Сейчас он под присмотром хаджи Халефа Омара, на которого, как ты знаешь, я могу положиться.
– Ты разве не убегал? – удивленно переспросил он.
– Нет. Я пришел как посланник бея Гумри и мелека Лизана. Кто здесь командир?
– Это я, – услышал я глухой голос.
Я повернулся и внимательно посмотрел на этого человека. Он был очень высокий и чрезвычайно худой, сидел на крепко сбитой лохматой лошадке, взнузданной упряжью только лишь из пальмовых волокон. На его голове сидел чудовищных размеров тюрбан, а на лице красовалась такая густая и жесткая борода, что были видны лишь нос и глаза, изучавшие меня пытливо.
– Ты – раис Далаши? – спросил я его.
– Да. А кто ты?
Вместо меня ответил Мохаммед Эмин:
– Это – эмир Кара бен Немси, о котором я тебе уже рассказывал.
Курд снова на меня уставился, и мне сразу показалось, будто он уже все про меня знает. Раис сказал:
– Хорошо, он позже все нам сообщит, сейчас же пусть присоединяется к нам. Вперед!
– Подожди, мне нужно с тобой поговорить, – попросил я.
– Молчи! – набросился он на меня. – Я главнокомандующий, и все, что я скажу, должно выполняться без пререканий. Говорят женщины, мужчины же – действуют. Не время сейчас для беседы!
Нет, я не привык, чтобы со мною говорили таким тоном. Мохаммед Эмин подал мне подбадривающий знак рукой. И когда раис отъехал на несколько шагов, я, подскочив к нему, схватил его лошадь за поводья.
– Стоять! Я – посланник бея! – предупредил я его строгим голосом.
Я всегда считал, что бесстрашный характер, подкрепленный ловкостью и силой, импонирует этим полудиким людям. Здесь же, очевидно, я просчитался; раис поднял кулак и пригрозил:
– А ну, прочь от моего коня, иначе получишь!
Я осознавал, что если хотя бы в малой степени дам себя запугать, то моя миссия не осуществится. Поэтому я отпустил свою лошадь, но, продолжая удерживать его коня за уздечку, ответил:
– Теперь я замещаю бея Гумри и я отдаю команды; ты же не кто иной, как лишь ничтожный деревенский староста, который должен мне беспрекословно подчиняться. Слезай с коня!
Он рванул с плеча ружье, схватил его за ствол и взмахнул им.
– Я расколю тебе голову, дурак! – заревел он.
– Попробуй. Но сперва ты подчинишься! – отвечал я смеясь и, быстро рванув лошадь за узду, поднял ее на дыбы и с такой силой ударил ее в брюхо, что та снова испуганно вскинулась вверх. Староста вылетел из седла. Прежде чем он поднялся, я вырвал у него из рук ружье и нож и уже спокойно мог ждать нападения.
– Пес! – заорал он, вскакивая на ноги и бросаясь на меня. – Я тебя уничтожу!
Раис подскочил ко мне, но ударом ноги я снова опрокинул его на землю. Схватив его ружье, я прицелился.
– Не приближайся ко мне, а то выстрелю!
Он встал на ноги, держась за живот, куда я его ударил, и смотрел на меня разъяренно, но снова нападать не осмелился.
– Отдай мне оружие! – прорычал он мне с угрозой.
– Только после того, как я с тобой поговорю!
– Обойдешься, мне этого вообще не надо!
– А мне надо! Я привык, чтобы ко мне прислушивались, запомни, начальник!
– Я не начальник, я раис, незанум!
События разворачивались молниеносно, но на нашу потасовку уже обратили внимание все подходившие курды, окружившие нас густой толпой. Одного взгляда было мне достаточно, чтобы понять – ни один из них не намерен вступать в разборку, предварительно не разобравшись, в чем вообще дело. Поэтому я смело отвечал:
– Ты не раис и не незанум; ты даже не свободный курд, как эти храбрые мужчины, которыми ты хочешь командовать.
– Докажи это! – вскричал он, кипя от гнева.
– Ты – староста Далаши. А эта деревня и еще шесть поселений принадлежат стране Халь, которая платит дань наместнику Амадии и, значит, подчинена мосульскому паше, а также стамбульскому падишаху. Староста деревни, собирающий дань для падишаха, – не свободный незанум, а турецкий начальник. Если меня оскорбляет свободный и храбрый курд, то я с оружием в руках требую от него ответа, потому что он сын человека, не склоняющего голову ни перед кем. Если же турецкий староста, являющийся слугой мутасаррыфа, осмелится назвать меня псом, то я сброшу его с лошади и поставлю ногу на грудь, чтобы он покорился! Скажите, люди, кто же назначил сборщика дани из турецкой деревушки предводителем знаменитых курдов-бервари?
Толпа громко загудела, и вскоре кто-то невидимый отвечал:
– Он самозванец.
Я повернулся лицом к говорящему.
– Ты меня знаешь?
