) Рассеяный, растрёпанный, лирически настроеный филолог Владислав Борисович Аксёнов был милейшим человеком, но организации мы так и не увидели. Увидели горстку людей вокруг Аксёнова. Потому когда позднее, молодёжь нижегородского отделения подняла про него бунт, мне пришлось, наступя себе на сердце этот бунт поддержать. Ребята убрали Аксёнова и сейчас нижегородская организация-одна из самых яростных. Илья Шамазов получил условный приговор в Нижнем за нападение на штаб СПС - сломал, прыгая из поезда, бедро, был арестован латвийской полицией и отсидел в тюрьме города Даугавпилса семь месяцев. Это только один пример.
В Екатеринбурге, в квартире генеральской дочки мы поссорились с Тарасом Рабко. Вообще-то к моменту этой поездки Тарас так далеко отошёл от партии, я удивляюсь из сегодняшнего дня, из тюрьмы, зачем я его взял тогда с собой. Возможно для того чтобы поговорить в поездке, устроить разборку. Он был мой "ученик" и я, честно говоря переживал его уход. Я видел что хотя формально он да не сказал "ухожу из партии", фактически он перестал делать для нас те малые юридические надобности, которые делал до сиз пор, сбросил всё на молодого Андрея Фёдорова.
Я написал "он был мой ученик". Да, как Карагодин был учеником Дугина. Своего последнего ученика Карагодина Александр Гельевич изгнал в 1996 году. С огромным скандалом. И по-своему по-дугиновски пережил этот разрыв. "Эдуард, может быть что-то с нами не то, что-то мы им внушаем не то, почему Андрей из тоненького блондина с ангельской физиономией, желавшего познать истину, превратился в циничное, разбухшее от пива существо?"-сказал мне однажды Мэрлин. Меня он присовокупил чтобы я разделил виновного и даже упомянул Тараса, но Тарас для него всегда был враждебным существом. В отличии от Дугина я знаю, что Тарас Рабко был моим учеником, но я также был его учеником, Тараса. Я приехал в страну которую забыл и Тарас был моим учителем России. Он показывал мне Россию, объяснял её, он представлял для меня Россию. Он первое время был для меня народ России - его друзья в Твери, его родители в Кимрах - были для меня народ России. И в нашу четвёрку отцов - основателей Тарас внёс свою четвёртую часть, -он внёс молодёжь России и её народ. Олицетворял. И вот в Екатеринбурге мы пользуясь незначительным предлогом - (всего-то я накричал на него что он уже час сорок минут разговаривает по телефону с обожаемым объектом графиней Толстой-младшей, в Питере)хлестали друг друга по чувствам. Я не очень его обижал - мог бы больше. Мог бы сказать что он струсил. Что проверив себя понял что не храбрец. Но почему он этого не скажет: "Почему ты не скажешь этого, Тарас, что ты боишься идти по пути партии и потому от страха уходишь!" Он обвинил меня только в том что я после выборов 93 года сразу уехал из Твери. Боже, но он сам делал всё, чтобы у нас не было партийной организации в Твери, он боялся, он ведь учился там - он делал всё, чтобы в Тверь не попала наша газета. Он ведь был её учредителем, там стояла его фамилия. Буря его чувств вылилась тогда в ночной побег Тараса из квартиры. Под утро он вернулся, мы выпили множество пива и уехали на вокзал. В поезде из 26 часов он проспал 22 часа. И сказал едва ли десяток слов.
Волков же сориентировал мой визит так, что я увидел человек шестьдесят в аудитории Политеха минут на десять, после чего нас изгнал из здания проректор и его охрана. А в последствии переехав через полгорода в присутствии чужих людей мы вынуждены были провести (?)ное партсобрание. Вот и всё общение с национал -большевиками. Осталась фотография где мы сидим с натянутыми лицами.
В апреле 1997 года я уехал в Казахстан в Кокчетав с отрядом национал-большевиков. Проехав всю Азию мы вернулись в первые дни июля. А уже 14 июля помещение на 2-й Фрунзенской взорвали. Возможно казахи в отместку за попытку поддержать Кокчетавских казаков. А может взорвали доблестные органы. В тот день я впервые увидел одного из офицеров ФСБ, которые через четыре года будут арестовывать меня на Алтае: Дмитрия Кондратьева. Уже в июле 1997 года я отправился в город Георгиевск, Ставропольского края. Там, ознакомившись с положением вещей, я принял предложение местных национал большевиков во главе с Сашей Тибковым - предложение баллотироваться в депутаты ГосДумы от Георгиевского округа на довыборах. Довыборы должны были состояться в середине сентября. Я пробыл в Георгиевске за работой до середины сентября и проиграв выборы, вернулся в Москву на поезде "Владикавказ - Москва". В Москве я узнал, что моя возлюбленная девушка Лиза -больше не моя девушка - Лиза сообщила мне что "влюбилась". Я дал ей пощёчину. Разумеется, когда путешествуешь так долго и так часто, то надеяться на верность женщин нереально.
