Я рассмотрела
его в слабом свете коптилки, попробовала вытереть рукой и замерла: с одной
стороны камень был испачкан землей!
С отчаянно забившимся сердцем, стиснув от волнения зубы, я протянула
руку в образовавшуюся дыру и не нащупала камней. Рука уперлась в мягкий,
влажный грунт!
Первую горсть земли я рассматривала так, как ныряльщик рассматривает
найденную им впервые в жизни черную жемчужину. Мне жаль было выпускать ее
из рук. Опершись спиной о камни и закрыв глаза, я долго сидела неподвижно,
слушая райскую музыку, заполнившую эту черную нору.
И откуда только силы взялись! Я сама не заметила, как повытаскивала
остальные камни, отделяющие меня от этой чудесной, мягкой, черной земли.
Вернувшись в камеру, я сосчитала все черточки на стене. Их оказалось
шестьдесят три. Больше двух месяцев!
Теперь надо было попытаться привести в порядок взбудораженные чувства
и мысли. Дорога к свободе стала реальностью. Сброшена наконец страшная,
гнетущая тяжесть неуверенности, с которой я боролась уже остатками сил,
боясь себе самой признаться в этом. И вот я пробилась сквозь проклятую
стену!
Насладившись радостью, я приступила к разработке конструктивных
планов. Еще раз проверила направление и угол подкопа. Тоннель должен был
идти вверх под углом - не очень большим, иначе я вылезу на поверхность
земли посреди газона во дворе замка, но и не очень маленьким, иначе
тоннель пройдет под поверхностным слоем почвы вокруг всего земного шара.
Мое главное орудие труда - крючок - для земляных работ оказался явно не
пригоден. Пришла очередь кувшина. Разбивала я его очень осторожно,
стараясь получить куски покрупнее и не думать о том, что будет, если в
ходе земляных работ я натолкнусь на монолитную скалу.
Новое орудие труда вполне себя оправдало, можно сказать, что кувшин в
роли лопаты вполне выдержал экзамен. Я с таким энтузиазмом копала и
копала, что опомнилась лишь тогда, когда стала задыхаться. Тут я отдала
себе отчет, что, отбрасывая за спину вырытую землю, сама себе рою могилу.
Следовало что-то придумать.
Да всякий случай я оставила себе и второй кувшин, сообщив сторожу,
что тоже разбился. Это разгневало сторожа, и он, как видно, сообщил о
случившемся шефу, потому что на следующий день воду мне передали в
пластмассовой бутылке. Меня это очень огорчило, ибо перечеркивало надежды
на получение черепков в будущем. Оставалось утешаться мыслью, что собака,
например, роет землю лапами, почему я не смогу?
Затем решительным воплем я потребовала шефа. Пришлось ждать полдня,
что не улучшило моего настроения.
- Послушай! - заорала я, как только он появился. - Я надумала!
- Ну, наконец-то! - радостно отозвался он. - Говори!
- Шиш тебе! Сам знаешь, что я тебе не верю. Ты обещал улучшить мои
бытовые условия?
- Получишь все, чего только не пожелаешь. Говори же!
- Я скажу тебе первое слово. Что я получу за первое слово?
- А что бы ты хотела?
- Брезент! Иначе я тут заработаю ревматизм. Если за первое слово я
получу брезент, то подумаю, может, и второе скажу. Сначала посмотрю, как
поживется тут с брезентом.
- Ладно! - проревел он, подумав немного. - Говори первое слово!
- Сначала брезент.
- Нет, сначала скажи!
- Как бы не так! Или брезент, или катись к черту. Мне уже все равно!
Я настояла на своем. Поздно вечером через отверстие в потолке мне
сбросили требуемый брезент, а чтобы быть точной - прорезиненное полотнище
из искусственного волокна. Чуть светильник не погасили.
- Ну, теперь говори. Я слушаю!
- Ту-у-у... - диким голосом завыла я.
Вверху оторопело молчали. Потом раздалось недовольное:
- Ты на каком языке говоришь?
Он был прав. Это "ту" в зависимости от языка могло означать
совершенно равные вещи. По-английски это могло быть "two", то есть "два",
или "to" - предлог. С известной натяжкой могло еще означать и "также".
По-датски тоже было бы "два", по-польски "здесь", а по-французски -
всевозможные производные от слова "весь". Именно это последнее значение я
имела в виду, завывая "ту-у-у", так как именно с этого слова начиналась
фраза, произнесенная покойником. Как видите, я поступила честно. Раз
обещала сказать первое слово - пожалуйста, вот оно, первое слово. Шефу оно
ничего практически не говорит, а моя совесть чиста.
