Кое-что, когда автобус тормозил и занавески качались, все
же можно было разглядеть. Стекла в домах, заклеенные бумагой крест-накрест,
мешки с песком у витрин и зенитные батареи. Автобус подошел к воротам, и
занавеска качнулась. Степан мгновенно сообразил, что их везут в Кремль.
Сердце курсанта радостно забилось: вот куда ты взлетел, Ягубов! Видели бы
тебя сейчас станичные девки. Степан скосил глаза на соседей. Те сидели с
суровыми лицами и смотрели прямо перед собой, как велит строевой устав.
Ягубов тоже стал смотреть вперед.
Прием начался. Степан четко выполнял свою работу, стоя позади толстого
англичанина No 14 -- нового пресс-атташе, больше похожего на жонглера,
которого Ягубов мальчишкой видел в цирке. Англичанин болтал с
соседом-американцем всякую чепуху о женщинах и не спешил раскрывать
государственные тайны. Вдруг по залу пронеслось волнение, и все встали.
Ягубова не предупредили, как в этом случае себя вести, и он тихонько спросил
соседа, обслуживавшего американца No 15:
-- Петя, почему встают?
-- Дубина! Не видишь -- Сталин?!
Тот, сопровождаемый соратниками, шел, засунув правую руку между
пуговицами и оттопырив большой палец. Левой рукой он время от времени
разглаживал ордена на груди нового мундира с источающими сияние золотыми
погонами. Степан видел Сталина только на портретах, и его удивило, что живой
он был в брюках, а не в галифе и сапогах.
В сапогах Сталин действительно ходил всю жизнь с малолетства и другой
обуви не признавал. Значительный процент планируемого выпуска обуви по всем
фабрикам страны составляли поэтому сапоги. Ноги вождя привыкли к рабству и
долгие годы терпели. А потом вдруг сдались сразу. На левой ноге второй и
третий пальцы, сросшиеся от рождения, болели особенно. Врачи долго обсуждали
причины болей и во избежание тромбофлебита осторожно порекомендовали надеть
более легкую обувь, чтобы конечности могли дышать.
Сталину сшили особые ботинки из кожи, привезенной из Сванетии. Они
шились на колодках сапог, как всегда с высокими каблуками, только верх в
виде ботинок -- без шнурков, с растягивающейся резинкой по бокам. Сталин
попросил снять о себе хроникальный фильм, чтобы увидеть, как он выглядит в
брюках и новых ботинках. Фильм понравился, и пленку приказали уничтожить. 17
января 43-го был издан приказ о введении новой формы для армии -- мундиров и
брюк.
Сегодня Сталин первый раз вышел на прием в ботинках. Ему казалось, без
сапог он лишился уверенности в абсолютной правильности каждого шага. Он
понимал, что чувствует это только сам; соратники не подозревают о его
душевной травме. Они думают, вождь просто первым подает пример. Никто не мог
так умело менять местами причины и следствия, как он.
С этого дня на миллионах фотографий и портретов, распространяемых
ТАССом по всему миру, Сталин будет стоять во френче и брюках. Само собой,
ботинки и брюки вместо сапог и галифе наденут милиция, железнодорожники,
прокуроры, летчики, шахтеры. Страна приравняется к облику вождя. Все это
будет после, а сегодня Сталин молил Бога о том, чтобы никто в мире не
догадался о причине смены сапог на ботинки. Враги партии только и ждут,
чтобы у него что-нибудь заболело. Он не позволил себе расслабиться. Он думал
о народе, который надо бы спасти. Ему нужно получить от Запада
продовольствие, военную технику, уговорить их открыть Второй фронт,
припугнуть, что в случае победы мы захватим Европу.
Сталин прошел так близко, что Степан мог прикоснуться к нему рукой. Он
заметил, что туловище его было коротким, узким, а руки чересчур длинными.
Зубы неровные и плохие. Сталин боялся зубной боли и не лечил их. К войне он
отрастил большой живот -- много ел, но мало двигался. Волосы стали редкими,
щеки дряблыми, -- кремлевский цвет лица от ночного сидения в кабинетах.
Ягубов возликовал. Оказывается, Сталин был не намного выше его! Великий
вождь сел наискосок от ягубовского пресс-атташе No 14. Позади сталинского
стула стоял неизвестный официант. Сталин указал пальцем на свой бокал, и тот
мгновенно наполнился сухим вином.
-- Cold water, please, -- сказал четырнадцатый англичанин.
Ягубов стоял, завороженный Сталиным.
-- Воды! Воды налей! -- прошептал неизвестно откуда взявшийся
метрдотель.
Только тут до Ягубова дошло. Он схватил бутылку боржоми, обмотал ее
белой салфеткой и налил англичанину полбокала. Тот залпом выпил.
