Помнится, в пятницу у тебя их еще не было.
– Кошка поцарапала, – ляпнул Пацюк первое, что пришло в голову, и покрылся испариной.
– Ну-ну…
Крянгэ сложил лупу и засопел. Самое время поддеть непочтительного сопляка:
– Ну, это не кошка тебя цапнула, заявляю как эксперт… В лучшем случае – собака. А в худшем – сука какая-нибудь отпетая… Любишь отпетых сук, стажер?
– С чего вы…
– Все мужики любят отпетых сук. Такая уж наша доля…
– А может, все-таки кошка его оприходовала? – добродушно захохотал Забелин.
– Если и кошка, то драная, – поддержал следователя эксперт. – Таких типов, как наш Поцик, приличные женщины за три версты обходят. Остаются только неприличные…Те самые отпетые суки, на которых я намекал. А вообще, эта вся история меня совсем не радует… Не вдохновляет, понимаешь ли…
– Что именно? – сразу же перешел на деловой тон Забелин.
– Да тело! Уж как-то вяло она защищалась… Ну, ноготок сломала, ну поцарапала кого-то… А ведь ей глотку перерезали. Поактивнее надо было быть, поактивнее…
Потрясенный этим производственным цинизмом Пацюк переводил взгляд со следователя на эксперта и обратно.
– Так ведь она и защищалась! Как могла, так и защищалась. Следы под ногтями, ты сам говорил… – возразил Крянгэ Забелин.
– Да, конечно…
– Может быть, ее сначала оглуш… – начал было Пацюк, но Крянгэ предупредительно поднял палец:
– Никаких повреждений на теле, душа моя! Не забывай.
– А если какое-нибудь снотворное? Психотропные препараты?
– Психотропные препараты выносим за скобки сразу же. Глазное дно абсолютно чистое. Никаких изменений.
А что касается снотворного – вскрытие покажет. И все равно… Печенкой чую, эта девица доставит вам хлопот… И эта стенка распрекрасная тоже, – Крянгэ перевел взгляд на пентаграмму.
– Ну, сатанисты у нас наперечет, – вяло возразил Забелин. – Не все, конечно, но…
– Вот именно. А сколько новых идиотов каждый день отпочковывается? А вообще, чего-то здесь явно не хватает…
– Чего же? – спросили Пацюк и Забелин хором и с неподдельным вниманием воззрились на тщедушного всезнайку.
– Антураж какой-то блеклый. Пентаграмма, это понятно, это я приветствую. Ну а где перевернутый крест? Где сатанинское распятие? Где алтарь, скажите мне на милость? Куцевато все это выглядит для полноценной черной мессы.
– А если они того… – робко возразил Забелин. – По упрощенному варианту? Унифицированному. А?
– Все может быть… – Крянгэ был вынужден согласиться со следователем. – Ладно, будем увозить. К завтрему предоставлю тебе полный отчет. Может быть, картина изменится. – Крянгэ, потерявший всякий интерес к Пацюку и Забелину, снова уставился на ровные края раны на шее Мицуко. – Да, редкостная была красотка. Ангел во плоти…
Пацюку снова стало дурно. На столе перед ним лежала самая прекрасная девушка в мире. Лежала и улыбалась ему широко раскрытым обескровленным горлом. Он пришел в себя только после того, как тело Мицуко, любовно закутанное в черный пластиковый мешок, переместилось на каталку, а Забелин снова подергал его за рукав:
– Ладно. Здесь и без нас справятся. Пойдем. – Куда?
– Показания снимать. Со свидетелей. И с подозреваемого.
– А что, есть уже и подозреваемый? – спросил Пацюк, пряча оцарапанную руку за спину.
– Есть. Сторож. Он здесь круглый год живет. На первом этаже. Раскладушку видел?
– Ну.
– Так вот, у него под этой самой раскладушкой тазик стоял. Эмалированный. Догадываешься с чем?
И снова перед Пацюком закачалось тоненькое горлышко Миц… Алексеевой Елены Сергеевны – русло этого горлышка пересохло около полутора суток назад. Или что-то около того. Старый хрен эксперт Крянгэ установит точное время. И завтра предоставит подробный отчет.
– С чем?
– С кровью жертвы. Вот так-то.
– А… подозреваемый?
– Ничего внятного по поводу таза сказать не может. Во всяком случае – пока.
…Через час картина происшедшего (во всяком случае, ее финальная часть) была полностью восстановлена.