- По-французски, - заорала я в ответ.
- И что это мне дает, черти бы тебя побрали? - в ярости заорал он.
- Покойник сказал целую фразу! - вежливо объяснила я. - Целую
нормальную длинную фразу. Я передаю тебе ее с самого начала. И ты еще
недоволен?!
- А, чтоб тебя! - он был в бешенстве, но все-таки, пользуясь
несколькими языками, убедился, что имеется в виду действительно "все".
- Надеюсь, что эта тряпка быстро сгниет и тебе понадобится следующая!
- крикнул он на прощанье и удалился.
"Скорей я тут сгнию", - мрачно подумала я и принялась за работу.
Полотнище было слишком большим. Надо было разрезать его пополам, но
чем? Я попробовала зубами, а потом сообразила, что лучше воспользоваться
огнем. Я сложила полотнище пополам и осторожно поднесла к огню коптилки,
внимательно следя за тем, чтобы эта искусственная ткань не вспыхнула.
Операция заняла много времени, зато прожглось по сгибу неплохо, и у меня
оказалось два почти одинаковых куска. Затем я прожгла дыры по углам одного
из них, продела в них веревку, сплетенную из остатков акрила, и этим
решила транспортную проблему. Можно было продолжать земляные работы.
Я глубоко убеждена, что рабы, возводившие пирамиду Хеопса, не
мучились так, как я. Глиняным черепком я скребла землю и насыпала ее на
полотнище, затем с трудом протискивалась через насыпанный курган и волокла
полотнище с землей в камеру. При этом приходилось и светильник все время
переносить, чтобы не ползти в темноте. В камере я высыпала землю у
противоположной стены и тщательно ее утрамбовывала, так как все еще
боялась, что она может не поместиться в камере.
Кротовый ход понемногу удлинялся. Теперь я уже не сомневалась, что
выйду на свободу, и стала думать над тем, что сделаю потом. В Данию не
вернусь, это ясно. Не вызывало сомнения, что меня давно уволили с работы:
бросить незаконченные рисунки и исчезнуть - такое поведение нигде не
приветствуется, а тем более в этой стране скрупулезно добросовестных и
аккуратных работников. Об оставленном там моем имуществе можно не
беспокоиться, им займется Алиция. Надо будет связаться с нею.
Все мои мысли о будущем кончались одним - сладостной картиной
возвращения на родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
его в слабом свете коптилки, попробовала вытереть рукой и замерла: с одной
стороны камень был испачкан землей!
С отчаянно забившимся сердцем, стиснув от волнения зубы, я протянула
руку в образовавшуюся дыру и не нащупала камней. Рука уперлась в мягкий,
влажный грунт!
Первую горсть земли я рассматривала так, как ныряльщик рассматривает
найденную им впервые в жизни черную жемчужину. Мне жаль было выпускать ее
из рук. Опершись спиной о камни и закрыв глаза, я долго сидела неподвижно,
слушая райскую музыку, заполнившую эту черную нору.
И откуда только силы взялись! Я сама не заметила, как повытаскивала
остальные камни, отделяющие меня от этой чудесной, мягкой, черной земли.
Вернувшись в камеру, я сосчитала все черточки на стене. Их оказалось
шестьдесят три. Больше двух месяцев!
Теперь надо было попытаться привести в порядок взбудораженные чувства
и мысли. Дорога к свободе стала реальностью. Сброшена наконец страшная,
гнетущая тяжесть неуверенности, с которой я боролась уже остатками сил,
боясь себе самой признаться в этом. И вот я пробилась сквозь проклятую
стену!
Насладившись радостью, я приступила к разработке конструктивных
планов. Еще раз проверила направление и угол подкопа. Тоннель должен был
идти вверх под углом - не очень большим, иначе я вылезу на поверхность
земли посреди газона во дворе замка, но и не очень маленьким, иначе
тоннель пройдет под поверхностным слоем почвы вокруг всего земного шара.
Мое главное орудие труда - крючок - для земляных работ оказался явно не
пригоден. Пришла очередь кувшина. Разбивала я его очень осторожно,
стараясь получить куски покрупнее и не думать о том, что будет, если в
ходе земляных работ я натолкнусь на монолитную скалу.
Новое орудие труда вполне себя оправдало, можно сказать, что кувшин в
роли лопаты вполне выдержал экзамен. Я с таким энтузиазмом копала и
копала, что опомнилась лишь тогда, когда стала задыхаться. Тут я отдала
себе отчет, что, отбрасывая за спину вырытую землю, сама себе рою могилу.
Следовало что-то придумать.
