А может быть, рассудили: раз я умею так хорошо играть на рояле, значит, мне и без танцев хорошо.
Вдруг я заметила, что Лариска танцует не с киноартистом, а с Гонорской, нашей преподавательницей по музыкальной литературе.
Гонорская - округлая и широкая в талии, как рыба камбала. Если меня когда-нибудь постигнет такая талия, я просто буду срезать с нее куски.
Лариска с Гонорской держались друг за дружку, но не танцевали, а стояли на месте и цепляли ногами. Им, наверное, обеим казалось, что они танцуют. Их неподвижность особенно бросалась в глаза на движущемся фоне.
Потом Лариска отделилась от Гонорской, нашла меня глазами и ринулась в мою сторону, прорезая толпу, как ледокол "Ермак". Лицо у нее стало совсем маленькое, все ушло в глаза. А глаза - огромные, почти черные от широких зрачков.
- Ты знаешь, что мне сказала Гонорская?
Я должна была спросить: "Что?" Но я молчала, потому что знала: Лариска и так выложит.
- Она сказала, что Игнатий не женится никогда.
Ни на ком.
- Почему?
- Потому что он выжженное поле, на котором ничего не взрастет...
Я ничего не поняла.
- Представляешь? Какое счастье! Теперь он никому не достанется, а я его еще больше буду любить!
Лариска закусила губу. Ее брови задрожали, и из глаз в три ручья хлынули несоленые, легкие, счастливые слезы.
К нам пробрался киноартист.
- Танго... - интимно сказал он Лариске, и в его исполнении это слово звучало особенно томно и иностранно.
- Да отвяжись ты, чеснок! - выговорила Лариска и помчалась куда-то к выходу, победно полыхая красным и белым, будто факел, зажженный от костра любви.
Киноартист профессионально скрыл свои истинные чувства, спокойно посмотрел на меня и спросил:
- Хочешь, спляшем?
Я положила руку с куцыми ногтями пианистки на его плечо и двинулась с места.
Было тесно и душно. Меня толкали в бока и в спину. Я была неповоротлива, как баржа, а танго тягостное и бесконечное, как ночь перед операцией.
Игнатий сидел выше всех, среди своих барабанов, и над его стройной макушкой мерцал нимб его непостижимости.
Прошло тринадцать лет.
Я стала тем, кем хотела: окончила Московскую консерваторию, стала лауреатом всех международных конкурсов и объездила весь мир. Не была только в Австралии.
Лариска тоже стала тем, кем хотела: вышла замуж за военного инженера, москвича, родила троих детей. Инженер демобилизовался, и теперь они живут в Москве.
Я с ней не вижусь, как-то не выходит. Знаю только, что ее новая фамилия Демиденко и живет она на проспекте Вернадского.
Однажды я получила из нашего училища письмо с приглашением на юбилей. Оно начиналось так: "Уважаемая Тамара Григорьевна!"
Видимо, в конверт с моим адресом вложили письмо Тамаре, той, что на первом месте по красоте. Значит, мое письмо попало к ней.
Я долго смотрела на конверт, на письмо, потом ни с того ни с сего оделась, вышла на улицу, взяла в Горсправке Ларискин адрес и поехала к ней домой.
Ларискин дом был девятиэтажный, стоял возле искусственных прудов.
Дверь отворила Лариска.
Она была красива, но иначе, чем прежде. Время подействовало на нас по-разному: Лариска раздалась в плечах и в бедрах, а я, наоборот, съежилась, как говорят мои родители, удачно мумифицировалась.
Мы узнали друг друга в ту же секунду и не могли двинуться с места. Я стояла по одну сторону порога, Лариска - по другую, обе парализованные, с вытаращенными глазами, как будто нас опустили в ледяную воду.
Потом Лариска перевела дух и сказала:
- Ну, ты даешь!
Я тоже очнулась, вошла в прихожую, сняла шубу. И все вдруг стало легко и обыденно, как будто мы расстались только вчера или даже сегодня утром.
В прихожую вышла девочка лет восьми, беленькая, очаровательная.
- Это моя дочь. А это тетя Кира, - представила нас Лариска.
- Тетя Кира, вы очень модная! - сказала мне девочка и обратилась к матери: - Дай мне рубль!
- Зачем?
- Я должна сходить в галантерею, у нашей учительницы завтра праздник.
- Сделаешь уроки, потом пойдешь! - распорядилась Лариска.
Средняя дочь была в детском саду, или, как выразилась Лариска, ушла на работу.
Младшая девочка спала на балконе, ей было пять месяцев. Лариска сказала, что вчера она научилась смеяться и целый день смеялась, а сегодня целый день спит, отдыхает от познанной эмоции.
- Еще будешь рожать? - спросила я.
- Мальчишку хочется, - неопределенно сказала Лариска.
- А зачем так много?
- Из любопытства. Интересно в рожу заглянуть, какой получится.
- Дети - это надолго, - сказала я. - Всю жизнь будешь им в рожи заглядывать, больше ничего и не увидишь.
