Затем она обратилась мыслями к последовавшему довольно скоро периоду, когда пилотов хоронили чуть ли не каждую неделю, и задумалась о том, не слишком ли высока была цена познания.
Пока она предавалась раздумьям, солнце со­всем закатилось, и день почти угас, напоминая о себе лишь разноцветьем красок над самой линией горизонта, постепенно переходящим в глубокую синеву сумерек. На востоке замерцали звезды, хо­лодный ветер заставил Николь поднять воротник куртки и пожалеть, что под курткой нет ничего потеплее рубашки с короткими рукавами. Вещи остались на борту «Барона», и Бог знает, куда его задевали теперь. С неудовольствием фыркнув, она зашагала через парк к поросшему травой при­горку, на котором особняком стояло неказистое здание. К нему вела дорога, хотя она вроде бы должна быть закрыта для транспорта. Приличный и достойный путь к «Сорвиголовам» лежит через парк. Мимо самолетов. Тогда приходишь на место, проникнувшись ощущением времени и перспективы.
С виду клуб ничем этаким не выделяется - ни снаружи, ни внутри. Потрепанный непогодой, невзрачный, потому что изрядная часть пошед­ших на строительство материалов была либо по­добрана где-нибудь на дороге, либо выпрошена, либо украдена. Его выстроили пилоты, и никто не знал, кто или когда затеял строительство - оно как бы началось само собой, в некий момент, когда... все это и началось. Летчики стали соби­раться здесь, на пригорке с видом на парк и об­ширное сухое озеро за ним, потягивая пиво и поджаривая шашлыки, мясо-гриль или гамбурге­ры, болтая, выхваляясь друг перед другом или бе­седуя о работе. Затем место пикников обзавелось чем-то вроде стен и навеса, став этаким укрытием от непогоды, выстроенным из всякого непригод­ного к употреблению хлама. Постройка мало-по­малу разрасталась, пока там не появился самый настоящий, без дураков, ресторан. Одним из тра­диционных элементов, сохранившимся здесь с прежних дней, от развалюхи под прозвищем «У Панчо», осталась стена за стойкой бара, увешан­ная фотографиями погибших людей и самолетов, погубивших их.
- Слава героям-победителям! - крикнула барменша, едва Николь переступила порог заве­дения и всмотрелась в сумрак, взглядом отыски­вая знакомых.
- Хоть ты-то не доставай!
- За что купила, за то и продаю. Я подхва­тываю слухи, потому что мне не все равно. К тому же я чертовски тобой горжусь.
Николь приподняла стакан, тостом выражая свою признательность. Сью, едва-едва пяти футов ростом, всю жизнь воевала с собственной фигу­рой, но никак не могла добиться изящества, тре­буемого модой. Молва приписывала ей бог весть какие похождения, окутывая ее прошлое покро­вом романтической тайны, хотя все до единого понимали, что все это бред сивой кобылы, пото­му что ни один человек не мог пробраться на базу, минуя дотошную проверку службы безопас­ности ВВС и ФБР. Кое-кто даже полагал, что Сью и сама осведомительница. Она перебралась на запад давным-давно, начав свою карьеру в ка­честве бухгалтера-бармена, но мало-помалу при­брала «Сорвиголов» к рукам. ВВС были не в пре­тензии, поскольку под ее руководством заведение стало давать приличный доход; клиентам же это пришлось по душе, поскольку она заправ­ляет здесь, как у себя дома, обеспечивая по­сетителей великолепными кушаньями, разда­вая советы, даже если о них не спрашивают, и время от времени помогая разобраться с на­логами и бюджетом.
- Голодна? - с ходу осведомилась она у Ни­коль. Увидев ответное пожатие плеч, Сью издала короткий, лающий смешок. - А я-то думала, вы, асы в синих кителях, приучены к решимости.
- День выдался нелегкий, так что ж мне сказать?
Тут Николь облапила пара мощных рук, и ба­совитый голос пророкотал прямо в ухо:
- Бу-бу-бу!
- Рамси, ну, ты обольстителен, как всегда.
- Когда речь заходит о тебе, лейтик, я не могу удержаться, - отозвался майор, ленивая улыбка и классические черты которого делают его объ­ектом внимания всех встречных женщин, одетый точь-в-точь в такую же кожаную куртку, как Ни­коль. Получив имя от отца, служившего в ва­шингтонском береговом патруле, а внешность и природную грацию - от матери-тосканки, Рамси Шеридан в общении всегда ухитряется хранить те же спокойствие, небрежность и внешнюю не­возмутимость, которые заработали ему славу одного из лучших летчиков-испытателей Центра.
- Ты уже входишь в поговорку, как спасательница жизней и техники, - продолжал он, одной рукой обнимая ее за плечи, а другой при­нимая бокал с «Пароходным якорем», который налила ему Сью.
- Намек, что я по любому поводу - в кусты?
- Нет, серьезно, Николь, у нас затевается игра, но не хватает человечка до комплекта.
- Прощупываешь почву, Рамси?
- Послушай, я разве спрашивал бы, если бы хотел услышать «нет»? - и он ласково подтолк­нул Николь, заставляя слезть с табурета и напра­виться к столику, где обычная шайка головорезов собралась ради традиционной еженедельной пар­тии в карты.
Ставки были умеренные, и Николь это вполне устроило. Ее вовсе не вдохновляла идея сесть за карты - чем больше проходило времени, тем сильнее сказывались на ней последствия сегод­няшнего приземления, - но Рамси не оставил возможности вежливо отказаться. Она пребывала в странном состоянии, усталость прямо-таки по­жирала ее - плечи ныли, как после первого се­анса на центрифуге, - но нервы были чересчур взведены, чтобы уснуть. Сочетание опасное, га­рантирующее небрежность и неосмотритель­ность, но Николь не придавала этому такого уж значения, чтобы пытаться стряхнуть усталость. К чему утруждаться? При первой сдаче она осталась при своих с двумя картами и спасовала, когда ход вернулся к ней со ставкой в десять зеленых.
На второй сдаче было примерно то же. На тре­тьей она повышала, имея на руках две пары, но получила щелчок по носу в виде тройки одного достоинства. Когда колода обошла круг и настала очередь сдавать Николь, она успела немного вы­играть, чуть больше проиграть и оказаться в ми­нусе долларов на двадцать. Она мысленно обру­шивала на голову Рамси громы и молнии, но этому сукину сыну все было как с гуся вода.
- Найдется местечко еще для одного? - по­интересовался молодой человек, года на два-три моложе Николь, с этаким байроновским лицом - впалые от природы щеки и красиво очерченные скулы создают прекрасное обрамление для его ши­роко поставленных темных глаз, хотя, пожалуй, все вместе оставляет впечатление избытка изящества. Полные губы изогнуты в едва уловимой ироничес­кой усмешке, как у человека, привыкшего ходить своей дорогой, не придерживаясь почти никаких границ. Сложен он атлетически, но изящно, чуть ли не схематично, и движется со скупой, эконом­ной грацией, какую Николь привыкла видеть лишь у младшего брата и его коллег-танцоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77