..
- ...наш единственный шанс - вытянуть из нее до этого...
- ...если не забыла...
И опять неразборчивый шум, перекрытый властным голосом, видимо,
старшего в компании:
- Ясное дело, потом ликвидировать. Но бесследно! Не так халтурно, как
обычно ты работаешь, а действительно никаких следов. Мы не можем
рисковать.
- А на проснулась ли она? - вдруг с тревогой спросил другой голос.
Одним кенгуриным прыжком я оказалась на своем диване, но не легла, решив,
что сидеть имею право, а изобразить на лице состояние полной прострации
мне не составит ни малейшего труда. Дверь, однако, оставалась закрытой,
как видно, они не торопились проверить, в каком состоянии я нахожусь.
"Что же все это значит, черт побери? - думала я, сидя на диване с
совершенно естественным идиотским выражением на лице. - Что такое я должна
им сказать? О какой ошибке они говорили? Сказать?.. А, так, значит,
покойник... Дал маху, что и говорить. Действительно, ошибочка..."
Услышанное произвело на меня столь сильное впечатление, что я
полностью пришла в себя и начала сосредоточенно обдумывать создавшееся
положение. Значит, меня обременили какой-то потрясающе важной тайной.
Минуточку, что он там говорил? "Все сложено сто сорок восемь от семи,
тысяча двести два от "Б", как Бернард, два с половиной метра до центра".
Так, что еще? Ага, "вход закрыт взрывом". Нет, что-то еще было. О рыбаке,
кажется. Нет, не о рыбаке. "Связь торговец рыбой Диего" и еще что-то. Что
же? А, вот: "па дри". И не закончил. Интересно, что бы это все значило?
"Перетрясти всю Европу..." Видимо, они что-то где-то спрятали и
зашифровали место, а этот блаженной памяти придурок доверил мне шифр.
Действительно, нашел кому... А теперь эти негодяи за стеной хотят, чтобы я
сообщила его им, если помню. Помню, а как же! Только сохрани меня бог
проронить хотя бы слово. Ясно, что потом меня сразу пристукнут - и поминай
как звали. Сами так сказали. Могут и сейчас это сделать, чего проще -
вытолкнуть из самолета, вон сколько кругом воды! А кстати, что это за
вода? И куда мы, собственно, летим?
Я взглянула на часы. Они еще шли и показывали 12 часов 15 минут. Я
машинально их завела и принялась размышлять. Вода и вода, куда ни глянь, а
летим мы на очень большой высоте. Столько воды - это наверняка
какой-нибудь океан, на море не похоже, его не хватило бы, нечего и
говорить.
Я вытащила из сумки свой драгоценный атлас, от одного прикосновения к
которому испытала величайшее счастье, слегка, правда, омраченное
создавшейся неприятной ситуацией. В моем распоряжении было два океана -
Атлантический и Тихий. Самолет наверняка поднялся из Копенгагена, это
отправная точка. Так, дальше. Я не могла проспать двое суток, иначе бы
часы остановились. К Атлантике - налево, к Тихому океану - направо. Если
бы это был Тихий океан, нам пришлось бы пролететь всю Европу и Азию. Нет,
слишком далеко. Ага, вот еще много воды к югу от Индии, между Африкой и
Австралией, но и здесь пришлось бы лететь через всю Европу. Из Копенгагена
до Сицилии самолет летит пять с половиной часов, я знаю. А сколько времени
я была без сознания?
Подумав, я пришла к выводу, что от десяти до одиннадцати часов.
События в игорном доме развернулись около полуночи, может, в полпервого.
Значит, прошло около одиннадцати часов. Как бы ни спешили мои похитители и
какими бы средствами ни располагали, они никак не сумели бы вылететь
раньше, чем через 2 часа. Ведь на Конгенс Нюторв нет аэродрома, до него им
пришлось добираться, да еще тащить меня в виде бесчувственной колоды, что
отнюдь не ускоряло передвижения. А тащили меня, по всей видимости,
осторожно, не волокли же, парик вон на голове остался... А раз говорят об
ошибке, значит, меня они не предвидели, я для них неожиданность, это
обстоятельство должно было задержать их. Так что и три часа можно
накинуть...
Атласа мне уже было мало; я вытащила из сумки маленький календарик
польского Дома книги, который уже не раз помогал мне в разных житейских
перипетиях. Несколько минут сложных расчетов и многократные выглядывания в
окно с целью установить положение солнца утвердили меня в мысли, что я
лечу над Атлантикой, что в том месте, где я нахожусь, должно быть десять
часов или девять тридцать и что мы летим в юго-западном направлении.