2 октября в штабе НБП на 2-й Фрунзенской Анпилов, я и подполковник Терехов подписали трёхстороннее соглашение согласно которому мы вступаем в союзнические отношения с целью выступать вместе одним блоком на выборах в ГосДуму в декабре 1999 года. А уже 7 ноября мы шли единой колонной неся огромный кровавый транспарант с белыми настрочными буквами: "Фронт трудового народа, армии и молодёжи". Транспарант сшила Надя Воронова, впоследствии она прославится тем что на присуждении премии "Овация" хлестнёт Горбачёва букетом по лицу.
ГЛАВА XIII. РАСКОЛ
В моей жизни никогда не было разделения на частное и коллективное. Напротив, оба элемента переплетались. 11 ноября 1997 года вернулась Лиза. Пришла, поставила "наш" семейный диск Эдит Пиаф, села ко мне на колени. Мы с ней поехали в Питер, я уговорил её бросить работу. Пришёл Новый 1998 год. Вначале год был вполне удачным, я делил время между бункером, квартирой на Калошином переулке и квартирой Лизы рядом с тарелкой Олимпийского. 12 января, помню мы разрисовали с ней холодильник. Как бедные мексиканцы.
Любовник. Я был вождём партии. По утрам Лиза долго спала, а я уже сидел на кухне,-работал с письмами, строил партию. Я не мог позволить себе расслабиться. К осени 1998 года мы хотели провести 1-ый Всероссийский съезд и после съезда сдать документы на регистрацию партии как общероссийской политической. Всё это нужно было закончить и получить на руки регистрацию не позднее середины декабря 1998 года, за год до выборов. У меня было впереди дикое количество работы.
К весне мои отношения с Лизой разладились. Она делала нам газету. Дело в том что Артём Дебков давно устроился на постоянную работу в престижную фирму, после Дебкова нам делал газету один парень, из журнала, помещавшегося в доме где помещается Центр Ролана Быкова, на Цветном Бульваре. А затем газету стала макетировать Лиза. И очень хорошо макетировала. Однако со мной, близким человеком, она капризничала, требовала вина и потому всякий номер мне приходилось буквально вытаскивать на себе, участвовать в этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
В Екатеринбурге, в квартире генеральской дочки мы поссорились с Тарасом Рабко. Вообще-то к моменту этой поездки Тарас так далеко отошёл от партии, я удивляюсь из сегодняшнего дня, из тюрьмы, зачем я его взял тогда с собой. Возможно для того чтобы поговорить в поездке, устроить разборку. Он был мой "ученик" и я, честно говоря переживал его уход. Я видел что хотя формально он да не сказал "ухожу из партии", фактически он перестал делать для нас те малые юридические надобности, которые делал до сиз пор, сбросил всё на молодого Андрея Фёдорова.
Я написал "он был мой ученик". Да, как Карагодин был учеником Дугина. Своего последнего ученика Карагодина Александр Гельевич изгнал в 1996 году. С огромным скандалом. И по-своему по-дугиновски пережил этот разрыв. "Эдуард, может быть что-то с нами не то, что-то мы им внушаем не то, почему Андрей из тоненького блондина с ангельской физиономией, желавшего познать истину, превратился в циничное, разбухшее от пива существо?"-сказал мне однажды Мэрлин. Меня он присовокупил чтобы я разделил виновного и даже упомянул Тараса, но Тарас для него всегда был враждебным существом. В отличии от Дугина я знаю, что Тарас Рабко был моим учеником, но я также был его учеником, Тараса. Я приехал в страну которую забыл и Тарас был моим учителем России. Он показывал мне Россию, объяснял её, он представлял для меня Россию. Он первое время был для меня народ России - его друзья в Твери, его родители в Кимрах - были для меня народ России. И в нашу четвёрку отцов - основателей Тарас внёс свою четвёртую часть, -он внёс молодёжь России и её народ. Олицетворял. И вот в Екатеринбурге мы пользуясь незначительным предлогом - (всего-то я накричал на него что он уже час сорок минут разговаривает по телефону с обожаемым объектом графиней Толстой-младшей, в Питере)хлестали друг друга по чувствам. Я не очень его обижал - мог бы больше. Мог бы сказать что он струсил. Что проверив себя понял что не храбрец. Но почему он этого не скажет: "Почему ты не скажешь этого, Тарас, что ты боишься идти по пути партии и потому от страха уходишь!" Он обвинил меня только в том что я после выборов 93 года сразу уехал из Твери. Боже, но он сам делал всё, чтобы у нас не было партийной организации в Твери, он боялся, он ведь учился там - он делал всё, чтобы в Тверь не попала наша газета. Он ведь был её учредителем, там стояла его фамилия. Буря его чувств вылилась тогда в ночной побег Тараса из квартиры. Под утро он вернулся, мы выпили множество пива и уехали на вокзал. В поезде из 26 часов он проспал 22 часа. И сказал едва ли десяток слов.
