Исключение сделали только для супруги министра иностранных дел Громыко,
да и то ненадолго. Некоторые жены, правда, позже стали ездить в
туристические поездки за границу. Зинаида же особенно никуда не стремилась.
Биография ее осталась в служебном досье мужа.
Хотя Зинаида Андреевна этого никому, даже Игорю Ивановичу, никогда не
говорила, родилась она в семье графа Андрея Андреевича Жевнякова,
получившего великолепное образование в Сорбонне и Гейдельберге и имевшего
угодья на юге России, подаренные его предкам императрицей Екатериной Второй.
Молодой ростовский адвокат и землевладелец после революции потерял все, что
ему принадлежало, титулы скрыл и пошел служить в суд, когда советской власти
понадобились адвокаты. Защищая других, он сумел защитить и себя, чудом
уцелел, женился по любви на учительнице, но вскоре умер, оставив двух
дочерей.
Сестры выросли красавицами в умеренно-южных, смуглых тонах, но было
что-то холодное в их красоте. Мать потихоньку называла их графинюшками. Жили
в Ростове трудно, голодно. В войну попали в Среднюю Азию. Зина кончила
десятилетку и поступила в эвакуировавшийся туда медицинский институт.
Профессор Флейтман, читавший студентам курс общей терапии, сразу обратил
внимание на красивую студентку, к тому же интеллигентную. Жена Флейтмана
погибла в самом начале войны. Она была хирургом и добровольно ушла на фронт.
Флейтман сделал Зине предложение, отказываться было глупо. Она окончила
институт, и профессор через коллегу, который тогда работал в Четвертом
управлении Минздрава, устроил ее в спецполиклинику.
Неожиданно профессор Флейтман заявил Зине: у него есть предчувствие,
что им лучше разойтись. Она ничего не поняла и гордо ушла от него. Уже
будучи женой Макарцева, Зинаида узнала, что Флейтман был отстранен от всех
постов, а позднее посажен по делу врачей. Разведясь, профессор Флейтман спас
ее. Он ее любил.
Макарцев берег ее от неприятностей с той же тщательностью, что и первый
муж. Она давно оставила службу и больше к ней не возвращалась. О
благополучии ей тоже не приходилось думать: оно было всегда, даже когда
Макарцев был на волоске от гибели. Зинаида привыкла к трудной должности жены
ответственного работника и мужественно несла это бремя. Хотя ей пошел сорок
пятый год, время, казалось, не коснулось ее: лицо, фигура, походка -- все
было в полном порядке. Когда она шла, держа под руку сына, дистанция
чувствовалась, конечно, но не реальная. Игорь старел гораздо быстрей, а ведь
вполне могло бы быть наоборот.
Он гордился тем, что жена у него такая красивая, и радовался, если им
удавалось побывать где-нибудь вместе. Но это случалось редко. Едва она
начинала говорить, что соскучилась без природы, он отправлял ее на госдачу;
едва намекала, что устала, он спустя час звонил ей и говорил, что заказал
для нее путевку. Она любила отдыхать в Грузии, в Ликани, в закрытом
санатории ЦК возле Боржоми. Старый дворец царей Романовых в сказочно
красивом лесу, мало людей, целебная вода. Семейное прошлое будто вставало
перед ее черными очами.
Санаторные нравы Зинаида Андреевна не принимала. Ее возмущала
невоздержанность мужчин и особенно женщин, легко сходящихся на один вечер. В
этом было что-то кошачье, она брезгливо морщилась, старалась не заводить
знакомств, чтобы не слышать: "Выпили коньяку, а потом..." Иногда она
пыталась пожалеть этих женщин, понять их. Но тут же с брезгливостью думала:
"У нас с Гариком тоже ведь немало трудностей, но ни я, ни он не стали бы вот
так..."
Игоря Ивановича она поднимет, поправит, все сделает, чтобы он стал
здоров. Другие по два и по три инфаркта переносят, а работают, хоть бы хны!
Единственный, кто ускользал из ее логики жизни, был сын. Но, с другой
стороны, сейчас у всех с детьми проблемы. Боренька вырастет, поумнеет. Если
бы муж помог, почаще вмешивался, и она нервничала бы меньше. А он полагался
в этом вопросе на жену. Зинаида Андреевна не раз просила всерьез заняться
сыном, проявить мужской характер. Макарцев обещал, подолгу собирался,
обдумывал, пытался это сделать, откладывал. А теперь, когда он заболел, она
думала: "Ну вот, теперь у Игоря Ивановича больше будет времени подумать о
сыне, а мальчик станет терпимее к отцу. И все наладится".
_33. ВСЕ РАВНО Я ТЕБЯ ПОЦЕЛУЮ!_
Сироткина была уверена, что теперь, когда Ивлев, хотел он сам того или
нет, а все же принадлежит ей и хоть изредка она обретает полную власть над
ним, -- она успокоится. Ведь ей от него ничего не надо, а то, что было надо,
получено. Любовь до тех пор приносит состояние дискомфорта, вычитала где-то
Надя, пока эта любовь не удовлетворена. А теперь, поскольку уже все было, а
ничего большего не может быть, потому что это не входило в ее планы, интерес
к спецкору Ивлеву должен пойти на убыль. Она уже отбыла свой срок в тюрьме у
Ивлева. Но амнистия для Нади не наступила.
Пройдет, твердо говорила она себе. Достаточно будет его видеть, хотя бы
изредка, и больше ничего. Ну, еще слышать, что он говорит, -- пусть не ей,
другим. Главное, переключиться на что-нибудь другое: ведь все позади! Но
какая-то новая власть распоряжалась теперь Надеждой. Если раньшe в мыслях,
на работе или дома, за полночь ложась в постель, она говорила с ним, слушала
его, они гуляли по улицам, и этого было достаточно, то теперь во рту было
кисло, яблоко хотелось откусить еще раз. Она стыдилась, уверяла себя, что
долго играть в современную активную женщину выше ее сил. А это была не игра.
Останавливало ее лишь то, что это отпугнуло бы его совсем. Она
металась. С вечера говорила себе, что завтра подойдет к нему и пригласит в
кино. Она брала билеты, но утром видела его в редакции, устремленного к
целям, содержание и глубина которых были ей непонятны или казались
второстепенными, когда между ними произошло такое. Он спорил с кем-то в
коридоре, отчаянно матерясь, и она спешила пройти мимо, хотя безо всякой
неприязни слушала эти жуткие и сочные слова. Ему было не до нее. Она убегала
в туалет, рвала там билеты и, спуская воду, уносившую клочки, плакала, и
потом долго стояла, глядя в окно на корпус печатного цеха, в котором гудели
ротационные машины, ждала, пока спадет краснота с глаз. Наконец Сироткина
решилась.
-- Слушай, -- весело прощебетала она, как бы случайно остановив
Вячеслава в коридоре.
-- Привет!
Ивлев глядел на нее рассеянно и ждал, что она скажет дальше. А она
задохнулась, слова смешались, легкости хватило только на одно слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164