Точнее, более в южном, чем в западном. И если вскоре под нами покажется
суша, то это должна быть Бразилия.
Правда, мои рассуждения были чисто теоретическими, и тем не менее мне
стало плохо при одной мысли о том, что я могу оказаться в Бразилии в своем
зимнем пальто, в сапогах на меху, в теплых рейтузах и платиновом парике.
Спрятав календарик и атлас, я сидела неподвижно, глядя бездумно на
солнечные блики за окном, и пыталась как-то упорядочить свои мысли.
Тут открылась дверь, и вошел незнакомый мне человек. И надо признать,
что этот момент был для меня наиболее подходящим, ведь я собиралась при
появлении моих преследователей принять самый глупый вид. У человека,
увидевшего мня сейчас, не могло создаться двух мнений на мой счет.
Пожалуй, в нем могли зародиться лишь сомнения, способна ли я вообще
соображать.
Он остановился в дверях и одним быстрым взглядом окинул и меня, и все
помещение. Странное впечатление производил этот человек. На первый взгляд
я его приняла за худенького юношу, и только при более внимательном
рассмотрении обнаружилось, что ему никак не меньше 35 лет. У него было
невинное розовощекое личико младенца, вытаращенные голубые глазки и
торчащие в разные стороны светло-желтые патлы - не очень длинные, но зато
курчавые. Они шевелились у него на голове, как живые, каждая прядь сама по
себе, и ничего удивительного, что я как зачарованная уставилась на них, не
в силах произнести ни слова.
Были все основания считать его блондином. А надо сказать, что
когда-то гадалка предсказала мне, что в моей жизни роковую роль сыграет
блондин. Я охотно поверила ей, так как блондины всегда мне нравились. Но
почему-то так получалось, что жизнь упорно подсовывала мне брюнетов,
одного чернее другого, а я все высматривала, не появятся ли блондин... С
годами у меня уже выработался рефлекс: блондин - значит, надо быть начеку.
И вот теперь появляется этот бандит...
- Бонжур, мадемуазель, - вежливо поздоровался он.
Услышав это, я тут же пришла в себя. Если ко мне, матери подрастающих
сыновей, обращаются "мадемуазель", значит, решили вести мирные переговоры.
Следовательно, пока мне ничего не грозит, убивать в ближайшее время меня
не собираются, я я могу покапризничать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
- ...наш единственный шанс - вытянуть из нее до этого...
- ...если не забыла...
И опять неразборчивый шум, перекрытый властным голосом, видимо,
старшего в компании:
- Ясное дело, потом ликвидировать. Но бесследно! Не так халтурно, как
обычно ты работаешь, а действительно никаких следов. Мы не можем
рисковать.
- А на проснулась ли она? - вдруг с тревогой спросил другой голос.
Одним кенгуриным прыжком я оказалась на своем диване, но не легла, решив,
что сидеть имею право, а изобразить на лице состояние полной прострации
мне не составит ни малейшего труда. Дверь, однако, оставалась закрытой,
как видно, они не торопились проверить, в каком состоянии я нахожусь.
"Что же все это значит, черт побери? - думала я, сидя на диване с
совершенно естественным идиотским выражением на лице. - Что такое я должна
им сказать? О какой ошибке они говорили? Сказать?.. А, так, значит,
покойник... Дал маху, что и говорить. Действительно, ошибочка..."
Услышанное произвело на меня столь сильное впечатление, что я
полностью пришла в себя и начала сосредоточенно обдумывать создавшееся
положение. Значит, меня обременили какой-то потрясающе важной тайной.
Минуточку, что он там говорил? "Все сложено сто сорок восемь от семи,
тысяча двести два от "Б", как Бернард, два с половиной метра до центра".
Так, что еще? Ага, "вход закрыт взрывом". Нет, что-то еще было. О рыбаке,
кажется. Нет, не о рыбаке. "Связь торговец рыбой Диего" и еще что-то. Что
же? А, вот: "па дри". И не закончил. Интересно, что бы это все значило?
"Перетрясти всю Европу..." Видимо, они что-то где-то спрятали и
зашифровали место, а этот блаженной памяти придурок доверил мне шифр.
Действительно, нашел кому... А теперь эти негодяи за стеной хотят, чтобы я
сообщила его им, если помню. Помню, а как же! Только сохрани меня бог
проронить хотя бы слово. Ясно, что потом меня сразу пристукнут - и поминай
как звали. Сами так сказали. Могут и сейчас это сделать, чего проще -
вытолкнуть из самолета, вон сколько кругом воды! А кстати, что это за
вода? И куда мы, собственно, летим?