– Да, эмир. Большинство из нас знают тебя.
– Тогда тебе должно быть известно, что я друг и гость бея!
– Мы это знаем!
– Теперь ответь мне: разве среди бервари не было ни одного, кто был бы более достойным претендентом на этот пост?
– Их было много, – гордо ответил мой собеседник, – но этот человек, которого ты зовешь начальником, часто бывает в Гумри. Он сильный человек, и поскольку он находится в кровной вражде с мелеком Лизана, то мы не хотели терять понапрасну время на долгие выборы. И передали ему полномочия.
– Он – сильный? Разве я не сбросил его сейчас с коня? Говорю вам, что в следующий раз, если он осмелится оскорбить меня или кого-либо из моих друзей, то уже не поднимется с земли, а душа его улетит в джехенну. Моя рука мягче шелка для друзей, для врагов же она – тверже камня.
– Господин, чего ты требуешь от него?
– Бей в плену в Лизане. Он послал меня к вам, чтобы обсудить с вашим предводителем, что вам следует делать. Но этот раис не хочет подчиняться; он не желает со мною говорить и назвал меня псом!
– Он должен подчиниться, он должен тебя послушать! – закричали кругом.
– Хорошо, – ответил я. – Вы передали раису полномочия главнокомандующего, пусть же он их сохранит до тех пор, пока бея не освободят. Но пусть он мне окажет такую же честь, какую я ему оказал. Меня послал бей, я здесь вместо него; если этот начальник захочет со мною мирно разговаривать и обращаться как с эмиром, то я верну его оружие и скоро бей очутится среди нас.
Я огляделся. Насколько я мог понять, вокруг стояли больше сотни воинов, и все были за меня. Я обратился к начальнику:
– Ты слышал мои слова. Я признаю тебя предводителем и поэтому готов называть тебя агой. Вот твои ружье и нож. Теперь я ожидаю, чтобы и ты меня выслушал.
– Что ты можешь мне сказать? – спросил он. Ага был явно в дурном настроении.
– Созови всех твоих бервари. Они не должны продвигаться дальше, пока не кончится наше совещание.
Он озадаченно посмотрел на меня.
– Разве ты не знаешь, что мы хотим напасть на Лизан? – спросил он меня.
– Знаю, ничего страшного, если это произойдет немного позже.
– Если мы промедлим, то насара нападут на нас. Они ведь знают, что мы готовы к наступлению, они нас видели.
– Именно потому, что они знают о ваших планах, бей послал меня к вам. Они на вас не нападут, поскольку они отступили за Заб и будут оборонять мост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Ты разве не убегал? – удивленно переспросил он.
– Нет. Я пришел как посланник бея Гумри и мелека Лизана. Кто здесь командир?
– Это я, – услышал я глухой голос.
Я повернулся и внимательно посмотрел на этого человека. Он был очень высокий и чрезвычайно худой, сидел на крепко сбитой лохматой лошадке, взнузданной упряжью только лишь из пальмовых волокон. На его голове сидел чудовищных размеров тюрбан, а на лице красовалась такая густая и жесткая борода, что были видны лишь нос и глаза, изучавшие меня пытливо.
– Ты – раис Далаши? – спросил я его.
– Да. А кто ты?
Вместо меня ответил Мохаммед Эмин:
– Это – эмир Кара бен Немси, о котором я тебе уже рассказывал.
Курд снова на меня уставился, и мне сразу показалось, будто он уже все про меня знает. Раис сказал:
– Хорошо, он позже все нам сообщит, сейчас же пусть присоединяется к нам. Вперед!
– Подожди, мне нужно с тобой поговорить, – попросил я.
– Молчи! – набросился он на меня. – Я главнокомандующий, и все, что я скажу, должно выполняться без пререканий. Говорят женщины, мужчины же – действуют. Не время сейчас для беседы!
Нет, я не привык, чтобы со мною говорили таким тоном. Мохаммед Эмин подал мне подбадривающий знак рукой. И когда раис отъехал на несколько шагов, я, подскочив к нему, схватил его лошадь за поводья.
– Стоять! Я – посланник бея! – предупредил я его строгим голосом.
Я всегда считал, что бесстрашный характер, подкрепленный ловкостью и силой, импонирует этим полудиким людям. Здесь же, очевидно, я просчитался; раис поднял кулак и пригрозил:
– А ну, прочь от моего коня, иначе получишь!
Я осознавал, что если хотя бы в малой степени дам себя запугать, то моя миссия не осуществится. Поэтому я отпустил свою лошадь, но, продолжая удерживать его коня за уздечку, ответил:
– Теперь я замещаю бея Гумри и я отдаю команды; ты же не кто иной, как лишь ничтожный деревенский староста, который должен мне беспрекословно подчиняться. Слезай с коня!
Он рванул с плеча ружье, схватил его за ствол и взмахнул им.
– Я расколю тебе голову, дурак! – заревел он.
