– Червь! – в ярости выдохнул он.
– Ты скоро узнаешь, какой я червь! – отвечал я спокойно.
– Я повторю: ты лжец. Ты ведь не видел, чтобы я направлял против войск мутасаррыфа свое оружие.
– Это видели другие.
– Но не ты! А комендант сказал, что ты видел это собственными глазами. Назови твоих свидетелей!
– Канониры рассказывали…
– Тогда они тоже солгали. Я с ними не воевал, не пролилось ни капли крови. Они со своими орудиями сдались совсем без сопротивления. И потом, когда вас окружили в Шейх-Ади, я попросил у Али-бея снисхождения к вам; вы должны благодарить исключительно меня, что вас не постреляли там всех без исключения. И из этого ты делаешь вывод, что я являюсь врагом мутасаррыфа?
– Ты напал на орудия и захватил их!
– В этом я сознаюсь!
– И ты будешь отвечать за это в Мосуле!
– О!
– Да. Мутеселлим задержит тебя и отправит в Мосул. Тебя и всех, кто сейчас с тобой. Есть лишь один способ, как спасти тебя и их.
– Какой?
Он подал знак, и три офицера отошли в сторону.
– Ты эмир из Франкистана, ведь немси являются франками, – заговорил макредж. – Я знаю, что ты находишься под защитой их консулов, и поэтому мы не можем тебя убить. Но ты совершил преступление, за которое полагается смертная казнь. Мы должны тебя послать через Мосул в Стамбул, где тебя совершенно определенно подвергнут этому наказанию.
Он сделал паузу. Похоже, ему было нелегко подбирать для выражения своей мысли нужные слова.
– Дальше! – бросил я.
– Правда, ты все-таки был любимцем мутасаррыфа, да и мутеселлим тоже отнесся к тебе благосклонно, значит, им обоим не хотелось бы, чтобы тебя ожидала столь печальная участь.
– Да вспомнит им это Аллах в их смертный час!
– Так вот! Поэтому возможно, что мы откажемся от дальнейшего рассмотрения этого дела, если…
– Ну, если…
– Если ты нам скажешь, сколько стоит жизнь эмира из Германистана.
– Совсем ничего!
– Ничего? Ты шутишь!
– Я абсолютно серьезен. Она ничего не стоит.
– Как это?
– Аллах может потребовать к себе на небо в любую минуту и эмира.
– Ты прав, жизнь находится в руках Аллаха, но это «имущество» следует сохранять и оберегать.
– Ты плохой мусульманин, иначе ты знал бы, что дороги человека запечатлены в Книге.
– И тем не менее человек может отказаться от своей жизни, если он во всем слушается Книги. Ты хочешь это сделать?
– Ну, хорошо, макредж. Как высоко оцениваешь ты свою собственную жизнь?
– По меньшей мере в десять тысяч пиастров.
– Тогда моя жизнь в десять тысяч раз ценнее. Скажи, как так получилось, что турок так низко оценивается?
Он посмотрел на меня с удивлением.
– Ты так богат?
– Да, ведь у меня такая дорогая жизнь.
– Тогда я думаю, что здесь, в Амадии, ты оценишь свою жизнь в двадцать тысяч пиастров.
– Естественно.
– И также жизнь твоего хаджи Линдсея-бея.
– Да.
– И десять тысяч за третьего.
– Это не слишком много.
– А слуга?
– Он храбрый и верный человек, который стоит столько же, что и другие.
– Значит, ты считаешь, он стоит тоже десять тысяч?
– Да.
– Ты сосчитал всю сумму?
– Шестьдесят тысяч пиастров. Так?
– Так. У вас есть с собою столько денег?
– Мы очень богаты, эфенди.
– Когда вы заплатите?
– Никогда!
Было воистину весело наблюдать за лицами обоих турок. Затем макредж спросил:
– Как это так?
