Не в силах сдержать разбушевавшуюся фантазию и ощущая стоящий в горле ком, Хиллари развернулся и быстро пошел вон из дендрария. Напоследок он явственно увидел скользнувшую по краю поля зрения большую серую крысу без хвоста и прибавил шагу.
Хиллари сидел в удобном кресле и отчужденно разглядывал свое лицо в зеркальной полировке шкафа. Заострившиеся черты, посеревшие губы и огромные глаза, казавшиеся черными от расширенных зрачков. Он задыхался, сердце бешено колотилось в груди, и пульс отдавался частыми ударами в голове, животе, кончиках пальцев. Необъяснимый страх владел всем его существом. Теперь ему казалось, что сердце не выдержит такой скачки, остановится или лопнет, и он умрет. Сердце продолжало лихорадочно биться, а Хиллари умирал каждую секунду. Ему хотелось метаться по кабинету Нанджу, и он лишь усилием воли удерживал себя на месте.
- Нельзя ли побыстрей? - спросил он Нанджу; он уже не мог скрывать раздражения, и голос прозвучал немодулированно звонко, с металлическим оттенком.
- Потерпи немного, Хиллари, - Нанджу говорила мягко, но непреклонно. - Сейчас будет готов анализ.
- Что там анализировать?! Я и так скажу, что ведро адреналина в крови. Эту партитуру я по нотам знаю. Сделай мне что-нибудь, чтоб снять атаку.
- Хиллари, - Нанджу села напротив, взяв холодную руку босса в свои, теплые, - я бы хотела с тобой серьезно поговорить…
- Очень вовремя. Меня всего трясет, я боюсь, что сердце не выдержит…
- Выдержит, - уверенно кивнула Нанджу, - давление крови у тебя нормальное, есть небольшая тахикардия, но это характерно для адреналового криза. Во время бега давление повышается вдвое, а пульс втрое - ты же это выдерживаешь, не так ли? У тебя большой резерв компенсации, ты молод - ты справишься. А говорить с тобой именно СЕЙЧАС я хочу потому, что в другое время ты и слушать об этом не захочешь.
- Ладно, - сдался Хиллари. Неподходящий момент, чтобы спорить с врачом.
- Хиллари, я веду профилактические сетки на каждого работающего с машинами, и все подчиняются моим распоряжениям, кроме тебя и Гаста. Ты уже сидишь здесь, Гаст моложе тебя и пока справляется с перегрузкой, но и он сюда придет, если будет так же наплевательски относиться к своему здоровью. Я еженедельно докладываю тебе о состоянии операторов, и ты внимательно это выслушиваешь. А сам уклоняешься и от обследования, и от профилактики, бесконтрольно сидишь за стендом и пьешь табельные средства, подхлестывающие мозг. Вот и результат.
Хиллари хотел возразить, но сдержался. У него не было сил пререкаться.
- Люди - не киборги, они истощаются от таких нагрузок; человек эволюционно не приспособлен к системной работе; эволюция человека шла миллионы лет, а чудеса кибер-техники появились четыре с небольшим тысячи лет назад, и хоть за это время в популяции выделились люди с быстрым мышлением - но не в миллион же раз быстрей они работают… Суперактивный мозг нуждается в особом режиме, иначе сразу залетит в вегетативный криз. Ты не умираешь, Хиллари; это фантомы, химеры уставшего, рассогласованного мозга; непрерывная операторская работа ведет к тому, что клетки мозга хуже усваивают глюкозу, голодают и не могут вырабатывать сложные медиаторы, в том числе те, которые поддерживают тонус жизни и удовольствия. Адреналин растет, серотонин падает, развиваются панические атаки и депрессии. То, что с тобой происходит, - результат биохимического дисбаланса мозга и пренебрежения к себе. Я могу понять Гаста, у него не выработан стереотип контроля за здоровьем, к тому же он запойный трудоголик - но тебя, Хиллари, я не понимаю. Если только не считать, что процесс зашел так далеко, что ты полностью утратил самоконтроль. Тогда мне надо брать дело в свои руки и писать медицинское заключение о том, что по состоянию здоровья ты не можешь выполнять руководящие функции.
Хиллари, все это время с тоской считавший свой пульс, от таких слов очнулся и чуть не заорал. Отстранить его отдел по врачебным показаниям, отправить в санаторий в тот момент, когда проект собираются закрыть, а семья кукол-террористов ведет войну?! Из-за какого-то немотивированного страха? Ну нет, никогда! И Хиллари сразу же, не раздумывая, заявил:
- Я готов подчиниться любым твоим предписаниям, Нанджу. Назначай что хочешь, я все выполню - но я должен работать!
- Ты загонишь себя в полный невроз, Хиллари. Впрочем, твое согласие - это уже хорошо; маленькая уступка все же лучше большого непонимания.