-- Вы заметили, дружище, -- тихо сказал англичанин No 14 американцу
No 15, -- что русские немеют, когда видят Сталина? Он их гипнотизирует
своими крашеными усами. Взгляните на этого болвана-официанта!
"Вот сволочь, империалист проклятый, -- обиженно подумал Степан. --
Полагает, я по-английски не понимаю. Погоди, гад!"
Сталин откашлялся, слегка согнувшись (левая рука и плечо плохо
слушались с детства из-за несчастного случая), поднялся с бокалом в руке.
Ягубов вытянулся по стойке смирно. Но метрдотель тронул его за локоть и
велел следовать на кухню.
-- Ну, что? -- спросил он по дороге.
Ягубов решил чуть-чуть сгустить краски, чтобы отомстить английскому
империалисту.
-- Номер четырнадцать критически отозвался о товарище Сталине...
-- Эти сведения не нужны, -- сухо отреагировал метрдотель, глядя в
сторону. -- Цифры и факты не сообщал?
-- Пока нет, -- ответил Ягубов, чувствуя, что допустил оплошность, и,
чтобы исправиться, спросил:
-- Какие новые указания?
-- Клади на поднос тарелки с горячим!
Он вернулся в зал, когда аплодировали. Сталин спокойно слушал
иностранцев, покуривая свою данхилловскую трубку. Вдруг он посмотрел цепкими
маленькими глазами на английского пресс-атташе и спросил:
-- А вы, господин, что пьете?
-- Боржоми, -- ответил англичанин No 14 по-русски. -- А теперь,
пожалуй, попробую коньяк...
-- Коньяк?.. -- задумался Сталин. -- Армянский или грузинский?
И он опять пристально глянул на англичанина, проникая в его мысли. Тот
не знал что ответить и виновато улыбнулся.
-- Хотя я грузин, -- сказал Сталин, -- армянский коньяк лучше. Как
видите, для коммунистов не существует национальных привилегий. Например, все
мы, советские люди, любим советское шампанское крымского разлива.
Пресс-атташе подумал, что он слишком доверял английским газетам. В
действительности Сталин гораздо демократичнее, и лицо его вовсе не так
сильно обезображено оспой, как пишут на Западе. Надо будет об этом сказать
журналистам.
А Сталин между тем продолжал:
-- Лучше всего, считаем мы, шампанское из крымских погребов, разлитое в
конце прошлого века греческими виноделами для русской аристократии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
же можно было разглядеть. Стекла в домах, заклеенные бумагой крест-накрест,
мешки с песком у витрин и зенитные батареи. Автобус подошел к воротам, и
занавеска качнулась. Степан мгновенно сообразил, что их везут в Кремль.
Сердце курсанта радостно забилось: вот куда ты взлетел, Ягубов! Видели бы
тебя сейчас станичные девки. Степан скосил глаза на соседей. Те сидели с
суровыми лицами и смотрели прямо перед собой, как велит строевой устав.
Ягубов тоже стал смотреть вперед.
Прием начался. Степан четко выполнял свою работу, стоя позади толстого
англичанина No 14 -- нового пресс-атташе, больше похожего на жонглера,
которого Ягубов мальчишкой видел в цирке. Англичанин болтал с
соседом-американцем всякую чепуху о женщинах и не спешил раскрывать
государственные тайны. Вдруг по залу пронеслось волнение, и все встали.
Ягубова не предупредили, как в этом случае себя вести, и он тихонько спросил
соседа, обслуживавшего американца No 15:
-- Петя, почему встают?
-- Дубина! Не видишь -- Сталин?!
Тот, сопровождаемый соратниками, шел, засунув правую руку между
пуговицами и оттопырив большой палец. Левой рукой он время от времени
разглаживал ордена на груди нового мундира с источающими сияние золотыми
погонами. Степан видел Сталина только на портретах, и его удивило, что живой
он был в брюках, а не в галифе и сапогах.
В сапогах Сталин действительно ходил всю жизнь с малолетства и другой
обуви не признавал. Значительный процент планируемого выпуска обуви по всем
фабрикам страны составляли поэтому сапоги. Ноги вождя привыкли к рабству и
долгие годы терпели. А потом вдруг сдались сразу. На левой ноге второй и
третий пальцы, сросшиеся от рождения, болели особенно. Врачи долго обсуждали
причины болей и во избежание тромбофлебита осторожно порекомендовали надеть
более легкую обувь, чтобы конечности могли дышать.
Сталину сшили особые ботинки из кожи, привезенной из Сванетии. Они
шились на колодках сапог, как всегда с высокими каблуками, только верх в
виде ботинок -- без шнурков, с растягивающейся резинкой по бокам. Сталин
попросил снять о себе хроникальный фильм, чтобы увидеть, как он выглядит в
брюках и новых ботинках. Фильм понравился, и пленку приказали уничтожить. 17
января 43-го был издан приказ о введении новой формы для армии -- мундиров и
брюк.
