- Не лезьте, - попросила женщина. - Тут с детьми стоят.
- Я уже стояла, - объяснила Лариса.
- Ни стыда, ни совести, - отозвалась другая, из середины очереди. Им плюй в глаза, а они скажут: дождь идет.
Гардеробщица продолжала молча выдавать пальто, делая вид, что не знает Ларису. Видит первый раз.
Ларису оттеснили от гардероба.
Она выглянула в коридор. Дети стояли там, где она их оставила, под плакатом о вреде алкоголя. Маша тихо плакала. А Даша рассматривала плакат: у нее была потрясающая способность: моментально приспосабливаться к новым обстоятельствам и ни о чем не сожалеть.
- Что ты ревешь? - спросила Лариса, подходя. - Ну, что ты ревешь?
Маша нырнула головой, вытянула губы и зарыдала еще вдохновеннее, поскольку было кому показать свое горе.
Маша плакала абсолютно так же, как тетя Рита. У них в роду была дальняя родственница, старая дева, окончившая свою жизнь в доме для престарелых. Так вот, когда тетя Рита плакала, у нее складывались губы и дрожали брови - абсолютно так же, как у Маши. Вернее, у Маши так же, как у тети Риты, и было непонятно: через какие тайные пути передались природе эти сочетания хромосом...
- Давай мириться, - предложила Лариса и присела перед Машей. Та навалилась на мать своим тяжелым тельцем и сладко обрыдала ее лицо, горячо дыша в щеку.
- Ну, все, - сказала Лариса, целуя мокрое личико.
- Все?
Маша кивнула, продолжая источать слезы, но не горькие, как прежде, а легкие и просветленные. Брови и щеки были в красных нервных пятнах.
Даша стояла рядом как истукан, с интересом рассматривая нарисованного неаккуратного дядьку с красным носом.
"Вся в Прохоровых, - подумала Лариса. - Прохоровская порода".
Из кабинета вышла сестра-хозяйка.
- Простите... - начала Лариса, но сестра-хозяйка прошла мимо, как проходит генерал мимо новобранца. Потом она вернулась и заперла кабинет, и ее широкая спина как бы говорила: "Ходят тут... еще пропадет что-нибудь..."
- А куда мне обратиться? - спросила Лариса, глядя в недоступную спину.
- Обратитесь к своему лечащему врачу, - ответила сестра-хозяйка заученными интонациями.
Видимо, все мамаши обращались к ней с медицинскими вопросами, и она всех отсылала к своему лечащему врачу.
Виктор Петрович передвигал стетоскоп по детской спинке, говорил: "дыши", "не дыши". Потом вытащил из ушей костяшки стетоскопа и посмотрел на вошедшую Ларису.
- Ну что? - спросила мама мальчика, беря в плен глаза Виктора Петровича.
- То же самое, - ответил Виктор Петрович, осторожно выводя свои глаза из плена ее зрачков. - А что может быть другого?
Женщина промолчала. Надежда в ее сознании не мирилась со здравым смыслом, а Виктор Петрович стоял на стороне здравого смысла.
- А если не делать операцию? - тихо спросила женщина.
- Но ведь мы уже говорили об этом, - мягко напомнил Виктор Петрович. - Что я могу сказать нового? Я могу повторить только то, что уже говорил.
Женщина молчала. Она стояла со спокойным лицом, но Лариса видела, что это спокойствие опустошения, когда все вычерпано изнутри, осталось только оболочка. В кабинете установилась неподвижная душная тишина.
- Вам что? - Виктор Петрович посмотрел на Ларису.
- Ничего...
Лариса вышла в коридор. Вокруг ходили люди, но Лариса не замечала. Она существовала в капсуле чужого несчастья, как косточка в виноградине, и не могла двинуться с места.
Очередь разошлась. В гардеробе было пусто. Гардеробщица сидела на табуретке и вязала на спицах. Сестрахозяйка стояла перед ней, облокотившись о барьер, и смотрела на ее руки.
- Значит, пятьдесят две петли. Запомнила? - спросила гардеробщица.
- Пятьдесят два раза считать? - спросила сестрахозяйка.
Теперь ее не поняла гардеробщица, и обе некоторое время напряженно смотрели друг на друга.
- Пятьдесят две лицевых и пятьдесят две изнаночных или всего пятьдесят две? - выясняла сестра-хозяйка и в это время увидела Ларису с детьми. - О! Тащатся... Фудзиямы...
Почему "фудзиямы", Лариса не поняла. Может быть, от их темных волос и темных глаз отдаленно веяло Востоком.
- Я кушать хочу, - напомнила Даша.
- И я, - поддержала Маша.
- Я вас очень прошу: дайте нам пальто. Пожалуйста. Я больше не могу... - тихо пожаловалась Лариса.
- Никто вас и не держит, - удивилась сестра-хозяйка. - Давайте номерок и идите домой.
Она обладала властью над Ларисой и, должно быть, испытывала некоторое тщеславие и не хотела с этим расставаться.
- Вы же знаете, что номера нет. Нам что теперь, раздетыми идти?
- А как мы найдем ваши пальто? - поинтересовалась сестра-хозяйка.
- Я сама найду.
- Ты-то найдешь... - неопределенно сказала гардеробщица, намекая на то, что Лариса может прихватить с вешалки чужие вещи, охраняемые непотерянными номерками.
- Вы мне не верите?
- А почему мы должны кому-то верить, а кому-то не верить? - спросила сестра-хозяйка, и это было резонно.
До тех пор, пока в обществе существуют воры, - существуют номерки и гардеробщики. Воры, по всей вероятности, необходимы в общем вареве жизни - для того, чтобы люди умели отличить Добро от Зла, ценить одно и противостоять другому. Воры существовали еще при рабовладельческом обществе и ничем не отличались от обычных людей - до тех пор, пока что-нибудь не крали.
- Но что же делать? - растерялась Лариса. - Не ночевать же тут...
- Зачем ночевать? Ночевать не надо. - Сестра-хозяйка забрала у гардеробщицы клубок и спицы. - Всего пятьдесят две или всего сто четыре? вернулась она к прежней теме.
- Почему сто четыре? Пятьдесят две. Вяжи вот такой кусок, - гардеробщица развела пальцы - большой и указательный на всю ширину. - А потом, как петли скидывать, я тебе закончу. Тут главное: макушка.
Сестра-хозяйка воткнула спицы в клубок.
- Которые пальто останутся, отдашь без номерка, - распорядилась она и пошла.
- Как останутся? - не поняла Лариса.
- Будем закрывать, все пальто разберут, а ваши небось останутся.
- А когда закрывать?
- В восемь часов.
- Значит, я до восьми должна стоять и ждать?
В этот момент сестра-хозяйка проходила мимо Ларисы. Лариса испугалась, что она сейчас уйдет и ничего нельзя будет изменить. Гардеробщица, как более низкий чин, не посмеет ослушаться и отменить распоряжение.
- Подождите! - Лариса схватила сестру-хозяйку за рукав.
Сестра-хозяйка вздрогнула и выдернула руку. Тогда Лариса схватила сильнее, чтобы удержать во что бы то ни стало, несмотря ни на что. Хотя бы ценой собственной жизни.
А далее произошло то, что бывает во время опытов по физике в физическом кабинете, когда между двумя сближенными шарами сверкает разряд.
Грянул гром, сверкнула молния, и Лариса вдруг почувствовала, что летит в угол к аптечному ларьку, скользя по паркету на напряженных ногах. Далее она запомнила себя сверху мягкого тела сестры-хозяйки, а потом оказалась внизу, ощущая лопатками жесткий линолеум, в глазах все было белым от халата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174