Я взглянула на часы. Они еще шли и показывали 12 часов 15 минут. Я
машинально их завела и принялась размышлять. Вода и вода, куда ни глянь, а
летим мы на очень большой высоте. Столько воды - это наверняка
какой-нибудь океан, на море не похоже, его не хватило бы, нечего и
говорить.
Я вытащила из сумки свой драгоценный атлас, от одного прикосновения к
которому испытала величайшее счастье, слегка, правда, омраченное
создавшейся неприятной ситуацией. В моем распоряжении было два океана -
Атлантический и Тихий. Самолет наверняка поднялся из Копенгагена, это
отправная точка. Так, дальше. Я не могла проспать двое суток, иначе бы
часы остановились. К Атлантике - налево, к Тихому океану - направо. Если
бы это был Тихий океан, нам пришлось бы пролететь всю Европу и Азию. Нет,
слишком далеко. Ага, вот еще много воды к югу от Индии, между Африкой и
Австралией, но и здесь пришлось бы лететь через всю Европу. Из Копенгагена
до Сицилии самолет летит пять с половиной часов, я знаю. А сколько времени
я была без сознания?
Подумав, я пришла к выводу, что от десяти до одиннадцати часов.
События в игорном доме развернулись около полуночи, может, в полпервого.
Значит, прошло около одиннадцати часов. Как бы ни спешили мои похитители и
какими бы средствами ни располагали, они никак не сумели бы вылететь
раньше, чем через 2 часа. Ведь на Конгенс Нюторв нет аэродрома, до него им
пришлось добираться, да еще тащить меня в виде бесчувственной колоды, что
отнюдь не ускоряло передвижения. А тащили меня, по всей видимости,
осторожно, не волокли же, парик вон на голове остался... А раз говорят об
ошибке, значит, меня они не предвидели, я для них неожиданность, это
обстоятельство должно было задержать их. Так что и три часа можно
накинуть...
Атласа мне уже было мало; я вытащила из сумки маленький календарик
польского Дома книги, который уже не раз помогал мне в разных житейских
перипетиях. Несколько минут сложных расчетов и многократные выглядывания в
окно с целью установить положение солнца утвердили меня в мысли, что я
лечу над Атлантикой, что в том месте, где я нахожусь, должно быть десять
часов или девять тридцать и что мы летим в юго-западном направлении.
Точнее, более в южном, чем в западном. И если вскоре под нами покажется
суша, то это должна быть Бразилия.
Правда, мои рассуждения были чисто теоретическими, и тем не менее мне
стало плохо при одной мысли о том, что я могу оказаться в Бразилии в своем
зимнем пальто, в сапогах на меху, в теплых рейтузах и платиновом парике.
Спрятав календарик и атлас, я сидела неподвижно, глядя бездумно на
солнечные блики за окном, и пыталась как-то упорядочить свои мысли.
Тут открылась дверь, и вошел незнакомый мне человек. И надо признать,
что этот момент был для меня наиболее подходящим, ведь я собиралась при
появлении моих преследователей принять самый глупый вид. У человека,
увидевшего мня сейчас, не могло создаться двух мнений на мой счет.
Пожалуй, в нем могли зародиться лишь сомнения, способна ли я вообще
соображать.
Он остановился в дверях и одним быстрым взглядом окинул и меня, и все
помещение. Странное впечатление производил этот человек. На первый взгляд
я его приняла за худенького юношу, и только при более внимательном
рассмотрении обнаружилось, что ему никак не меньше 35 лет. У него было
невинное розовощекое личико младенца, вытаращенные голубые глазки и
торчащие в разные стороны светло-желтые патлы - не очень длинные, но зато
курчавые. Они шевелились у него на голове, как живые, каждая прядь сама по
себе, и ничего удивительного, что я как зачарованная уставилась на них, не
в силах произнести ни слова.
Были все основания считать его блондином. А надо сказать, что
когда-то гадалка предсказала мне, что в моей жизни роковую роль сыграет
блондин. Я охотно поверила ей, так как блондины всегда мне нравились. Но
почему-то так получалось, что жизнь упорно подсовывала мне брюнетов,
одного чернее другого, а я все высматривала, не появятся ли блондин... С
годами у меня уже выработался рефлекс: блондин - значит, надо быть начеку.
И вот теперь появляется этот бандит...
- Бонжур, мадемуазель, - вежливо поздоровался он.
Услышав это, я тут же пришла в себя. Если ко мне, матери подрастающих
сыновей, обращаются "мадемуазель", значит, решили вести мирные переговоры.
Следовательно, пока мне ничего не грозит, убивать в ближайшее время меня
не собираются, я я могу покапризничать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85