Сегодня Сталин первый раз вышел на прием в ботинках. Ему казалось, без
сапог он лишился уверенности в абсолютной правильности каждого шага. Он
понимал, что чувствует это только сам; соратники не подозревают о его
душевной травме. Они думают, вождь просто первым подает пример. Никто не мог
так умело менять местами причины и следствия, как он.
С этого дня на миллионах фотографий и портретов, распространяемых
ТАССом по всему миру, Сталин будет стоять во френче и брюках. Само собой,
ботинки и брюки вместо сапог и галифе наденут милиция, железнодорожники,
прокуроры, летчики, шахтеры. Страна приравняется к облику вождя. Все это
будет после, а сегодня Сталин молил Бога о том, чтобы никто в мире не
догадался о причине смены сапог на ботинки. Враги партии только и ждут,
чтобы у него что-нибудь заболело. Он не позволил себе расслабиться. Он думал
о народе, который надо бы спасти. Ему нужно получить от Запада
продовольствие, военную технику, уговорить их открыть Второй фронт,
припугнуть, что в случае победы мы захватим Европу.
Сталин прошел так близко, что Степан мог прикоснуться к нему рукой. Он
заметил, что туловище его было коротким, узким, а руки чересчур длинными.
Зубы неровные и плохие. Сталин боялся зубной боли и не лечил их. К войне он
отрастил большой живот -- много ел, но мало двигался. Волосы стали редкими,
щеки дряблыми, -- кремлевский цвет лица от ночного сидения в кабинетах.
Ягубов возликовал. Оказывается, Сталин был не намного выше его! Великий
вождь сел наискосок от ягубовского пресс-атташе No 14. Позади сталинского
стула стоял неизвестный официант. Сталин указал пальцем на свой бокал, и тот
мгновенно наполнился сухим вином.
-- Cold water, please, -- сказал четырнадцатый англичанин.
Ягубов стоял, завороженный Сталиным.
-- Воды! Воды налей! -- прошептал неизвестно откуда взявшийся
метрдотель.
Только тут до Ягубова дошло. Он схватил бутылку боржоми, обмотал ее
белой салфеткой и налил англичанину полбокала. Тот залпом выпил.
-- Вы заметили, дружище, -- тихо сказал англичанин No 14 американцу
No 15, -- что русские немеют, когда видят Сталина? Он их гипнотизирует
своими крашеными усами. Взгляните на этого болвана-официанта!
"Вот сволочь, империалист проклятый, -- обиженно подумал Степан. --
Полагает, я по-английски не понимаю. Погоди, гад!"
Сталин откашлялся, слегка согнувшись (левая рука и плечо плохо
слушались с детства из-за несчастного случая), поднялся с бокалом в руке.
Ягубов вытянулся по стойке смирно. Но метрдотель тронул его за локоть и
велел следовать на кухню.
-- Ну, что? -- спросил он по дороге.
Ягубов решил чуть-чуть сгустить краски, чтобы отомстить английскому
империалисту.
-- Номер четырнадцать критически отозвался о товарище Сталине...
-- Эти сведения не нужны, -- сухо отреагировал метрдотель, глядя в
сторону. -- Цифры и факты не сообщал?
-- Пока нет, -- ответил Ягубов, чувствуя, что допустил оплошность, и,
чтобы исправиться, спросил:
-- Какие новые указания?
-- Клади на поднос тарелки с горячим!
Он вернулся в зал, когда аплодировали. Сталин спокойно слушал
иностранцев, покуривая свою данхилловскую трубку. Вдруг он посмотрел цепкими
маленькими глазами на английского пресс-атташе и спросил:
-- А вы, господин, что пьете?
-- Боржоми, -- ответил англичанин No 14 по-русски. -- А теперь,
пожалуй, попробую коньяк...
-- Коньяк?.. -- задумался Сталин. -- Армянский или грузинский?
И он опять пристально глянул на англичанина, проникая в его мысли. Тот
не знал что ответить и виновато улыбнулся.
-- Хотя я грузин, -- сказал Сталин, -- армянский коньяк лучше. Как
видите, для коммунистов не существует национальных привилегий. Например, все
мы, советские люди, любим советское шампанское крымского разлива.
Пресс-атташе подумал, что он слишком доверял английским газетам. В
действительности Сталин гораздо демократичнее, и лицо его вовсе не так
сильно обезображено оспой, как пишут на Западе. Надо будет об этом сказать
журналистам.
А Сталин между тем продолжал:
-- Лучше всего, считаем мы, шампанское из крымских погребов, разлитое в
конце прошлого века греческими виноделами для русской аристократии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164