- А чего я не увижу? Гонолулу? Так я ее по телевизору посмотрю. В передаче "Клуб кинопутешествий".
- А костер любви? - спросила я.
- Я посажу вокруг него своих детей.
Лариска достала вино в красивой оплетенной бутылке, поставила на стол пельмени, которые она сама приготовила из трех сортов мяса. Пельмени были очень вкусные и красивые.
- Все деньги на еду уходят, - сказала Лариска. - Мой муж сто килограммов весит...
- Такой толстый?
- У него рост - метр девяносто шесть, так что килограммы не особенно видны. Вообще, конечно, здоровый... - созналась Лариска.
- А чем он занимается?
- Думаешь, я знаю?
Лариска разлила вино.
- За что выпьем? - Она посмотрела на меня весело и твердо.
- За Игнатия!
- Да ну...
- Что значит "да ну"! Собиралась плыть до него, как до Турции.
- Ну и доплыла бы, и что бы было? - Лариска поставила на меня свои глаза.
Вошла девочка с тетрадью.
- У меня "у" не соединяется, - сказала она.
Лариска взяла у нее тетрадь.
- Ты следующую букву подвинь поближе.
Девочка смотрела на меня.
- Да куда ты смотришь? Сюда смотри! Видишь, хвостик от "у"? Он должен утыкаться прямо в бок следующей букве. Поняла?
Девочка взяла тетрадку и кокетливо зашагала из комнаты.
- Гонорскую помнишь? - спросила я. - Вышла замуж за Игнатия.
Лариса опять поставила на меня свои глаза и держала их долго дольше, чем возможно. Потом выпила полстакана залпом, будто запила лекарство, и пошла из комнаты.
- А ты почему развелась? - крикнула Лариска.
- Профессия развела! - крикнула я. - Я ведь все время играю, на семью времени не остается.
- Разве нельзя и то и это?
- Может, можно, но у меня не получается.
- Ну и дура! - сказала Лариска, возвратившись с кофе. - Подумаешь: Франция, Америка... А заболеешь - стакан воды подать некому.
- Это да... - согласилась я.
- Французы послушают твой концерт, похлопают и разойдутся каждый к себе домой. А ты - в пустую гостиницу. Очень интересно!
Лариска села к столу и снова разлила вино по стаканам.
- За что?
- За рараку! - сказала я.
Вошла девочка, протянула Лариске тетрадку.
- Я тебе покажу галантерею! - заорала Лариска напряженным басом. Только об этом и думаешь! Никуда не пойдешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
Вдруг я заметила, что Лариска танцует не с киноартистом, а с Гонорской, нашей преподавательницей по музыкальной литературе.
Гонорская - округлая и широкая в талии, как рыба камбала. Если меня когда-нибудь постигнет такая талия, я просто буду срезать с нее куски.
Лариска с Гонорской держались друг за дружку, но не танцевали, а стояли на месте и цепляли ногами. Им, наверное, обеим казалось, что они танцуют. Их неподвижность особенно бросалась в глаза на движущемся фоне.
Потом Лариска отделилась от Гонорской, нашла меня глазами и ринулась в мою сторону, прорезая толпу, как ледокол "Ермак". Лицо у нее стало совсем маленькое, все ушло в глаза. А глаза - огромные, почти черные от широких зрачков.
- Ты знаешь, что мне сказала Гонорская?
Я должна была спросить: "Что?" Но я молчала, потому что знала: Лариска и так выложит.
- Она сказала, что Игнатий не женится никогда.
Ни на ком.
- Почему?
- Потому что он выжженное поле, на котором ничего не взрастет...
Я ничего не поняла.
- Представляешь? Какое счастье! Теперь он никому не достанется, а я его еще больше буду любить!
Лариска закусила губу. Ее брови задрожали, и из глаз в три ручья хлынули несоленые, легкие, счастливые слезы.
К нам пробрался киноартист.
- Танго... - интимно сказал он Лариске, и в его исполнении это слово звучало особенно томно и иностранно.
- Да отвяжись ты, чеснок! - выговорила Лариска и помчалась куда-то к выходу, победно полыхая красным и белым, будто факел, зажженный от костра любви.
Киноартист профессионально скрыл свои истинные чувства, спокойно посмотрел на меня и спросил:
- Хочешь, спляшем?
Я положила руку с куцыми ногтями пианистки на его плечо и двинулась с места.
Было тесно и душно. Меня толкали в бока и в спину. Я была неповоротлива, как баржа, а танго тягостное и бесконечное, как ночь перед операцией.
Игнатий сидел выше всех, среди своих барабанов, и над его стройной макушкой мерцал нимб его непостижимости.
Прошло тринадцать лет.
Я стала тем, кем хотела: окончила Московскую консерваторию, стала лауреатом всех международных конкурсов и объездила весь мир. Не была только в Австралии.
Лариска тоже стала тем, кем хотела: вышла замуж за военного инженера, москвича, родила троих детей. Инженер демобилизовался, и теперь они живут в Москве.