Да всякий случай я оставила себе и второй кувшин, сообщив сторожу,
что тоже разбился. Это разгневало сторожа, и он, как видно, сообщил о
случившемся шефу, потому что на следующий день воду мне передали в
пластмассовой бутылке. Меня это очень огорчило, ибо перечеркивало надежды
на получение черепков в будущем. Оставалось утешаться мыслью, что собака,
например, роет землю лапами, почему я не смогу?
Затем решительным воплем я потребовала шефа. Пришлось ждать полдня,
что не улучшило моего настроения.
- Послушай! - заорала я, как только он появился. - Я надумала!
- Ну, наконец-то! - радостно отозвался он. - Говори!
- Шиш тебе! Сам знаешь, что я тебе не верю. Ты обещал улучшить мои
бытовые условия?
- Получишь все, чего только не пожелаешь. Говори же!
- Я скажу тебе первое слово. Что я получу за первое слово?
- А что бы ты хотела?
- Брезент! Иначе я тут заработаю ревматизм. Если за первое слово я
получу брезент, то подумаю, может, и второе скажу. Сначала посмотрю, как
поживется тут с брезентом.
- Ладно! - проревел он, подумав немного. - Говори первое слово!
- Сначала брезент.
- Нет, сначала скажи!
- Как бы не так! Или брезент, или катись к черту. Мне уже все равно!
Я настояла на своем. Поздно вечером через отверстие в потолке мне
сбросили требуемый брезент, а чтобы быть точной - прорезиненное полотнище
из искусственного волокна. Чуть светильник не погасили.
- Ну, теперь говори. Я слушаю!
- Ту-у-у... - диким голосом завыла я.
Вверху оторопело молчали. Потом раздалось недовольное:
- Ты на каком языке говоришь?
Он был прав. Это "ту" в зависимости от языка могло означать
совершенно равные вещи. По-английски это могло быть "two", то есть "два",
или "to" - предлог. С известной натяжкой могло еще означать и "также".
По-датски тоже было бы "два", по-польски "здесь", а по-французски -
всевозможные производные от слова "весь". Именно это последнее значение я
имела в виду, завывая "ту-у-у", так как именно с этого слова начиналась
фраза, произнесенная покойником. Как видите, я поступила честно. Раз
обещала сказать первое слово - пожалуйста, вот оно, первое слово. Шефу оно
ничего практически не говорит, а моя совесть чиста.
- По-французски, - заорала я в ответ.
- И что это мне дает, черти бы тебя побрали? - в ярости заорал он.
- Покойник сказал целую фразу! - вежливо объяснила я. - Целую
нормальную длинную фразу. Я передаю тебе ее с самого начала. И ты еще
недоволен?!
- А, чтоб тебя! - он был в бешенстве, но все-таки, пользуясь
несколькими языками, убедился, что имеется в виду действительно "все".
- Надеюсь, что эта тряпка быстро сгниет и тебе понадобится следующая!
- крикнул он на прощанье и удалился.
"Скорей я тут сгнию", - мрачно подумала я и принялась за работу.
Полотнище было слишком большим. Надо было разрезать его пополам, но
чем? Я попробовала зубами, а потом сообразила, что лучше воспользоваться
огнем. Я сложила полотнище пополам и осторожно поднесла к огню коптилки,
внимательно следя за тем, чтобы эта искусственная ткань не вспыхнула.
Операция заняла много времени, зато прожглось по сгибу неплохо, и у меня
оказалось два почти одинаковых куска. Затем я прожгла дыры по углам одного
из них, продела в них веревку, сплетенную из остатков акрила, и этим
решила транспортную проблему. Можно было продолжать земляные работы.
Я глубоко убеждена, что рабы, возводившие пирамиду Хеопса, не
мучились так, как я. Глиняным черепком я скребла землю и насыпала ее на
полотнище, затем с трудом протискивалась через насыпанный курган и волокла
полотнище с землей в камеру. При этом приходилось и светильник все время
переносить, чтобы не ползти в темноте. В камере я высыпала землю у
противоположной стены и тщательно ее утрамбовывала, так как все еще
боялась, что она может не поместиться в камере.
Кротовый ход понемногу удлинялся. Теперь я уже не сомневалась, что
выйду на свободу, и стала думать над тем, что сделаю потом. В Данию не
вернусь, это ясно. Не вызывало сомнения, что меня давно уволили с работы:
бросить незаконченные рисунки и исчезнуть - такое поведение нигде не
приветствуется, а тем более в этой стране скрупулезно добросовестных и
аккуратных работников. Об оставленном там моем имуществе можно не
беспокоиться, им займется Алиция. Надо будет связаться с нею.
Все мои мысли о будущем кончались одним - сладостной картиной
возвращения на родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85