Около получаса вчера Степан Трофимович не мог попасть в собственный
кабинет, и пришлось взламывать двери. Взбешенный, он велел Кашину вызвать
милицию, но тот не исполнил поручения. Только теперь Ягубов понял причину, и
злость сменилась иронией.
-- Почему же ты не услышал, как заклеивали?
-- Занят был, -- покраснел Кашин.
-- Чем занят?
-- Да так...
-- Ладно, -- великодушно прекратил допрос Ягубов. -- Уеду -- пусть
делают. Проследи! Что еще?
-- И последнее: Макарцев заедет в редакцию.
-- Что ж сразу не сказал? Не может дома усидеть... Откуда информация?
-- Анна Семеновна ему звонила. Я конец разговора слыхал. Вроде просил
ее в редакции не говорить...
-- Экспромтом хочет нагрянуть? Ты вот что, Валентин: экспромт
подготовь, как надо... Цветы, что ли... В проходной не забудь предупредить,
чтобы пропустили -- удостоверение он может дома забыть...
-- А цветы из каких средств? По редакторскому фонду провести?
-- Ну и бюрократ! -- пожурил Ягубов. -- На-ка вот... Пошли курьера на
Центральный рынок.
Кашин сложил протянутую пятерку пополам и сунул в карман.
-- Понял, Степан Трофимыч. Сделаю!
Ягубов встал, показывая, что аудиенция закончена. Он снова набрал номер
Шамаева, но того опять не было. В связи с возможным появлением редактора
Степан Трофимович решил пройти по отделам, проверить, как идет работа над
первомайским номером, чтобы Макарцеву доложить обстоятельно.
Праздничный номер формировался без суеты и спешки, большинство
материалов было подготовлено заранее, кое от кого в редакции попахивало, но
все шло гладко, и Ягубов вернулся довольным. Он взял в руки гранки передовой
"День пролетарского братства", но потом решил: пусть ее прочтет Макарцев,
ему будет приятно.
Под гранками лежал большой голубой конверт, толстый, без надписей,
незаклеенный. Ягубов взял его, не понимая, как он тут оказался. В конверт
была втиснута толстая рукопись на папиросной бумаге. Листки густо, через
один интервал и без полей, отпечатаны на машинке. "Импотентократия, --
прочел Степан Трофимович на первом листе. -- Физиологические причины
идеологической дряхлости. Самиздат, 1969". Ягубов помычал, полистал
странички, выхватив несколько положений весьма критического порядка.
-- Провокация, -- тотчас решил он, будто был к ней готов. -- Накануне
праздника.
Испуга в нем не было. Предстояло лишь оперативно проанализировать
ситуацию, найти правильное решение.
-- Анна Семенна, -- вызвал он Локоткову. -- Это вы положили?
-- Не входила я, Степан Трофимыч. В глаза не видела.
-- Ладно, я сам разберусь... Кстати, а что Игорь Иваныч? Говорят,
заглянет...
Анна Семеновна покраснела, но продолжала молчать.
-- Ясно! Раз просил не говорить, не сержусь... Принесите мне сигарет из
буфета...
Локоткова с облегчением убежала. Он взял со стола гранки передовой и
голубой конверт, открыл дверь и, убедившись, что в приемной пусто, быстро
прошел в кабинет редактора. В комнате было полутемно, как и у Ягубова: две
трети окна, расположенного симметрично с Ягубовским, занимал портрет Ленина
-- видно было часть плеча и гигантское ухо. Степан Трофимович положил на
стол Макарцеву конверт с рукописью, а сверху гранки. Он подошел к вертушке и
набрал номер Шамаева по ВЧ. Случай с конвертом был как нельзя кстати,
подтверждая тревогу Ягубова, и товарищи в Центральном аппарате посоветуют,
как поступить.
Шамаев оказался на месте, видно, к городскому телефону он не подходил.
Он внимательно выслушал и сказал, что доложит.
Прошлое редактора Макарцева не могло заинтересовать Кегельбанова,
поскольку все было известно. Идеологическую линию и кадровую политику,
которую вел Макарцев, знали в ЦК. Она кого-то устраивала. Оставалась история
с его сыном. Об этом Шамаев среди других вопросов кратко доложил Егору
Андроновичу, сославшись на источник информации -- Ягубова.
Кегельбанов неожиданно отставил в сторону стакан чаю с лимоном, отложил
бумаги и, к удивлению Шамаева, встревожился. Он вообще не любил, когда его
люди напоминали о себе без вызова. Но тут дело было в другом. Только недавно
товарищ с густыми бровями сказал ему про Макарцева, что это наш человек. И
вдруг один из людей самого Кегельбанова намекает, что Макарцев -- не наш
человек! Похоже, что Ягубов чересчур торопится жить, раз хочет подсказывать,
как поступать. А может быть, у него есть для этого возможности, и с
Макарцевым уже передумано? Если так, то кем?
-- На этот сигнал, -- Егор Андронович снова придвинул стакан и
отхлебнул остывшего чаю, -- пока не будем реагировать. И, между прочим, ты,
Шамаев, выясни, чей еще человек Ягубов...
-- Да вроде...
-- Не вроде, а выясни!
Телефоны Ягубова поставили на контроль. Выйдя в приемную, Ягубов
услышал, что у него в кабинете гудит селектор.
-- Степан Трофимыч, -- говорил Полищук, -- вы, конечно, уже знаете: во
всех тассовках Генерального секретаря вместо "тов." начали называть
"товарищ".
-- Давно пора, -- сказал Ягубов. -- Предупреди, Лев Викторыч,
секретариат, отделы, машбюро, корректорскую, дежурных по номеру, чтобы не
вышло оплошки. Перепроверьте все материалы в полосах и цитаты, а также
подписи под снимками. Это -- важнейшее указание!
-- Я так и понял, -- ответил Полищук.
_74. ЗАВТРА ПРАЗДНИК_
С утра 30 апреля Макарцев стал маяться, слоняясь по квартире. Врачи --
перестраховщики, это известно. А редакция в такой день без него не
обойдется. Важно напомнить, чтобы номер не засушили: все-таки праздник,
читатель и посмеяться должен, и отдохнуть. Ягубов значения юмора не
понимает. Главное же -- поздравить коллектив самому. Меня ведь уважают и,
думаю, любят. Стало быть, ждут, когда смогу взять вожжи. Заеду на час. В
конце концов, мне прописаны положительные эмоции! Зине объясню, что срочно
вызвали, а потом вернусь и все праздники буду отдыхать.
Из дальнего конца квартиры, когда Зинаида Андреевна была на кухне, он
позвонил Анне Семеновне и просил прислать машину, предупредив, чтобы никому
не говорила. Анечка искренне обрадовалась, он понял. Он приедет сюрпризом и
сразу увидит по мельчайшим деталям, как дела в редакции.
Макарцев накапал лекарства из трех бутылочек, расставленных на
тумбочке, положил в карман нитроглицерин и что-то еще, импортное, оделся и,
пообещав жене, что будет медленно гулять вдоль ограды стадиона "Динамо",
вышел за ворота, дабы лифтерша не заметила, как он садится в машину.
Леша мчался за Макарцевым растерянный. Утром он успел сгонять в свое
Аносино и выяснил, что родителей развели без всякой волокиты, едва Клавдия
сказала, что муж ее пьет беспробудно и бьет ее смертным боем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164