Я с ней не вижусь, как-то не выходит. Знаю только, что ее новая фамилия Демиденко и живет она на проспекте Вернадского.
Однажды я получила из нашего училища письмо с приглашением на юбилей. Оно начиналось так: "Уважаемая Тамара Григорьевна!"
Видимо, в конверт с моим адресом вложили письмо Тамаре, той, что на первом месте по красоте. Значит, мое письмо попало к ней.
Я долго смотрела на конверт, на письмо, потом ни с того ни с сего оделась, вышла на улицу, взяла в Горсправке Ларискин адрес и поехала к ней домой.
Ларискин дом был девятиэтажный, стоял возле искусственных прудов.
Дверь отворила Лариска.
Она была красива, но иначе, чем прежде. Время подействовало на нас по-разному: Лариска раздалась в плечах и в бедрах, а я, наоборот, съежилась, как говорят мои родители, удачно мумифицировалась.
Мы узнали друг друга в ту же секунду и не могли двинуться с места. Я стояла по одну сторону порога, Лариска - по другую, обе парализованные, с вытаращенными глазами, как будто нас опустили в ледяную воду.
Потом Лариска перевела дух и сказала:
- Ну, ты даешь!
Я тоже очнулась, вошла в прихожую, сняла шубу. И все вдруг стало легко и обыденно, как будто мы расстались только вчера или даже сегодня утром.
В прихожую вышла девочка лет восьми, беленькая, очаровательная.
- Это моя дочь. А это тетя Кира, - представила нас Лариска.
- Тетя Кира, вы очень модная! - сказала мне девочка и обратилась к матери: - Дай мне рубль!
- Зачем?
- Я должна сходить в галантерею, у нашей учительницы завтра праздник.
- Сделаешь уроки, потом пойдешь! - распорядилась Лариска.
Средняя дочь была в детском саду, или, как выразилась Лариска, ушла на работу.
Младшая девочка спала на балконе, ей было пять месяцев. Лариска сказала, что вчера она научилась смеяться и целый день смеялась, а сегодня целый день спит, отдыхает от познанной эмоции.
- Еще будешь рожать? - спросила я.
- Мальчишку хочется, - неопределенно сказала Лариска.
- А зачем так много?
- Из любопытства. Интересно в рожу заглянуть, какой получится.
- Дети - это надолго, - сказала я. - Всю жизнь будешь им в рожи заглядывать, больше ничего и не увидишь.
- А чего я не увижу? Гонолулу? Так я ее по телевизору посмотрю. В передаче "Клуб кинопутешествий".
- А костер любви? - спросила я.
- Я посажу вокруг него своих детей.
Лариска достала вино в красивой оплетенной бутылке, поставила на стол пельмени, которые она сама приготовила из трех сортов мяса. Пельмени были очень вкусные и красивые.
- Все деньги на еду уходят, - сказала Лариска. - Мой муж сто килограммов весит...
- Такой толстый?
- У него рост - метр девяносто шесть, так что килограммы не особенно видны. Вообще, конечно, здоровый... - созналась Лариска.
- А чем он занимается?
- Думаешь, я знаю?
Лариска разлила вино.
- За что выпьем? - Она посмотрела на меня весело и твердо.
- За Игнатия!
- Да ну...
- Что значит "да ну"! Собиралась плыть до него, как до Турции.
- Ну и доплыла бы, и что бы было? - Лариска поставила на меня свои глаза.
Вошла девочка с тетрадью.
- У меня "у" не соединяется, - сказала она.
Лариска взяла у нее тетрадь.
- Ты следующую букву подвинь поближе.
Девочка смотрела на меня.
- Да куда ты смотришь? Сюда смотри! Видишь, хвостик от "у"? Он должен утыкаться прямо в бок следующей букве. Поняла?
Девочка взяла тетрадку и кокетливо зашагала из комнаты.
- Гонорскую помнишь? - спросила я. - Вышла замуж за Игнатия.
Лариса опять поставила на меня свои глаза и держала их долго дольше, чем возможно. Потом выпила полстакана залпом, будто запила лекарство, и пошла из комнаты.
- А ты почему развелась? - крикнула Лариска.
- Профессия развела! - крикнула я. - Я ведь все время играю, на семью времени не остается.
- Разве нельзя и то и это?
- Может, можно, но у меня не получается.
- Ну и дура! - сказала Лариска, возвратившись с кофе. - Подумаешь: Франция, Америка... А заболеешь - стакан воды подать некому.
- Это да... - согласилась я.
- Французы послушают твой концерт, похлопают и разойдутся каждый к себе домой. А ты - в пустую гостиницу. Очень интересно!
Лариска села к столу и снова разлила вино по стаканам.
- За что?
- За рараку! - сказала я.
Вошла девочка, протянула Лариске тетрадку.
- Я тебе покажу галантерею! - заорала Лариска напряженным басом. Только об этом и думаешь! Никуда не пойдешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174