И сразу же лег спать.
Со Спасским вообще получалась занятная история. Он ничего не отрицал, он как будто сам клал голову на плаху.
– В особняке в субботу и в воскресенье вечером горел свет, – настаивал Забелин.
– Я всегда оставляю свет, когда уезжаю. Он горит и ночью, и днем, как иллюзия присутствия, чтобы на заброшенное имение никто не покусился, – парировал Спасский.
– Молодая женщина убита согласно сатанинскому ритуалу. А вы известны как давний адепт сатанизма, – настаивал Забелин.
– Я известен как ученый, изучающий сатанизм. А что касается ритуала, то он воспроизведен не правильно и второпях, – парировал Спасский.
– Под вашей раскладушкой найден таз с кровью жертвы, – давил его Забелин.
– Я его туда не ставил, – возражал Спасский.
– И литература весьма специфического свойства, – ликовал Забелин.
– А разве я прятал эту литературу? Она свободно лежала в тумбочке. И под кроватью тоже. И только вас и дожидалась, – огорчил его Спасский.
– Два свидетеля обнаружили вас спящим в доме, где за сутки до этого произошло убийство, – добивал его Забелин.
– Все нормальные люди, кроме залетных строителей, в семь утра спят. Вы, я надеюсь, тоже, – язвил Спасский.
– Неужели, вернувшись из города, вы не обошли весь дом, не проверили, все ли в порядке?
– Я никогда не поднимаюсь на второй этаж. Мне вполне хватает и моего угла…
И далее – в том же духе.
Сторож по-прежнему отрицал свою причастность к убийству. Но как-то вяло, без огонька, задора и страсти. Да и сам Забелин донимал доку-сатаниста в том же духе – без огонька, задора и страсти. Уж слишком явной была картина. Уж слишком много обстоятельств ополчилось против Феликса Спасского. Уж слишком бесповоротной была вина.
А такого Забелин не любил и такому не верил.
И потом – против Спасского были только косвенные улики. И они никак не хотели превращаться в прямые. Орудие преступления так и не было найдено. Отпечатки Спасского на месте преступления тоже отсутствовали, хотя это было и не принципиально. За сутки можно было дезинфицировать и не такую площадь… Но на его теле не было найдено ни одной царапины. А ведь Мицуко оставила на ком-то свою метку!
Забелин перевернул страницу и без всякого удовольствия написал:
СПАССКИЙ ФЕЛИКС ОЛЕГОВИЧ
1. Болван (редкостный болван. Прим. мое. Забелин).
Ничего другого на ум не приходило, и первый пункт оказался единственным. Только болван (при условии, конечно, что он убийца) мог не позаботиться об алиби. Хотя бы о простейшем, для которого нужен один-единственный звонок какому-нибудь старому приятелю.
– Только болван (при условии, конечно, что он – не убийца) мог не проверить дом, вернувшись после двухдневного отсутствия.
Только болван (при условии, конечно, что он – редкостный болван) мог целую ночь провести рядом с трупом и даже ухом не повести. И даже не заглянуть к себе под раскладушку. И не почувствовать приторного запаха крови…
И уже не болван, а законченный идиот мог сторожить дом целый год и не поинтересоваться его историей.
А тут еще улика, найденная на полочке в ванной в квартире Мицуко… Забелин пристегнул к ней несколько других улик. Которые добыл сам, незаконно, в обход дела. И попросил Крянгэ сделать по ним заключение. Теперь оставалось только ждать визита судмедэксперта.
…Крянгэ появился в конце дня, когда Забелин, загнавший себя в угол размышлениями по скользкому сатанинскому делу, рисовал в заветной тетрадке круги, ромбы и параллелепипеды.
– Работаешь? – спросил он у Забелина.
– Пашу, – хмуро отозвался тот. – Как конь педальный.
– Как кто?
– Такие игрушечные лошади, знаешь? G педалями. Вжик-вжик. Вжик-вжик. Ну, о чем нам нашептала экспертиза?
– Ты по поводу того, что мне дал? Слушай, где ты вообще это надыбал? – Нос у Крянгэ подозрительно лоснился, что было первым признаком сжирающего эксперта любопытства.
– Сначала официальное заключение, – отрезал Забелин.
– Ну хорошо. Смерть гражданки Алексеевой Е. С. наступила в субботу вечером, между десятью тридцатью и одиннадцатью часами, в результате…
– Да сам я знаю, в результате чего! – заорал на Крянгэ Забелин. – Что дальше?
– А дальше у меня для тебя интересное известие, – улыбаясь, сказал тот. – Незадолго до смерти девушка имела сексуальный контакт.
– Действительно интересное…
– Тебя, я смотрю, это совсем не волнует…
– Отчего же… Волнует. Сексуальные контакты являются моим приоритетом.
– Тогда продолжу. В каминной золе содержатся небольшие фрагменты ткани. Скорее всего – это одежда жертвы. Сожжена практически полностью. Кроме одежды, жгли еще какие-то бумаги, довольно жесткие, возможно – кусочки картона. На это указывает специфический состав пепла. Бумаги эти жгли уже после того, как одежда была уничтожена.
– Что еще?
– Теперь по поводу нитки, которую мы извлекли у нее из-под ногтя. Нитка – достаточно плотная, от красной фланелевой рубашки…
– Неужели кто-нибудь до сих пор носит фланелевые рубашки?
– Не кто-нибудь, а скорее всего убийца. Что касается микрочастичек кожи… Опять же у нее под ногтями… Экспертиза по ним займет чуть больше времени. Но к концу недели, думаю, справимся. А группу крови предполагаемого убийцы могу сообщить тебе уже сейчас. Четвертая группа, резус отрицательный…
– Н-да… – Забелин откинулся на спинку кресла. – А у самой жертвы?
– Вторая, резус положительный.
– А у Спасского?..
Крянгэ надолго замолчал. А потом произнес с едва скрытой досадой:
– Первая, резус положительный.
– И что мы имеем, Федор Игнатьевич? – Что?
– А имеем мы полную задницу. Как я, впрочем, и предполагал. Да, если тебе интересно… Феликс Спасский длительное время состоит на учете в одном частном пикантном кабинете… После тяжелой травмы три года назад… Короче, он импотент… Во всяком случае, был им до последнего времени.
Лицо Крянгэ исказила гримаса, и он инстинктивно прикрыл рукой пах.
– На себе не показывай, – посоветовал Забелин.
– Бедняга… – Крянгэ принялся интенсивно плеваться через левое плечо.
– Так что твое сообщение о романтическом соитии в жилу, как ты понимаешь… Ладно, оставляй мне это чертово заключение, я попозже с ним ознакомлюсь. Что с моей просьбой?
– Ну, наконец-то! А то заключение, заключение…
Крянгэ бросил на стол Забелина красную папку, присел на стул и принялся постукивать пальцами по еще одной папке. Зеленой.
– Зеленый – цвет надежды. Колись, – воззвал следователь к эксперту.
– Может быть, ты мне объяснишь для начала?
– Все будет зависеть от того, что ты мне принес.
Крянгэ, невольно поддавшись торжественности момента, раскрыл папку и хорошо поставленным голосом взвыл:
– Начнем с волос. Структура образца “а”, найденного в квартире убитой, и образца “б”, предоставленного эксперту Крянгэ Ф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103