– Дмитрий! – позвала она. – Дмитрий, вы живы?
Он был жив. Слава богу, он был жив! Губы Быкова раздвинулись, обнажив идеально ровную полоску зубов, а на щеки возвращался румянец. Но теперь это не был торжествующий румянец римского патриция, нет. Это было личное клеймо человека, получившего отсрочку от смерти.
Совсем недолгую отсрочку, Настя это видела.
– Налейте мне чего-нибудь… – Голос Быкова звучал как из бочки. – Налейте… Когда-нибудь я этого не переживу.
Руки у Насти все еще дрожали, и потому первый бокал она разбила, а второй перелила: тягучие капли “Мукузани” упали на ковер, и без того безнадежно испорченный кровью Быкова.
– Что же вы копаетесь? – прикрикнул он. – Бросьте эти наперстки. И тащите сюда всю бутылку, сомелье!..
Настя повиновалась.
Быков отлип от бутылки только тогда, когда она была полностью опустошена. На это у него ушло добрых пять минут, и все это время Настя как зачарованная наблюдала, как движется плюшевое безволосое горло дизайнера.
Отбросив бутылку в сторону, Быков мрачно уставился на осколки лампы.
– Вам лучше? – робко спросила Настя.
– Три месяца работы псу под хвост. – Он скрипнул зубами. – Три месяца, и к тому же эту вещь у меня уже купили. Две тысячи долларов…
Осколки двух тысяч долларов лежали на полу – бесполезные, никому не нужные, запачканные кровью. Быков поднял небольшое стеклышко, которое еще совсем недавно было губами Мицуко, и сплюнул в него. Слюна была розовой от крови.
– Давайте вызовем “Скорую”, – в который раз предложила Настя.
– Не нужно никакой “Скорой”.
– Как часто у вас бывают… такие приступы?
– Не знаю. – Он явно не был расположен говорить на эту тему. – Может быть, четвертый или пятый раз. Как будто что-то внутри взрывается. Как будто кто-то сидит там, внутри. И тыкает во что ни попадя раскаленной иглой. И боль адская.
– А что говорят врачи?
– Вы думаете, я пойду с этим к врачам?
– Я бы на вашем месте пошла…
– Не хотел бы я, чтобы вы оказались на моем месте, – совершенно искренне сказал Быков.
– А если это что-то серьезное?
– Опухоль мозга, вы хотите сказать? Это не входит в мои планы.
Это действительно не входило в его планы – планы римского патриция, который хватал куски жизни прямо с жаровни и вовсе не собирался отказываться от своих дурных привычек.
– А кровь? Почему идет кровь?
– Спросите у моей жены, – изрек Быков после непродолжительного молчания.
– А при чем здесь ваша жена?
– Это наверняка ее рук дело. В прошлом году таскалась на Гаити. Якобы по турпутевке, погреть старые кости в Карибском море. Но я-то знаю, что она там делала. Не свои кости грела, а мои перемывала. Брала уроки у какого-нибудь полоумного колдуна вуду. А теперь сидит у себя в келье и тычет иголки мне в темя.
– В каком смысле – тычет?
– В самом прямом. Вы разве не знаете, как это делается? Состряпала из воска мою фигурку, нарядила ее в тряпицы и теперь таким вот образом развлекается…
Настя поежилась. Она хорошо понимала Быкова. Жена Малхаза цхалтубского – Кетеван в свой первый приезд в Вознесенское так невзлюбила Настю, что насовала иголок в ее любимую пуховую подушку, оставшуюся от мамы. Как же она мучилась головными болями!.. А иголки были торжественно извлечены уже после того, как Настя родила Илико. Только появление на свет маленького грузина примирило неистовую Кетеван с русской родственницей.
– И вы верите в вуду? – спросила Настя.
– А вы нет? После того, что увидели?
– И все-таки вам лучше показаться врачам.
Ответить Быков не успел – где-то в глубине мастерской раздалась трель звонка. Протяжная и настойчивая. Так мог звонить человек, который пришел требовать свое. Уж не Марина ли решила заявиться, чтобы проверить, как прошел сеанс иглотерапии? Нет, конечно же, в вудуизм Настя не верила, но… С тем, что ненависть Марины материальна, она была готова согласиться.
– Кажется, к вам кто-то пришел, Дмитрий, – осторожно сказала Настя.
– Откройте, если вам не трудно.
– А если это ваша жена?
– Ну что вы! – Эта мысль показалась Быкову такой забавной, что он даже позволил себе улыбнуться. – Моя гремучая змея приползет сюда только после того, как смерть Дмитрия Быкова будет засвидетельствована тремя инстанциями. Как минимум. Запротоколирована и увенчана тремя печатями. Как минимум. Ей нужно время, чтобы поверить своему счастью.
Черт, они будут ненавидеть друг друга, даже лежа в соседних гробах! Даже жарясь на соседних сковородках в аду!..
– Откройте, – снова попросил Быков, и Настя отправилась к выходу.
…На вид ему было лет тридцать. Он стоял, широко расставив ноги, обутые в точно такие же, как у Насти, “гриндеры”. И куртка у него была точно такая. И штаны. И волосы. И загар.
Да-а…
"Может быть, мы были сиамскими близнецами? – подумала Настя между двумя ударами сердца. – Родились со сросшимися затылками, а потом нас разделили, разорвали кожу кухонным ножом, – подумала Настя между двумя ударами сердца. – Почему мама скрывала? – подумала Настя между двумя ударами сердца. – Почему не он муж Марины? Если бы он был мужем Марины, все восемь пунктов инструкции были выполнены сами собой, – подумала Настя между двумя ударами сердца. – Но ведь это страшный грех – желать брата… И вдвойне страшный – желать брата-близнеца, – подумала Настя между двумя ударами сердца. – Быть может, все это оттого, что я избавилась от обручального кольца, разорвала его магический круг? И в него, как волны, хлынули искушения, – подумала Настя между двумя ударами сердца. – Кажется, я съела всю помаду с губ… Сожрала самым беззастенчивым образом”, – подумала Настя между двумя ударами сердца.
Сердце посетителя билось, очевидно, гораздо быстрее Настиного. Он осмотрел ее с головы до ног и понимающе улыбнулся.
"Это совсем не то… Я здесь, потому что…” – хотела сказать она. И не сказала. Да и зачем ей говорить, если Он сам будет говорить за двоих… И решать за двоих. Всю оставшуюся жизнь.
– У вас кровь на ноге. – У незнакомого близнеца оказался низкий и довольно приятный голос. – Вы видели?
– Да… То есть – нет…
С трудом оторвавшись от бледной шевелюры гостя, Настя скосила глаза на собственные, вызывающе голые ступни. Из щиколотки левой ноги сочилась кровь. Очевидно, она порезалась, когда прыгала вокруг Быкова.
– Вам нужно ее перевязать, – посоветовал незнакомец и тотчас же перешел к делу:
– Митька дома?
– Да… Он там… У себя…
– Я пройду?
– Я не знаю. – О господи, разве она может сопротивляться ему? – Да, конечно.
Парень двинулся к японской перегородке. Он ни разу не оглянулся. Насти для него не существовало. Ну хорошо, пусть так. Ты еще пожалеешь… В конце концов, не ты меня сюда приглашал, и я имею право вернуться и налить себе вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103