– Попробуй. Но сперва ты подчинишься! – отвечал я смеясь и, быстро рванув лошадь за узду, поднял ее на дыбы и с такой силой ударил ее в брюхо, что та снова испуганно вскинулась вверх. Староста вылетел из седла. Прежде чем он поднялся, я вырвал у него из рук ружье и нож и уже спокойно мог ждать нападения.
– Пес! – заорал он, вскакивая на ноги и бросаясь на меня. – Я тебя уничтожу!
Раис подскочил ко мне, но ударом ноги я снова опрокинул его на землю. Схватив его ружье, я прицелился.
– Не приближайся ко мне, а то выстрелю!
Он встал на ноги, держась за живот, куда я его ударил, и смотрел на меня разъяренно, но снова нападать не осмелился.
– Отдай мне оружие! – прорычал он мне с угрозой.
– Только после того, как я с тобой поговорю!
– Обойдешься, мне этого вообще не надо!
– А мне надо! Я привык, чтобы ко мне прислушивались, запомни, начальник!
– Я не начальник, я раис, незанум!
События разворачивались молниеносно, но на нашу потасовку уже обратили внимание все подходившие курды, окружившие нас густой толпой. Одного взгляда было мне достаточно, чтобы понять – ни один из них не намерен вступать в разборку, предварительно не разобравшись, в чем вообще дело. Поэтому я смело отвечал:
– Ты не раис и не незанум; ты даже не свободный курд, как эти храбрые мужчины, которыми ты хочешь командовать.
– Докажи это! – вскричал он, кипя от гнева.
– Ты – староста Далаши. А эта деревня и еще шесть поселений принадлежат стране Халь, которая платит дань наместнику Амадии и, значит, подчинена мосульскому паше, а также стамбульскому падишаху. Староста деревни, собирающий дань для падишаха, – не свободный незанум, а турецкий начальник. Если меня оскорбляет свободный и храбрый курд, то я с оружием в руках требую от него ответа, потому что он сын человека, не склоняющего голову ни перед кем. Если же турецкий староста, являющийся слугой мутасаррыфа, осмелится назвать меня псом, то я сброшу его с лошади и поставлю ногу на грудь, чтобы он покорился! Скажите, люди, кто же назначил сборщика дани из турецкой деревушки предводителем знаменитых курдов-бервари?
Толпа громко загудела, и вскоре кто-то невидимый отвечал:
– Он самозванец.
Я повернулся лицом к говорящему.
– Ты меня знаешь?
– Да, эмир. Большинство из нас знают тебя.
– Тогда тебе должно быть известно, что я друг и гость бея!
– Мы это знаем!
– Теперь ответь мне: разве среди бервари не было ни одного, кто был бы более достойным претендентом на этот пост?
– Их было много, – гордо ответил мой собеседник, – но этот человек, которого ты зовешь начальником, часто бывает в Гумри. Он сильный человек, и поскольку он находится в кровной вражде с мелеком Лизана, то мы не хотели терять понапрасну время на долгие выборы. И передали ему полномочия.
– Он – сильный? Разве я не сбросил его сейчас с коня? Говорю вам, что в следующий раз, если он осмелится оскорбить меня или кого-либо из моих друзей, то уже не поднимется с земли, а душа его улетит в джехенну. Моя рука мягче шелка для друзей, для врагов же она – тверже камня.
– Господин, чего ты требуешь от него?
– Бей в плену в Лизане. Он послал меня к вам, чтобы обсудить с вашим предводителем, что вам следует делать. Но этот раис не хочет подчиняться; он не желает со мною говорить и назвал меня псом!
– Он должен подчиниться, он должен тебя послушать! – закричали кругом.
– Хорошо, – ответил я. – Вы передали раису полномочия главнокомандующего, пусть же он их сохранит до тех пор, пока бея не освободят. Но пусть он мне окажет такую же честь, какую я ему оказал. Меня послал бей, я здесь вместо него; если этот начальник захочет со мною мирно разговаривать и обращаться как с эмиром, то я верну его оружие и скоро бей очутится среди нас.
Я огляделся. Насколько я мог понять, вокруг стояли больше сотни воинов, и все были за меня. Я обратился к начальнику:
– Ты слышал мои слова. Я признаю тебя предводителем и поэтому готов называть тебя агой. Вот твои ружье и нож. Теперь я ожидаю, чтобы и ты меня выслушал.
– Что ты можешь мне сказать? – спросил он. Ага был явно в дурном настроении.
– Созови всех твоих бервари. Они не должны продвигаться дальше, пока не кончится наше совещание.
Он озадаченно посмотрел на меня.
– Разве ты не знаешь, что мы хотим напасть на Лизан? – спросил он меня.
– Знаю, ничего страшного, если это произойдет немного позже.
– Если мы промедлим, то насара нападут на нас. Они ведь знают, что мы готовы к наступлению, они нас видели.
– Именно потому, что они знают о ваших планах, бей послал меня к вам. Они на вас не нападут, поскольку они отступили за Заб и будут оборонять мост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102