Когда дедушка Рагнарис такой, как я был, и в доме у батюшки своего жил, ни минуты он без дела не сидел, не то что мы с Гизульфом. И чистота везде была. В свинарнике так чисто было, что хоть ночевать там ложись.
И хозяйственным был он, дедушка Рагнарис ещё с детских лет. Все в дом нёс, за своих же горой стоял.
И не было такого, чтобы у здоровых детей в голодные годы хлеб отнимали и полоумным отдавали, чтобы те тоже не померли. Калек и больных в капище относили, как было заведено. И оттого много здоровых детей жило и все здоровей они становились. На них и опора была в семье.
Конечно, и раньше такое случалось, что уроды нарождались, говорил дедушка. У отца дедушки Рагнариса, его тоже Рагнарис звали, тоже иногда уроды рождались. Но отец дедушки Рагнариса как выяснял, что ребёнок урод или недоумок, так сразу в капище его относил. И семье польза, и боги довольны были. Да и в селе от того были ему почёт и уважение.
Когда наш дедушка Рагнарис младше меня был, он часто сидел задумавшись, с открытым ртом. Дедушка о величии грезил, только отец его того не понимал. Отец дедушки Рагнариса решил было, что наш дедушка Рагнарис тоже полоумный, как и старший братец его (того годом раньше богам отдали) и в капище его свёл, хоть и любил сына своего младшего. Слезами заливался, но свёл.
Жрец же в капище, с дедушкой Рагнарисом поговорив и осмотрев его перед богами, сказал – нет, не полоумный он, а о величии грезит. И обрадовался отец Рагнариса и отвёл его домой, ликуя.
Дедушка Рагнарис говорит, что уже тогда предназначение своё понял: основать новое село и старейшиной там быть, благочиние древнее блюсти.
Дедушка Рагнарис любит рассказывать о том, как в то капище шёл. Бестрепетно шёл, отважно и в то же время степенно, хоть и юн был летами.
В доме отца дедушки нашего строгость была и благочиние. Разве бывало такое, чтобы вперёд отца кто-нибудь есть начинал, когда за трапезу садились? А вот Гизульф недавно… (Тут дедушка о Гизульфе вспомнил и подзатыльник ему отвесил.)
А работали как! Посмотрит человек на соху – и соха будто сама землю рыхлить начинает. Только глянет на точильный камень – глядь, а нож уже и наточен. А нынче!.. Агигульф уже в который раз хлев чинит. Недавно нож наточил – так этим ножом даже Галесвинта, несмотря на всю свою глупость, не порезалась бы.
Да что там Галесвинта! Сванхильда – и та бы не порезалась.
Все мельчает, все портится. Зерно урождается с изъяном, земля раньше чёрная была, а стала серая, да и вообще все серое стало, потому что мир стареет. Скоро наступит зима, которой три года стоять, а там уж и до последней битвы недолго, сгинут все в одном огне.
И не так сгинет, как ваш годья Винитар голову вам морочит, что приедет, мол, ваш Бог Единый на громовой телеге и вас, таких хороших, к себе заберёт. Все это он врёт. Жаль, хороший был воин Винитар, покуда дурь на него не нашла. Да что поделаешь, если все портится, все стареет и к упадку склоняется.
Ему-то, дедушке Рагнарису, что – он пожил и настоящей жизни отведал. А вот нас, дураков, ему жалко.
В бурге последний раз бывал, так смотреть там на все тошно. Лоботрясы повсюду ходят. Озоруют – и то скучно.
Да и пиво ощутимо испортилось. Раньше-то оно душу веселило, а теперь желудок гнетёт. (При этих словах дедушка в сторону Ильдихо кулаком грозил.)
Все безобразия оттого, что богов люди забывать стали, от отческого богопочитания отступились. Жертв кровавых не приносят, соберутся в своём храме, ноют, как баба по битому кувшину и жидкую слезу точат: ах, бедный скамар, к кресту его прибили.
Того-то скамара, князя-то Чуму, своими руками на скамаровом поле разорвали, и никто ни слезинки не уронил. А все почему? Потому что правильно поступили. Эта вера новая – она похуже всякой чумы будет.
И на кого богов отеческих променяли? И каких богов! Странника Вотана, Доннара-молотобойца, Бальдра, светлого господина забыли, а бродяге поклоняются. Кто он такой, бродяга этот? Нешто дал бы доблестный воин себя, как лягушку, распластать?
Прав был старый Ариарих, отец Алариха. Ежели прослышит, что какой воин дурью начинает маяться и кресту поклоняться, так сразу на поединок того воина вызывал и убивал. Иной воин отказывался против вождя оружие поднимать, так тех Ариарих без поединка убивал.
И так убил многих.
Одежду меховую шить – и то разучились. Раньше грела, а теперь холодно.

ГУСЛИ

Как-то раз дедушка Рагнарис послал дядю Агигульфа в бург за новыми серпами, дав для обмена овцу. Знал бы, что из этого выйдет, – ни за что бы дядю Агигульфа не послал. Но тут уж волков бояться – в лес не ходить. Коли имеешь дело с дядей Агигульфом, нужно быть готовым ко всему.
Дядя Агигульф с собой ещё мешок ячменя взял и коня своего. Сказал, что перековать бы коня не мешало.
С тем отправился в бург.
Вернулся на следующий день. Серпы привёз, коня привёл, за плечами в мешке гостинец привёз. А какой гостинец – не говорил. Сказал, сперва отобедать нужно, на голодный желудок гостинец этот, мол, правильно не понять.
Когда коня в стойло повёл, дедушка Рагнарис и увидел по следам, что подкова одна с выщербиной, старая. Спросил удивлённо, почему коня не перековал. Неужто весь мешок ячменя на тот гостинец неведомый ушёл? Да на что они сдались, такие гостинцы!
Дядя же Агигульф ответил, кузнец про те подковы говорил, будто очень хорошие те подковы. До Данубия добраться и назад вернуться можно и все им сносу не будет.
Бросили они о подковах спорить, и трапезничать мы сели. После трапезы, как насытились, подступили мы все к дяде Агигульфу, чтобы гостинец свой он нам показал.
Дядя Агигульф, торжествуя, из мешка гусли вынул. Вернее, сперва-то мы подумали, что это какой-то особенный лук, чтобы стрелять всем вместе. Но дядя Агигульф объяснил нам, что гусли это. Помогают они сказителю песни о героях рассказывать. Мы с Гизульфом не очень поняли, как это гусли помогают рассказывать. Они деревянные и слов не знают.
Дедушка Рагнарис заворчал, зачем это дяде Агигульфу песни о героях понадобились. Но дядя Агигульф на это заявил, что давно уже дар сказительный в себе ощущает. Как в битве мечом размахнётся, как опустит меч на голову вражескую, как услышит хруст костей и лязг металла – так строки сами собой на ум приходят.
Случилось же в бурге вот что. Приехал дядя Агигульф и зашёл дружину проведать. Первым делом повстречал одного дружинника по имени Гибамунд. Сидел тот, изрядно уже пивом накачавшись, и скамар какой-то перед ним сидел, на коленях вот эти самые гусли держал. И песню громкую пел, за струны дёргая.
Гибамунд же подсказывал скамару, какие слова говорить. Пели про битву, и выходило так, что этот Гибамунд самый главный герой в той битве был.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155