я его
недооценивал. Неужели он умней меня? Хитрей, это точно. Ведь при Макарцеве
был тише воды, ниже травы. И вот расцвел. Как быстро растут люди в нашей
стране!"
-- Будем откровенны, -- улыбнулся Степан Трофимович. -- Иногда мы хотим
поговорить о недостатках в той или иной сфере, но для того, чтобы сделать
статью проходимее, начинаем с достоинств. В Большом доме мне показали статью
английского журналиста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164