Нанджу повернулась и взяла распечатку с анализом, бегло ее просмотрела и произнесла, словно про себя:
- Ну, что я говорила?.. Мыши бесхвостые еще не бегают?
Хиллари благоразумно промолчал.
Через пять минут Хиллари держал в руках порошок (растворить в теплой воде и залпом выпить), баллончик с успокоительным газом и с дозатором (через три вдоха перерыв на шесть минут) и полную программу реабилитации: режим, график, диета, список медитативных кассет и лекарств, нормализующих кровообращение и питание мозга. Но все это было не то, чего Хиллари так страстно желал.
- Нанджу… Сделай мне что-нибудь, сними приступ. Я не могу больше терпеть! Мне плохо; я боюсь, что…
- Алдорфин в вену ты от меня не получишь. Я не хочу делать из шефа табельного наркомана, - Нанджу была несгибаема. - Прими все по схеме, и через полчаса тебе станет лучше, и ты уснешь.
- Я проведу это время у тебя, можно? Мне страшно…
- Очень сочувствую, Хиллари, но в такие моменты человек словно возвращается в детство. Между врачом и пациентом возникают отношения типа «родитель - ребенок», а это уже потеря самостоятельности и вынужденная психологическая связь. Ты можешь с этим справиться сам. Ты уйдешь отсюда так же, как и пришел, по доброй воле и личному побуждению.
Хиллари поблагодарил младшего врача. Как психолог, он понимал, что Нанджу говорит чистую правду, но как человек - он хотел доброты и участия. Его пугало одиночество. Остаться в пустой комнате наедине со своими страхами было для него мучительнее, чем все возможные в будущем слухи и сплетни.
Он выпил разведенный порошок и подышал газом, он пробовал медитировать и петь мантры. Он пытался молиться и бить поклоны - все без толку: тоска сгущалась, сердце билось, страх не отступал. Он давно снял пиджак, расстегнул все пуговицы на рубашке - но удушье не проходило. Он включил кондиционер на +16С° и сидел на кровати, клацая зубами от холода. Он метался по комнатам, держась за голову, несколько раз хватая трэк, чтобы набрать номер и снова вызвать Нанджу, но бросал его, подержав пару секунд. Он даже пробовал скулить - но страх цепко держал о его в своих липких лапах. Чтобы дышалось свободнее, Хиллари вынул из брюк ремень и, задержав в руках узкую полоску хорошо выделанной кожи, вдруг поймал себя - нет, не на мысли, а на желании, остром, пронзительном желании сделать из ремня петлю, накинуть ее на шею и… повеситься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Хиллари сидел в удобном кресле и отчужденно разглядывал свое лицо в зеркальной полировке шкафа. Заострившиеся черты, посеревшие губы и огромные глаза, казавшиеся черными от расширенных зрачков. Он задыхался, сердце бешено колотилось в груди, и пульс отдавался частыми ударами в голове, животе, кончиках пальцев. Необъяснимый страх владел всем его существом. Теперь ему казалось, что сердце не выдержит такой скачки, остановится или лопнет, и он умрет. Сердце продолжало лихорадочно биться, а Хиллари умирал каждую секунду. Ему хотелось метаться по кабинету Нанджу, и он лишь усилием воли удерживал себя на месте.
- Нельзя ли побыстрей? - спросил он Нанджу; он уже не мог скрывать раздражения, и голос прозвучал немодулированно звонко, с металлическим оттенком.
- Потерпи немного, Хиллари, - Нанджу говорила мягко, но непреклонно. - Сейчас будет готов анализ.
- Что там анализировать?! Я и так скажу, что ведро адреналина в крови. Эту партитуру я по нотам знаю. Сделай мне что-нибудь, чтоб снять атаку.
- Хиллари, - Нанджу села напротив, взяв холодную руку босса в свои, теплые, - я бы хотела с тобой серьезно поговорить…
- Очень вовремя. Меня всего трясет, я боюсь, что сердце не выдержит…
- Выдержит, - уверенно кивнула Нанджу, - давление крови у тебя нормальное, есть небольшая тахикардия, но это характерно для адреналового криза. Во время бега давление повышается вдвое, а пульс втрое - ты же это выдерживаешь, не так ли? У тебя большой резерв компенсации, ты молод - ты справишься. А говорить с тобой именно СЕЙЧАС я хочу потому, что в другое время ты и слушать об этом не захочешь.
- Ладно, - сдался Хиллари. Неподходящий момент, чтобы спорить с врачом.
- Хиллари, я веду профилактические сетки на каждого работающего с машинами, и все подчиняются моим распоряжениям, кроме тебя и Гаста. Ты уже сидишь здесь, Гаст моложе тебя и пока справляется с перегрузкой, но и он сюда придет, если будет так же наплевательски относиться к своему здоровью. Я еженедельно докладываю тебе о состоянии операторов, и ты внимательно это выслушиваешь. А сам уклоняешься и от обследования, и от профилактики, бесконтрольно сидишь за стендом и пьешь табельные средства, подхлестывающие мозг. Вот и результат.
