Секретарша с тщательно скрываемым неодобрением посмотрела на Алену и спросила:
- Что вы хотите?
- Мне нужен Николаев, - ответила Алена и села в независимой позе, закинув ногу на ногу.
Алена боялась, что Николаев после совещания может сразу уйти, не заглянув в кабинет. Тогда придется приезжать в другой день. А ей удобна только среда, когда в школе нет пения. Три выходных дня в неделю плюс три месяца летних каникул, не считая весенних и зимних, входили в преимущества ее неблагодарной, малооплачиваемой специальности.
В приемную то и дело заглядывали научные сотрудники и сотрудницы.
Алена делила всех людей на мужчин и женщин. Женщин она делила на тех, кто с бровями и без бровей.
Последняя мода советовала женщинам щипать брови и тем самым открывать глаза. Открытый глаз лучше виден окружающим и больше видит вокруг себя, чем тот, что занавешен широкими бровями. И даже если женщина, торопясь по делам, проскочит мимо своего счастья, то счастье само увидит ее глаза и придержит за локоть.
Мужчин Алена тоже делила на две группы.
Первая - с открытым поиском. Они открыто ищут свое счастье и смысл жизни. Им интересны и тайны Земли, и тайны любви. Как правило, эти мужчины не находят ни того, ни другого. Чтобы найти что-то одно, нельзя отвлекаться на другое. Но есть и такие, которые успевают и преуспевают и тут и там. Именно их пытаются выделить из общей массы девушки с выщипанными бровями.
Вторая категория мужчин - без поиска. То ли они все для себя нашли, то ли ничего и не искали. Эти, как правило, не исповедуют никакой моды. Их не интересует свое внешнее решение.
В приемную заглядывали женщины с бровями и мужчины без поиска. Они с некоторым удивлением взглядывали на Алену, а потом на секретаршу, как бы спрашивая: "А это что?" Именно не "кто", а "что".
Алена выглядела так, будто явилась не в научно-исследовательский институт в рабочее время, а в ночной бар, который бывает открыт во время кинофестивалей. На ней были черные атласные брюки-юбка и серебряная майка, под которой отчасти угадывалось, а отчасти просматривалось ее молодое нежное тело.
Она явилась из вечера, а это был день. Она явилась из праздника, а были будни. И еще она подозревала, что, с точки зрения окружающих, явилась не из высокого праздника, а из бездумья и шабаша, на который ходят ведьмы и черти. И не всякий туда пойдет.
В какую-то минуту Алене захотелось подняться и уйти, но в этот момент растворилась дверь и из кабинета директора вышли люди. Почти все они были без поиска либо с тщательно скрываемым поиском.
В середине мини-толпы шел грузный человек с чуть просторными и чуть приспущенными штанами.
Алена была убеждена, что люди произошли не поголовно от обезьян, а каждый от своего зверя. Алена - от кошки. Николаев - конь, но не крупный, а пони. Возможно, и осел. Этот, в середине толпы, происходил от льва. У него было тяжелое царственное лицо. Каждая черта в нем была тяжела и значительна. Алена догадалась, что это директор. Директор молчал, но внимание всех людей было направлено в его сторону, как стрелка компаса к северу.
Какой-то человек что-то говорил Директору, суетясь словами и интонацией. Директор слушал, и по его лицу было заметно, что ему это не интересно. У Директора было такое выражение, будто ему тоже все надоело. Но не сегодня, как Алене, а лет двадцать назад. И с тех пор каждый день. Это было застарелое хроническое "надоело".
Что ему надоело? Работа? Нет. Он, похоже, любил и понимал свое дело. Мужчине дело не надоедает.
Жизнь? Нет. После пятидесяти люди понимают и ценят жизнь.
Может быть, он мучает женщину и мучается сам? А может быть, он мучит двух женщин и мучится вдвойне.
Директор слушал человека, который что-то пришептывал и приплевывал ему на ухо - доказывал, что он тот самый гений, которого ищут - ищут, не найдут. Директор, должно быть, слышал это не раз. Ему хотелось сказать: "Да замолчите вы, надоело". Но перебивать было неудобно. Он слушал терпеливо, и глаза его были свинцовые...
Алена поднялась со стула. Переходила глазами от одной головы к другой. Николаева не было. Она сначала почувствовала, что его нет, а потом уж увидела, что его действительно нет. Пропустить его она не могла. Значит его нет и не было.
Алена протиснулась к директору и спросила:
- А где Николаев?
Директор посмотрел на Алену, будто она была движущийся предмет. Не "кто", а "что".
- Какой Николаев? - не понял Директор.
- Из отдела технической информации, - подсказали за спиной.
- А... Николаев, - вспомнил Директор. - А в самом деле, где Николаев? Почему его нет?
- Может, забыл? - предположил тот, что нашептывал.
- Ну, нет... - сказал другой.
- Почему же нет? - оживился Директор. - Вполне мог и забыть. Молодой человек, а никакой ответственности. Никакого тщеславия?
- На себя лучше посмотрите, - обиделась Алена.
- В каком смысле? - Директор посмотрел на Алену. В его глазах обозначилось любопытство.
- Он схему три месяца чертил, а вы ее потеряли.
- Какую схему?
- Ну не схему... Чертеж... Он с утра до вечера над ним сидел, только про него и говорил. Всю голову своим чертежом заморочил. А вы потеряли.
- Я?
- Ну, не вы. Кто-то из ваших. Тоже начальник.
- Как же так?
- А я откуда знаю? Наверное, положил куда-то, а куда - забыл. Может, в такси оставил, пьяный был...
- А почему я об этом ничего не знаю? Где Николаев?
- Я первая спросила.
Директор оглядел присутствующих.
- Я его сегодня не видел, - сказал один.
- Может, заболел, - предположил другой.
- Заболел... - задумчиво догадалась Алена. - У него хроническая пневмония. Он вообще простудливый.
- А вы ему кто? - спросил Директор.
- Я ему никто, - вспомнила Алена. - С сегодняшнего дня... А то, что он диссертацию не пишет, так это даже честнее. Сейчас все пишут, как летописцы. Всеобщая грамотность. Палкой кинешь, в кандидата попадешь.
Директор смотрел на Алену без раздражения, как лев на кошку. Может быть, почувствовал их родственность, ведь в конце концов - лев тоже кошка.
- Ну, я пойду, - предупредила Алена и действительно пошла, отодвигая от деловых людей свой праздничный облик.
Перед тем как скрыться за дверью, обернулась и тщательно попрощалась с секретаршей.
...Телефона у Николаева не было. Он жил в новом районе, и телефон здесь планировали на 1979 год.
Дверь отворила мамаша Николаева. Это была кокетливая старуха. Вечная женщина. Алена про себя называла ее "жабка" - уменьшительно от слова "жаба". Жаба - грубо. А жабка - как раз.
Николаев был связан со своей мамой таким образом, будто ему при рождении забыли обрезать пуповину, и у них до сих пор общее кровообращение. Николаеву шел тридцать второй год, но он был пристегнут к жабкиной юбке большой английской булавкой.
Таких мальчишек в своем отрочестве Алена дразнила "мамсик".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174