Тело было найдено сегодня в семь пятнадцать утра некими Павло (он так и просил указать в протоколе – не Павел, а Павло) Полтавченко и Бабаджоном Насруллае-вым! Первый был уроженцем города Очакова Николаевской области. Второй – житель Ура-Тюбинского района Таджикистана. Полтавченко и Насруллаев вместе с еще двумя таджиками и молдаванином, такими же нелегалами-гастарбайтерами, работали на строительстве коттеджа. Коттедж этот (тот самый новорусский винегрет) находился в трехстах метрах от особняка, где произошло преступление. Все пятеро рабочих вот уже три месяца безвылазно сидели в недостроенном доме и не выбирались не только в город, но и в ближайший магазин. Продукты им привозил человек хозяина, он же следил за строительством. Такая оседлая аскетичная жизнь несколько удивила Забелина, но и ей нашлось объяснение: денег строителям на руки не выдавали, опасаясь, как видно, что они будут потрачены на спиртное.
– Дураки, – так охарактеризовал работодателей Павло. – Мы и сами не пили бы. Это кацапы водку глушат, а мы – ни-ни. Чурки мои вообще спиртного не потребляют, им религия не позволяет. Они больше по анаше прикалываются. И вообще… У нас семьи, нам гроши зарабатывать надо, а не водку пить. Мы и без выходных работаем. Шесть часов на сон всего – а так круглые сутки…
К работе строители приступали в восемь утра. А в семь Павло Полтавченко, в прошлом спортсмен-пятиборец, как правило, выбегал на пробежку. Вне зависимости от погодных условий. Сегодня он тоже отправился по старому маршруту через холмы. Когда он возвращался с пробежки, то заметил сидящего на вершине одного из двух ближайших к особняку холмов Бабаджона Насруллаева. Таджик наблюдал за окнами особняка. Когда Полтавченко подошел к приятелю, тот указал ему на свет. Колеблющийся неровный свет в широком окне второго этажа.
– И что вас в этом так удивило? – спросил у Полтавченко Забелин.
– Как же не удивило! Раньше же свет никогда не горел. Все три месяца, что мы здесь, ни разу не зажегся. А тут – пожалуйста, горит. Да еще такой странный. Что не электричество – это я сразу понял.
– И решили посмотреть, что там происходит?
– А вы бы что решили? – задал риторический вопрос Полтавченко. – Вообще, если честно, я сначала не хотел… Ну, вроде как нехорошо это – в окна подглядывать. А потом как сатана меня дернул. Воистину, сатана и есть! Я ведь на ту сторону – где окно это – никогда и не бегал раньше. А тут…
Полтавченко взъерошил колом стоящие волосы и надолго замолчал.
– Что же было дальше? – поощрил его Забелин. Дальше началось самое ужасное. Влекомый демоном любопытства и подстрекаемый лепетом таджикского приятеля, Полтавченко влез на стену высокого забора, перепрыгнул с нее на сосну у дома и заглянул в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Кошка поцарапала, – ляпнул Пацюк первое, что пришло в голову, и покрылся испариной.
– Ну-ну…
Крянгэ сложил лупу и засопел. Самое время поддеть непочтительного сопляка:
– Ну, это не кошка тебя цапнула, заявляю как эксперт… В лучшем случае – собака. А в худшем – сука какая-нибудь отпетая… Любишь отпетых сук, стажер?
– С чего вы…
– Все мужики любят отпетых сук. Такая уж наша доля…
– А может, все-таки кошка его оприходовала? – добродушно захохотал Забелин.
– Если и кошка, то драная, – поддержал следователя эксперт. – Таких типов, как наш Поцик, приличные женщины за три версты обходят. Остаются только неприличные…Те самые отпетые суки, на которых я намекал. А вообще, эта вся история меня совсем не радует… Не вдохновляет, понимаешь ли…
– Что именно? – сразу же перешел на деловой тон Забелин.
– Да тело! Уж как-то вяло она защищалась… Ну, ноготок сломала, ну поцарапала кого-то… А ведь ей глотку перерезали. Поактивнее надо было быть, поактивнее…
Потрясенный этим производственным цинизмом Пацюк переводил взгляд со следователя на эксперта и обратно.
– Так ведь она и защищалась! Как могла, так и защищалась. Следы под ногтями, ты сам говорил… – возразил Крянгэ Забелин.
– Да, конечно…
– Может быть, ее сначала оглуш… – начал было Пацюк, но Крянгэ предупредительно поднял палец:
– Никаких повреждений на теле, душа моя! Не забывай.
– А если какое-нибудь снотворное? Психотропные препараты?
– Психотропные препараты выносим за скобки сразу же. Глазное дно абсолютно чистое. Никаких изменений.
А что касается снотворного – вскрытие покажет. И все равно… Печенкой чую, эта девица доставит вам хлопот… И эта стенка распрекрасная тоже, – Крянгэ перевел взгляд на пентаграмму.
– Ну, сатанисты у нас наперечет, – вяло возразил Забелин. – Не все, конечно, но…
– Вот именно. А сколько новых идиотов каждый день отпочковывается? А вообще, чего-то здесь явно не хватает…
– Чего же? – спросили Пацюк и Забелин хором и с неподдельным вниманием воззрились на тщедушного всезнайку.
