Она не хотела, чтобы он что-нибудь заметил или понял... что она лжет. Она стояла, глядя на него, но в его глазах не было улыбки.
- Почему ты не хочешь сказать мне, что ты там делаешь на самом деле?
- Ты серьезно?
- Весьма, - сказал он с решительным видом. Ей казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
- Я рассказывала тебе, что учу отсталых детей и подростков.
- Неужели ты не можешь найти себе подобное занятие в городе? В Сан-Франциско наверняка найдется немало отсталых детей, которые полюбят тебя. Почему именно Кармел? - И почему, черт возьми, не сказать правду? Почему?
- Я езжу туда многие годы. - Это он и так знал.
- С тех пор как была замужем?
- Нет. - Последовала необычная тишина, и она мрачно взглянула на него. - А какая разница?
- Не знаю, Кейт. Тебе это лучше знать.
- Какая, черт возьми, разница? Я тебя не трогаю. Я уезжаю в восемь и возвращаюсь в пять. Иногда даже в полпятого. От тебя ничего не убудет. - Кейт сердилась, но внутренне была испугана. Она никогда не видела его таким.
- Нет, кое-что убудет, Кейт. - Он взглянул на нее так, что у нее внутри похолодело. Это был холодный, злой взгляд. - Ты убудешь.
- На какие-то несколько часов? - Боже, она так обязана Тому. Ник не имеет права...
- Ты когда-нибудь смотришь на себя в зеркало, когда возвращаешься?
Она молча уставилась на него.
- Ты выглядишь как привидение. Затравленная, страдающая, усталая и печальная. Почему ты это с собой делаешь? - Он посмотрел на нее еще тверже.
- Не обращай внимания. Это мое дело. - Ничего больше не сказав, она вышла из кухни.
Следовало бы подойти к нему, прижаться, поцеловать. Она понимала это. Это смягчило бы обстановку. Но она ничего подобного не сделала. Ей не нравилось, когда на нее давят. Она не собирается ничего ему рассказывать, пока не будет готова, если вообще когда-нибудь будет готова. И не позволит ему прекратить ее поездки в Кармел. Эти два дня в неделю - святые. Они принадлежат Тому.
- Буду в пять, - сказала она у входной двери, желая подойти к нему, но боясь, что он может сделать что-нибудь такое, что заставит ее остаться или, что еще хуже, сказать всю правду. Какого черта он проснулся? Лучше бы продолжал спать. Она поколебалась, а потом сказала: - Я люблю тебя.
- Это правда, Кейт?
- Ты знаешь, что да. - Она медленно подошла к нему и обняла. - Дорогой, я так сильно люблю тебя!
Он тоже обнял ее, а потом вдруг оттолкнул.
- Тогда расскажи мне о Кармеле, - сказал он с мольбой в голосе. Господи, сколько еще притворяться, будто он ничего не знает! Но Кейт только посмотрела на него большими печальными глазами.
- Мы уже говорили о Кармеле, Ник, - сказала она, не спуская с него взгляда.
- Говорили? Тогда почему я испытываю такое беспокойство, когда ты туда ездишь? - Что еще, черт побери, он мог сказать? Господи, только бы она открылась перед ним.
- Тебе не о чем беспокоиться.
- Не о чем, Кейт? А ты бы не стала беспокоиться, если бы я куда-нибудь уезжал каждую неделю, говоря тебе столько же, сколько ты мне?
Она помолчала, а потом отвернулась.
- Но я рассказываю тебе, Ник. Ты же знаешь, почему я езжу. Она старалась успокоить его. Нику хотелось сказать ей, что он все знает. Он даже считал себя обязанным сделать это, но не мог. Он должен услышать это от нее самой. Она должна захотеть рассказать ему.
- Забудь. Хорошего тебе дня. - Он отвернулся и вышел, а она растерянно стояла и не знала, бежать за ним следом или нет. Но она не смогла. Он ждал ответов, которые она еще не готова была ему дать.
Кейт закрыла за собой дверь и пошла к машине, чувствуя, будто ее ноги связаны цепями. Стоит ли ей ехать? Или лучше остаться? Обязана ли она давать ему объяснения? Должна ли сказать всю правду? А что, если он уйдет от нее? Что, если... Потом, включив мотор, она заставила себя не думать больше о Нике. Она обязана Тому, но разве ради него нужно потерять Ника? Эта мысль заставила ее нажать на тормоз и погрузиться в раздумья. А может быть, Фелиция права? Стоит ли ей играть в эти игры? Вдруг она действительно потеряет Ника, если не расскажет ему сама, пока он случайно не узнал?
- Дьявольщина, - выругалась она про себя и выехала на дорогу. Она просто не могла ему все рассказать. Пока нет... но, может быть, скоро, может быть, скоро.
Глава 28
Дождь лил как из ведра, когда Кейт возвращалась из Кармела в Сан-Франциско. Где та замечательная октябрьская погода, о которой всегда рассказывала Фелиция? Боже мой, каждый день льют дожди. Даже в Кармеле шел дождь. На Тома он так тяжело действовал. Он стал бледным, плохо ел. В последнее время он выглядел как тяжелобольной ребенок. Он мог часами держать ее руку в своей, умоляя рассказывать ему сказки, и смотреть на нее такими глазами, как будто он узнал ее. Но нет. Эти глаза ничего не помнили. Том тянул к ней свои руки с криком «Кэти» точно так же, как Тайг с криком «мама». Теперь он казался еще более беспомощным. Он совсем разучился шутить, улыбаться. Мистера Эрхарда это тоже беспокоило. Но главврач сказал, что это нормально. Нормально... Что, черт возьми, было нормального в человеке, который впал в детство? В человеке, который когда-то был таким жизнелюбивым, а теперь вынужден жить в инвалидной коляске, пуская бумажные самолетики для семилетних? Но доктор утверждал, что у таких больных, как Том, бывают состояния «увядания» время от времени... В настоящее время, когда у него наступил один из этих «периодов», возможно восстановление, если кто-то будет поддерживать в нем интерес к жизни. Однако, заметил главврач, это не всегда помогает. Он признался также, что эти периоды в дальнейшем могут наступать все чаще, пока не наступит конец. Это соответствует его неврологическому состоянию и неизбежно, но пока не актуально. Впервые за семь лет она ясно поняла, насколько тяжело его состояние. Что бы там ни было, но он уже месяц был в плохом настроении. А Ник настаивает, чтобы она прекратила поездки в Кармел. Боже!
Она вздохнула, сворачивая на Франклин-стрит. Как хорошо вернуться домой. Она так устала. Слава Богу, Ник еще спал, когда она уезжала утром. Две недели она вставала раньше его, чтобы не встречаться за завтраком. И делала все возможное, чтобы отвлечь его мысли от Кармела.
Она свернула налево, на Грин-стрит, и поехала на запад, почти до Пресидио, затем нырнула в узкий, извилистый мощеный переулок, где, спрятавшись за деревьями и кустами, уютно расположился их дом. Прожив в нем немного больше месяца, она успела полюбить его больше, чем какой-либо другой дом, в котором она раньше жила. Может быть, потому, что была здесь счастлива.
Со вздохом облегчения она вошла в дом. Было всего двадцать минут пятого. Тайг ушел на урок рисования и вернется не раньше пяти. «Феррари» нигде не было видно. Она вне опасности. Никаких объяснений, никаких извинений, никакой легкомысленной болтовни, чтобы скрыть тревогу и страдание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86