Личное развалилось. Коллективное, увы торопилось развалиться вслед за личным.
5 апреля мы провели самый активный День Нации: шествие и митинг, за всю Историю Партии. Около 1400-1500 человек собрались к Храму Христа Спасителя.
6 апреля был понедельник. Я проводил обычное собрание, Дугин не присутствовал, однако в этом не было ничего удивительного. Он чаще не присутствовал на обычных собраниях. Организация его не интересовала. Его интересовали уши нацболов. Я провёл собрание и передал слово Максиму Суркову. За три года истекшие со времени выборов 1995 года, Макс стал авторитетным человеком в партии, "бункерфюрера" слушались и уважали. Он огласил план работы отделения партии на неделю и сказал вдруг "Ну и последнее. Хотелось бы обсудить ситуацию с просьбой Александра Гельевича Дугина к Эдуарду Вениаминовичу с просьбой исключить из партии Охапкина, Дементьева, Локоткова и Хорса." Я не ожидал от Максима такого удара в спину. "Максим", сказал я, "кто тебе позволил выносить этот сор из избы, пока я улаживаю ещё этот конфликт." "Алксандр Гельевич просил", ответил Макс "вынести перед партией эту историю" "Все и так всё знают" - заметила Таня Тарасова с места. "Ну что ж", сказал я "Раз все всё знают, меньше будет объяснять. Как председатель партии я отказываюсь исключать из партии Охапкина, Локоткова, Дементьева и Хорса. Я не считаю что они ангелы, но для исключения из партии должна быть веская причина: предательство партии или предательство членов партии. Упомянутые четверо такие же как все вы, сидящие передо мной: в меру безалаберны, в меру ленивы, преданы делу партии. Есть мелкие грехи, ну у кого их нет. Так и передай, Макс, Александру Гельевичу Дугину. А если у него есть вопросы и проблемы,-мы ждём его на собрании . Пусть больше не прикрывается Максом Сурковым."
Дугин прикрылся Максом ещё раз. Через несколько дней Макс втайне от меня собрал фракционное собрание, на котором не присутствовали я, и те, кого Макс посчитал моими сторонниками. Это был уже открытый раскол. Первый в истории партии. Не знаю, что они там говорили, на том собрании, но в следующий понедельник я изругал Макса как только мог, довёл до сведения его и всей партии, что максим Сурков совершил тяжкое преступление, он виновен в фракционизме, собрал без разрешения председателя общее собрание на котором... и так далее. Всё это я изложил в письменном виде,-приказом и приказал вывесить на доске у стола дежурного. Я ещё раз позвонил Дугину. Я как мог тише, спокойнее и деликатнее напомнил ему о том что мы с ним отцы-основатели партии. Что как таковые мы не имеем права на эмоции. Что как таковые мы должны быть выше человеческих страстей и обид. Но он уже повидимому принял окончательное решение, потому слова мои отскакивали от него. Впоследствии кто-то из моих сподвижников высказал мысль, что Дугин вначале решил уйти от нас, а уж потом подыскал предлог. Что весной 1998 года дела его обстояли как никогда хорошо: вышел том "Основ геополитики" с предисловием генерала Клокотова, замначальника Генерального Штаба. "Основы" продавались прекрасно, Дугин с Серёжей Мелентьевым готовили 2-е издание. В Германии приняли "Основы Геополитики" за официальную доктрину Российского Генштаба на основании предисловия генерала. Некоторые немецкие журналы даже опубликовали рецензии на непереведённую на немецкий (редчайший случай!) русскую книгу. Дугин должно быть чувствовал себя просто на вершине блаженства. Вершителем судеб русского государства! НБП и его мальчики и девочки стали тесны Дугину - не знаю собрался ли он заранее или собрался мгновенно покинуть нас. Помню, что в те тяжёлые недели и месяцы я старался минимизировать ущерб. "Лимонка" мало писала о сотрясающих отцов-основателей распрях. Дело в том что гордиться тут было нечем, любой раскол - событие отрицательное. Раскол на бытовой почве низкое явление. Меньшевики и большевики разделились на таковых по политическим причинам. Однако поразмышляв, я пришёл к выводу что партия в этот момент делится на тех, кто хочет до конца дней своих читать умные книги, бравировать своей революционной фразеологией в салонах и газетах и на теле, т.е. пикейных жилетов и на тех, кто желает пройти весь путь какой следует пройти революционной партии. То есть в известном смысле мы и делимся сейчас на меньшевиков-ликвидаторов (Дугин и дугинцы) и сторонников профессиональной революционной партии.