– Я имею в виду, что родом я из страны, где царит справедливость. У османов же нет никакого другого закона, кроме их кошелька, и поэтому они торгуют справедливостью. Я не могу заплатить за жизнь, если у меня ее отнимают незаслуженно.
– Тогда ты ее потеряешь.
– Не думаю. Я не торгую своей жизнью, но знаю, как ее защитить, и умею это делать.
– Эфенди, это бесполезно!
– Почему?
– Твоя вина доказана, ты сам ее признал.
– Это ложь. Я не признавал никакой вины, а лишь сказал, что отнял у вас орудия. Это поступок, за который не наказывают.
– Это твое мнение. Значит, ты отказываешься согласиться с нашим предложением милосердия?
– Мне не нужно милосердия.
– Тогда мы вынуждены заключить тебя в тюрьму.
– Попробуйте!
Комендант вмешался в разговор и обратился ко мне с укоризненными, но достаточно доброжелательными словами, однако я не отреагировал на них. Поэтому он хлопнул в ладоши и позвал троих офицеров.
– Уведите его! – приказал он им. – Я надеюсь, эфенди, что ты не откажешься последовать за ними. Снаружи достаточно людей, чтобы сломить любое сопротивление. Тебе будет хорошо во время заключения и…
– Молчи, мутеселлим! – прервал я его. – Я желал бы видеть того человека, у которого хватило бы сил со мною справиться. С вами пятерыми я разделаюсь в пять минут, а твои больные лихорадкой арнауты рассыплются по сторонам лишь под одним моим взглядом, будь в этом уверен! То, что меня не обидят во время заключения, – само собой разумеется, вы сами в этом все заинтересованы. Меня не пошлют в Мосул, ибо это не нужно макреджу; он лишь хочет, чтобы я откупился, ему нужны деньги, чтобы переправиться через границу.
– Через границу? – спросил мутеселлим. – Как мне понимать твои слова?
– Спроси его самого!
Он посмотрел на макреджа, лицо которого пошло пятнами.
– Что он имеет в виду?
– Я его не понимаю! – ответил чиновник.
– Он понимает меня, и преотлично, – возразил я. – Мутеселлим, ты меня оскорбил, ты хотел меня посадить в тюрьму, ты сделал мне предложение, которое имело бы для тебя очень тяжелые последствия, расскажи я о нем. Вы оба мне угрожали, теперь же, после того как я посмотрел, как далеко вы осмелились зайти в ваших требованиях по отношению ко мне, я все поменяю местами. Знаешь ли ты, комендант, кто этот человек?
– Макредж из Мосула.
– Ты ошибаешься. Он больше не макредж, он смещен.
– Смещен? – вскрикнул мутеселлим.
– Ты!.. – в свою очередь закричал макредж. – Я задушу тебя!
– Смещен? – еще раз вскрикнул мутеселлим полуиспуганно-полувопрошающе.
– Да. Селим-ага, я говорил тебе, что отдам тебе сегодня приказ, которому ты подчинишься. Теперь выслушай его: возьми того человека и сунь его в ту самую камеру, в которую я должен был попасть! Потом его отвезут в Мосул.
Добряк ага сперва оторопело посмотрел на меня, затем на обоих других, но, естественно, не шевельнул и пальцем, чтобы последовать моим словам.
– Он сошел с ума! – Макредж поднялся.
– Ты сам безумен, потому что осмелился прибыть в Амадию. Почему ты поскакал не прямо, а через Мангайш? Видишь, я все знаю. Вот, мутеселлим, доказательство того, что я вправе требовать его ареста.
Я передал ему письмо, адресованное Али-бею. Сперва мутеселлим глянул на подпись.
– От Анатоли кази аскери?
– Да. Он в Мосуле и требует выдачи этого человека. Читай!
– Правда! – удивился мутеселлим. – Но что с мутасаррыфом?
– Он тоже смещен. Прочитай и другое письмо!
– Да будет Господь милостив!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102