– Антураж какой-то блеклый. Пентаграмма, это понятно, это я приветствую. Ну а где перевернутый крест? Где сатанинское распятие? Где алтарь, скажите мне на милость? Куцевато все это выглядит для полноценной черной мессы.
– А если они того… – робко возразил Забелин. – По упрощенному варианту? Унифицированному. А?
– Все может быть… – Крянгэ был вынужден согласиться со следователем. – Ладно, будем увозить. К завтрему предоставлю тебе полный отчет. Может быть, картина изменится. – Крянгэ, потерявший всякий интерес к Пацюку и Забелину, снова уставился на ровные края раны на шее Мицуко. – Да, редкостная была красотка. Ангел во плоти…
Пацюку снова стало дурно. На столе перед ним лежала самая прекрасная девушка в мире. Лежала и улыбалась ему широко раскрытым обескровленным горлом. Он пришел в себя только после того, как тело Мицуко, любовно закутанное в черный пластиковый мешок, переместилось на каталку, а Забелин снова подергал его за рукав:
– Ладно. Здесь и без нас справятся. Пойдем. – Куда?
– Показания снимать. Со свидетелей. И с подозреваемого.
– А что, есть уже и подозреваемый? – спросил Пацюк, пряча оцарапанную руку за спину.
– Есть. Сторож. Он здесь круглый год живет. На первом этаже. Раскладушку видел?
– Ну.
– Так вот, у него под этой самой раскладушкой тазик стоял. Эмалированный. Догадываешься с чем?
И снова перед Пацюком закачалось тоненькое горлышко Миц… Алексеевой Елены Сергеевны – русло этого горлышка пересохло около полутора суток назад. Или что-то около того. Старый хрен эксперт Крянгэ установит точное время. И завтра предоставит подробный отчет.
– С чем?
– С кровью жертвы. Вот так-то.
– А… подозреваемый?
– Ничего внятного по поводу таза сказать не может. Во всяком случае – пока.
…Через час картина происшедшего (во всяком случае, ее финальная часть) была полностью восстановлена.
Тело было найдено сегодня в семь пятнадцать утра некими Павло (он так и просил указать в протоколе – не Павел, а Павло) Полтавченко и Бабаджоном Насруллае-вым! Первый был уроженцем города Очакова Николаевской области. Второй – житель Ура-Тюбинского района Таджикистана. Полтавченко и Насруллаев вместе с еще двумя таджиками и молдаванином, такими же нелегалами-гастарбайтерами, работали на строительстве коттеджа. Коттедж этот (тот самый новорусский винегрет) находился в трехстах метрах от особняка, где произошло преступление. Все пятеро рабочих вот уже три месяца безвылазно сидели в недостроенном доме и не выбирались не только в город, но и в ближайший магазин. Продукты им привозил человек хозяина, он же следил за строительством. Такая оседлая аскетичная жизнь несколько удивила Забелина, но и ей нашлось объяснение: денег строителям на руки не выдавали, опасаясь, как видно, что они будут потрачены на спиртное.
– Дураки, – так охарактеризовал работодателей Павло. – Мы и сами не пили бы. Это кацапы водку глушат, а мы – ни-ни. Чурки мои вообще спиртного не потребляют, им религия не позволяет. Они больше по анаше прикалываются. И вообще… У нас семьи, нам гроши зарабатывать надо, а не водку пить. Мы и без выходных работаем. Шесть часов на сон всего – а так круглые сутки…
К работе строители приступали в восемь утра. А в семь Павло Полтавченко, в прошлом спортсмен-пятиборец, как правило, выбегал на пробежку. Вне зависимости от погодных условий. Сегодня он тоже отправился по старому маршруту через холмы. Когда он возвращался с пробежки, то заметил сидящего на вершине одного из двух ближайших к особняку холмов Бабаджона Насруллаева. Таджик наблюдал за окнами особняка. Когда Полтавченко подошел к приятелю, тот указал ему на свет. Колеблющийся неровный свет в широком окне второго этажа.
– И что вас в этом так удивило? – спросил у Полтавченко Забелин.
– Как же не удивило! Раньше же свет никогда не горел. Все три месяца, что мы здесь, ни разу не зажегся. А тут – пожалуйста, горит. Да еще такой странный. Что не электричество – это я сразу понял.
– И решили посмотреть, что там происходит?
– А вы бы что решили? – задал риторический вопрос Полтавченко. – Вообще, если честно, я сначала не хотел… Ну, вроде как нехорошо это – в окна подглядывать. А потом как сатана меня дернул. Воистину, сатана и есть! Я ведь на ту сторону – где окно это – никогда и не бегал раньше. А тут…
Полтавченко взъерошил колом стоящие волосы и надолго замолчал.
– Что же было дальше? – поощрил его Забелин. Дальше началось самое ужасное. Влекомый демоном любопытства и подстрекаемый лепетом таджикского приятеля, Полтавченко влез на стену высокого забора, перепрыгнул с нее на сосну у дома и заглянул в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103