"Лимонка" вообще не писала о происходящем расколе пока вкладкой в газету "Завтра" не стал выходить "Вторжение" - редактор г-н Дугин. Он вынес сор из избы и после него пришлось размазывать сор и нам. Тактика умалчивания принесла нам ощутимую пользу, благодаря умалчиванию мы избежали раскола региональных организаций. Только считанные: в Татарстане и Омской области были загублены Дугиным и прекратили своё существование.
Но вернёмся к расколу. В Москве конфликт медленно развивался. Дугин не появлялся. Ко мне обратился Валерий Коровин с просьбой позволить ему попытаться вернуть Дугина, уговорить его. Я разрешил. Коровин собрал делегацию и делегация поехала к Мэрлину. И жрец конечно их легко и быстро загипнотизировал. В результате Коровин и компания стали требовать общего собрания , чтобы нам исключит четверых обвиняемых.
Валера Коровин в те годы был похож на Шурика из "Истории Ы", "Кавказской пленницы" или "Бриллиантовой руки". Широкоротый, большеухий мальчик в очках, блондин, приехал из Владивостока и жил где-то в Подмосковье. Валера упорно учился в институте. Честный и упрямый Коровин ездил со мной в Ставрополье, где проявил себя очень хорошо. Он дольше всех блуждал в полу-пустынных деревнях полных гусей, ночевал в стогах, единственный сэкономил выданные на агитационную поездку деньги. Для меня он стал, ну если не совестью партии, то хотябы лакмусовой бумагой, по которой я определял честность и чистоту. И вот у меня в квартире на Калошином переулке сидит Валера Коровин и убеждает меня и Андрея Фёдорова выгнать четверых своих товарищей ради Дугина. "Валерий, не надо мне восхвалять Дугина",-в конце концов останови я его. "Я между прочим знаю Александра Гельевича дольше Вас всех и лучше Вас всех. Мы дружили с ним, вместе основали партию. Я ценю его и тем более не могу понять, почему человек таких высоких качеств вообще мог поставить меня перед такой проблемой. Человек его калибра не должен ставить под угрозу единство партии, какие бы чувства его не обуревали. Ты думаешь, Валера, Вы все мне нравитесь?"
"Я согласен, чтобы меня исключили из партии, но чтобы исключили этих четырёх, и чтоб вернулся Александр Гельевич",-голосом загипнотизированного сказал Коровин.
"Валера, ты идиот!" - вмешался Андрей Фёдоров.
"Если бы эти четверо были виновны, я бы выставил их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
5 апреля мы провели самый активный День Нации: шествие и митинг, за всю Историю Партии. Около 1400-1500 человек собрались к Храму Христа Спасителя.
6 апреля был понедельник. Я проводил обычное собрание, Дугин не присутствовал, однако в этом не было ничего удивительного. Он чаще не присутствовал на обычных собраниях. Организация его не интересовала. Его интересовали уши нацболов. Я провёл собрание и передал слово Максиму Суркову. За три года истекшие со времени выборов 1995 года, Макс стал авторитетным человеком в партии, "бункерфюрера" слушались и уважали. Он огласил план работы отделения партии на неделю и сказал вдруг "Ну и последнее. Хотелось бы обсудить ситуацию с просьбой Александра Гельевича Дугина к Эдуарду Вениаминовичу с просьбой исключить из партии Охапкина, Дементьева, Локоткова и Хорса." Я не ожидал от Максима такого удара в спину. "Максим", сказал я, "кто тебе позволил выносить этот сор из избы, пока я улаживаю ещё этот конфликт." "Алксандр Гельевич просил", ответил Макс "вынести перед партией эту историю" "Все и так всё знают" - заметила Таня Тарасова с места. "Ну что ж", сказал я "Раз все всё знают, меньше будет объяснять. Как председатель партии я отказываюсь исключать из партии Охапкина, Локоткова, Дементьева и Хорса. Я не считаю что они ангелы, но для исключения из партии должна быть веская причина: предательство партии или предательство членов партии. Упомянутые четверо такие же как все вы, сидящие передо мной: в меру безалаберны, в меру ленивы, преданы делу партии. Есть мелкие грехи, ну у кого их нет. Так и передай, Макс, Александру Гельевичу Дугину. А если у него есть вопросы и проблемы,-мы ждём его на собрании . Пусть больше не прикрывается Максом Сурковым."