Волков же сориентировал мой визит так, что я увидел человек шестьдесят в аудитории Политеха минут на десять, после чего нас изгнал из здания проректор и его охрана. А в последствии переехав через полгорода в присутствии чужих людей мы вынуждены были провести (?)ное партсобрание. Вот и всё общение с национал -большевиками. Осталась фотография где мы сидим с натянутыми лицами.
В апреле 1997 года я уехал в Казахстан в Кокчетав с отрядом национал-большевиков. Проехав всю Азию мы вернулись в первые дни июля. А уже 14 июля помещение на 2-й Фрунзенской взорвали. Возможно казахи в отместку за попытку поддержать Кокчетавских казаков. А может взорвали доблестные органы. В тот день я впервые увидел одного из офицеров ФСБ, которые через четыре года будут арестовывать меня на Алтае: Дмитрия Кондратьева. Уже в июле 1997 года я отправился в город Георгиевск, Ставропольского края. Там, ознакомившись с положением вещей, я принял предложение местных национал большевиков во главе с Сашей Тибковым - предложение баллотироваться в депутаты ГосДумы от Георгиевского округа на довыборах. Довыборы должны были состояться в середине сентября. Я пробыл в Георгиевске за работой до середины сентября и проиграв выборы, вернулся в Москву на поезде "Владикавказ - Москва". В Москве я узнал, что моя возлюбленная девушка Лиза -больше не моя девушка - Лиза сообщила мне что "влюбилась". Я дал ей пощёчину. Разумеется, когда путешествуешь так долго и так часто, то надеяться на верность женщин нереально.
2 октября в штабе НБП на 2-й Фрунзенской Анпилов, я и подполковник Терехов подписали трёхстороннее соглашение согласно которому мы вступаем в союзнические отношения с целью выступать вместе одним блоком на выборах в ГосДуму в декабре 1999 года. А уже 7 ноября мы шли единой колонной неся огромный кровавый транспарант с белыми настрочными буквами: "Фронт трудового народа, армии и молодёжи". Транспарант сшила Надя Воронова, впоследствии она прославится тем что на присуждении премии "Овация" хлестнёт Горбачёва букетом по лицу.
ГЛАВА XIII. РАСКОЛ
В моей жизни никогда не было разделения на частное и коллективное. Напротив, оба элемента переплетались. 11 ноября 1997 года вернулась Лиза. Пришла, поставила "наш" семейный диск Эдит Пиаф, села ко мне на колени. Мы с ней поехали в Питер, я уговорил её бросить работу. Пришёл Новый 1998 год. Вначале год был вполне удачным, я делил время между бункером, квартирой на Калошином переулке и квартирой Лизы рядом с тарелкой Олимпийского. 12 января, помню мы разрисовали с ней холодильник. Как бедные мексиканцы.
Любовник. Я был вождём партии. По утрам Лиза долго спала, а я уже сидел на кухне,-работал с письмами, строил партию. Я не мог позволить себе расслабиться. К осени 1998 года мы хотели провести 1-ый Всероссийский съезд и после съезда сдать документы на регистрацию партии как общероссийской политической. Всё это нужно было закончить и получить на руки регистрацию не позднее середины декабря 1998 года, за год до выборов. У меня было впереди дикое количество работы.
К весне мои отношения с Лизой разладились. Она делала нам газету. Дело в том что Артём Дебков давно устроился на постоянную работу в престижную фирму, после Дебкова нам делал газету один парень, из журнала, помещавшегося в доме где помещается Центр Ролана Быкова, на Цветном Бульваре. А затем газету стала макетировать Лиза. И очень хорошо макетировала. Однако со мной, близким человеком, она капризничала, требовала вина и потому всякий номер мне приходилось буквально вытаскивать на себе, участвовать в этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71