Хиллари хотел возразить, но сдержался. У него не было сил пререкаться.
- Люди - не киборги, они истощаются от таких нагрузок; человек эволюционно не приспособлен к системной работе; эволюция человека шла миллионы лет, а чудеса кибер-техники появились четыре с небольшим тысячи лет назад, и хоть за это время в популяции выделились люди с быстрым мышлением - но не в миллион же раз быстрей они работают… Суперактивный мозг нуждается в особом режиме, иначе сразу залетит в вегетативный криз. Ты не умираешь, Хиллари; это фантомы, химеры уставшего, рассогласованного мозга; непрерывная операторская работа ведет к тому, что клетки мозга хуже усваивают глюкозу, голодают и не могут вырабатывать сложные медиаторы, в том числе те, которые поддерживают тонус жизни и удовольствия. Адреналин растет, серотонин падает, развиваются панические атаки и депрессии. То, что с тобой происходит, - результат биохимического дисбаланса мозга и пренебрежения к себе. Я могу понять Гаста, у него не выработан стереотип контроля за здоровьем, к тому же он запойный трудоголик - но тебя, Хиллари, я не понимаю. Если только не считать, что процесс зашел так далеко, что ты полностью утратил самоконтроль. Тогда мне надо брать дело в свои руки и писать медицинское заключение о том, что по состоянию здоровья ты не можешь выполнять руководящие функции.
Хиллари, все это время с тоской считавший свой пульс, от таких слов очнулся и чуть не заорал. Отстранить его отдел по врачебным показаниям, отправить в санаторий в тот момент, когда проект собираются закрыть, а семья кукол-террористов ведет войну?! Из-за какого-то немотивированного страха? Ну нет, никогда! И Хиллари сразу же, не раздумывая, заявил:
- Я готов подчиниться любым твоим предписаниям, Нанджу. Назначай что хочешь, я все выполню - но я должен работать!
- Ты загонишь себя в полный невроз, Хиллари. Впрочем, твое согласие - это уже хорошо; маленькая уступка все же лучше большого непонимания.
Нанджу повернулась и взяла распечатку с анализом, бегло ее просмотрела и произнесла, словно про себя:
- Ну, что я говорила?.. Мыши бесхвостые еще не бегают?
Хиллари благоразумно промолчал.
Через пять минут Хиллари держал в руках порошок (растворить в теплой воде и залпом выпить), баллончик с успокоительным газом и с дозатором (через три вдоха перерыв на шесть минут) и полную программу реабилитации: режим, график, диета, список медитативных кассет и лекарств, нормализующих кровообращение и питание мозга. Но все это было не то, чего Хиллари так страстно желал.
- Нанджу… Сделай мне что-нибудь, сними приступ. Я не могу больше терпеть! Мне плохо; я боюсь, что…
- Алдорфин в вену ты от меня не получишь. Я не хочу делать из шефа табельного наркомана, - Нанджу была несгибаема. - Прими все по схеме, и через полчаса тебе станет лучше, и ты уснешь.
- Я проведу это время у тебя, можно? Мне страшно…
- Очень сочувствую, Хиллари, но в такие моменты человек словно возвращается в детство. Между врачом и пациентом возникают отношения типа «родитель - ребенок», а это уже потеря самостоятельности и вынужденная психологическая связь. Ты можешь с этим справиться сам. Ты уйдешь отсюда так же, как и пришел, по доброй воле и личному побуждению.
Хиллари поблагодарил младшего врача. Как психолог, он понимал, что Нанджу говорит чистую правду, но как человек - он хотел доброты и участия. Его пугало одиночество. Остаться в пустой комнате наедине со своими страхами было для него мучительнее, чем все возможные в будущем слухи и сплетни.
Он выпил разведенный порошок и подышал газом, он пробовал медитировать и петь мантры. Он пытался молиться и бить поклоны - все без толку: тоска сгущалась, сердце билось, страх не отступал. Он давно снял пиджак, расстегнул все пуговицы на рубашке - но удушье не проходило. Он включил кондиционер на +16С° и сидел на кровати, клацая зубами от холода. Он метался по комнатам, держась за голову, несколько раз хватая трэк, чтобы набрать номер и снова вызвать Нанджу, но бросал его, подержав пару секунд. Он даже пробовал скулить - но страх цепко держал о его в своих липких лапах. Чтобы дышалось свободнее, Хиллари вынул из брюк ремень и, задержав в руках узкую полоску хорошо выделанной кожи, вдруг поймал себя - нет, не на мысли, а на желании, остром, пронзительном желании сделать из ремня петлю, накинуть ее на шею и… повеситься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84