Дугин прикрылся Максом ещё раз. Через несколько дней Макс втайне от меня собрал фракционное собрание, на котором не присутствовали я, и те, кого Макс посчитал моими сторонниками. Это был уже открытый раскол. Первый в истории партии. Не знаю, что они там говорили, на том собрании, но в следующий понедельник я изругал Макса как только мог, довёл до сведения его и всей партии, что максим Сурков совершил тяжкое преступление, он виновен в фракционизме, собрал без разрешения председателя общее собрание на котором... и так далее. Всё это я изложил в письменном виде,-приказом и приказал вывесить на доске у стола дежурного. Я ещё раз позвонил Дугину. Я как мог тише, спокойнее и деликатнее напомнил ему о том что мы с ним отцы-основатели партии. Что как таковые мы не имеем права на эмоции. Что как таковые мы должны быть выше человеческих страстей и обид. Но он уже повидимому принял окончательное решение, потому слова мои отскакивали от него. Впоследствии кто-то из моих сподвижников высказал мысль, что Дугин вначале решил уйти от нас, а уж потом подыскал предлог. Что весной 1998 года дела его обстояли как никогда хорошо: вышел том "Основ геополитики" с предисловием генерала Клокотова, замначальника Генерального Штаба. "Основы" продавались прекрасно, Дугин с Серёжей Мелентьевым готовили 2-е издание. В Германии приняли "Основы Геополитики" за официальную доктрину Российского Генштаба на основании предисловия генерала. Некоторые немецкие журналы даже опубликовали рецензии на непереведённую на немецкий (редчайший случай!) русскую книгу. Дугин должно быть чувствовал себя просто на вершине блаженства. Вершителем судеб русского государства! НБП и его мальчики и девочки стали тесны Дугину - не знаю собрался ли он заранее или собрался мгновенно покинуть нас. Помню, что в те тяжёлые недели и месяцы я старался минимизировать ущерб. "Лимонка" мало писала о сотрясающих отцов-основателей распрях. Дело в том что гордиться тут было нечем, любой раскол - событие отрицательное. Раскол на бытовой почве низкое явление. Меньшевики и большевики разделились на таковых по политическим причинам. Однако поразмышляв, я пришёл к выводу что партия в этот момент делится на тех, кто хочет до конца дней своих читать умные книги, бравировать своей революционной фразеологией в салонах и газетах и на теле, т.е. пикейных жилетов и на тех, кто желает пройти весь путь какой следует пройти революционной партии. То есть в известном смысле мы и делимся сейчас на меньшевиков-ликвидаторов (Дугин и дугинцы) и сторонников профессиональной революционной партии.
"Лимонка" вообще не писала о происходящем расколе пока вкладкой в газету "Завтра" не стал выходить "Вторжение" - редактор г-н Дугин. Он вынес сор из избы и после него пришлось размазывать сор и нам. Тактика умалчивания принесла нам ощутимую пользу, благодаря умалчиванию мы избежали раскола региональных организаций. Только считанные: в Татарстане и Омской области были загублены Дугиным и прекратили своё существование.
Но вернёмся к расколу. В Москве конфликт медленно развивался. Дугин не появлялся. Ко мне обратился Валерий Коровин с просьбой позволить ему попытаться вернуть Дугина, уговорить его. Я разрешил. Коровин собрал делегацию и делегация поехала к Мэрлину. И жрец конечно их легко и быстро загипнотизировал. В результате Коровин и компания стали требовать общего собрания , чтобы нам исключит четверых обвиняемых.
Валера Коровин в те годы был похож на Шурика из "Истории Ы", "Кавказской пленницы" или "Бриллиантовой руки". Широкоротый, большеухий мальчик в очках, блондин, приехал из Владивостока и жил где-то в Подмосковье. Валера упорно учился в институте. Честный и упрямый Коровин ездил со мной в Ставрополье, где проявил себя очень хорошо. Он дольше всех блуждал в полу-пустынных деревнях полных гусей, ночевал в стогах, единственный сэкономил выданные на агитационную поездку деньги. Для меня он стал, ну если не совестью партии, то хотябы лакмусовой бумагой, по которой я определял честность и чистоту. И вот у меня в квартире на Калошином переулке сидит Валера Коровин и убеждает меня и Андрея Фёдорова выгнать четверых своих товарищей ради Дугина. "Валерий, не надо мне восхвалять Дугина",-в конце концов останови я его. "Я между прочим знаю Александра Гельевича дольше Вас всех и лучше Вас всех. Мы дружили с ним, вместе основали партию. Я ценю его и тем более не могу понять, почему человек таких высоких качеств вообще мог поставить меня перед такой проблемой. Человек его калибра не должен ставить под угрозу единство партии, какие бы чувства его не обуревали. Ты думаешь, Валера, Вы все мне нравитесь?"
"Я согласен, чтобы меня исключили из партии, но чтобы исключили этих четырёх, и чтоб вернулся Александр Гельевич",-голосом загипнотизированного сказал Коровин.
"Валера, ты идиот!" - вмешался Андрей Фёдоров.
"Если бы эти четверо были виновны, я бы выставил их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71