Хозяева увели Жана в дом,
а слуги Сенреда так энергично принялись помогать прибывшим
развьючивать лошадей, что через несколько минут кони уже стояли
в конюшне и двор опустел.
Так вот, значит, каков жених Элисенды! Кадфаэль задумался,
размышляя обо всем, что видел, и не мог найти в молодом
человеке никаких изъянов, за исключением одного - он был не
тот, кого любила Элисенда. А посему никогда ему не видать того
счастья, которым она была бы способна одарить любимого. Hа вид
Жану было лет двадцать пять-двадцать шесть и выглядел он вполне
зрелым и уверенным в себе. Его слугам легко с ним, потому что
Жан уважает их за хорошую работу, а они чтят его как разумного
и справедливого господина. Красивый, высокий, прекрасного
сложения, с открытым счастливым лицом, в предвкушении давно
ожидаемого блаженного часа - Сенред не мог найти лучшего
жениха для своей любимой младшей сестры. Жаль, что сердце ее
принадлежит другому.
- Hо как еще он мог поступить? - невольно выдавая всю
глубину терзавших его сомнений, проронил Хэлвин.
Глава восьмая
Ближе к вечеру Сенред послал управляющего спросить
братьев-бенедиктинцев, не согласятся ли они присоединиться к
семейному ужину, а если отец Хэлвин пожелает остаться в
уединении, ему принесут ужин в его комнату. Хэлвин, пребывавший
в состоянии сумеречной сосредоточенности и погруженный в свои
мысли, конечно, не был расположен принимать участие в общей
трапезе, но в то же время не хотел показаться невежливым -
нельзя же бесконечно избегать общество гостеприимных хозяев, -
и поэтому он сделал над собой усилие, вышел из скорлупы
тревожного молчания и спустился к столу. Ему отвели место
неподалеку от жениха и невесты - ведь он выступал в роли
священника, которому вскоре предстояло их повенчать. Кадфаэль,
сидевший немного поодаль, хорошо видел всех главных участников
торжества. В нижней части холла, освещаемого зажженными
факелами, сообразно своему рангу и статусу, собрались остальные
домочадцы и слуги.
Глядя на сосредоточенное, строгое лицо Хэлвина, Кадфаэль
подумал, что скоро его другу впервые придется выступить в роли
посредника между смертными и Всевышним. Правда, в последнее
время многих, кто был помоложе из монашеской братии, призывали
готовить себя к священническому сану, но большинству (как,
впрочем, и самому Хэлвину до сегодняшнего дня) суждено было всю
свою жизнь прожить священниками без паствы и, может быть, ни
разу не исполнить ни одной из главных пасторских обязанностей
- крестить, венчать, отпевать и возводить в сан тех, кто идет
им на смену. Какая страшная ответственность, рассуждал
Кадфаэль, сам никогда не помышлявший о сане, когда тебе,
смертному, ниспослана Божья благодать, когда на тебя возложена
привилегия - и одновременно тяжкое бремя - соучастия в жизни
других людей: обещать им спасение души, совершая обряд
крещения, соединять их брачными узами, сжимать в руке ключ от
чистилища, когда их душа расстается с телом. Если я когда и
брал на себя эту роль, подумал Кадфаэль, охваченный глубоким,
искренним чувством, - а Господь ведает, что такое случалось,
- то только если в том была великая нужда и поблизости не
находилось никого, кто бы исполнил это лучше. Я всегда понимал,
что я такой же грешник, бредущий тем же тернистым путем, и
никогда не ощущал себя посланцем небес, сошедшим со своих
высот, дабы возвысить тех, кто внизу. И вот теперь настал черед
Хэлвина исполнить сей тяжкий долг - неудивительно, что он
робеет.
Кадфаэль скользнул взглядом по лицам присутствующих,
сидящих за одним длинным столом, понимая, что Хэлвин со своего
места видит их в лучшем случае в профиль, да и то только тогда
когда они попеременно наклоняются и вновь распрямляются, на миг
появляясь в неверном свете светильников. Вот Сенред - его
широкое, открытое, простоватое лицо немного напряжено от
волнения, но всем своим видом он показывает, что доволен и
весел; вот во главе стола его жена - сама приветливость и
дружелюбие, и только беспокойная улыбка выдает ее состояние;
вот де Перронет, пребывающий в блаженном неведении - он весь
так и светится от радости, что рядом сидит Элисенда, которая
почти что уже отдана ему в жены. А вот и сама девушка -
бледная, притихшая, подчеркнуто предупредительная к жениху, изо
всех сил старающаяся не омрачить его лучезарного настроения,
поскольку он неповинен в ее печали и потому несправедливо было
бы его огорчать. Глядя на них, сидящих друг подле друга, только
слепой не заметил бы обожания, с каким молодой человек смотрел
на девушку; а что она не сияла точно так же, это он, вероятно,
объяснял себе тем, что девушки все такие, когда выходят замуж,
и со своей стороны готов был терпеливо ждать сколько
понадобится, пока бутон распустится пышным цветом.
Хэлвин не видел девушку с той самой минуты, когда, впервые
повстречав ее здесь, в зале, от неожиданности вскочил на ноги и
тут же рухнул на пол - он и без этого еле стоял на ногах,
изнуренный мучительным переходом, колючим, злым ветром и
жестокой пургой. Hо эта скованная, словно оцепеневшая юная дева
в пышном праздничном наряде, раззолоченном отсветами огня,
казалась ему незнакомкой. Всякий раз, когда в поле его зрения
возникал ее профиль, он смотрел на нее со смешанным чувством
растерянности и удивления, будто не веря собственным глазам. Он
впервые взял на себя такую ответственность и никак не мог
свыкнуться с новой ролью.
Было уже совсем поздно, когда женщины поднялись из-за
стола, оставив мужчин пить вино, - пиршество близилось к
концу. Хэлвин поискал глазами Кадфаэля и, поймав его взгляд,
понял, что тот, как и он сам, полагает разумным удалиться и
оставить хозяина и его гостя вдвоем. Хэлвин потянулся за
костылями и уже собирался рывком поднять свое тело и встать,
как вдруг в холл торопливыми шагами вошла Эмма. Лицо ее было
встревожено, из-за плеча ее выглядывала молоденькая служанка.
- Сенред, послушай, странные вещи у нас тут творятся.
Эдгита ушла из дому и не вернулась, а на дворе опять
поднимается метель, и вообще куда она подевалась в такую пору?
Я послала за ней, чтобы она, как водится, помогла мне стелить
постель, но ее нет нигде, и тогда Мадлин припомнила, что она
ушла куда-то, ушла давно - едва начало темнеть.
Сенред, сосредоточенный на том, чтобы как можно лучше
исполнить долг гостеприимного хозяина и уважить дорогого гостя,
не сразу понял, почему его донимают такими пустяками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
а слуги Сенреда так энергично принялись помогать прибывшим
развьючивать лошадей, что через несколько минут кони уже стояли
в конюшне и двор опустел.
Так вот, значит, каков жених Элисенды! Кадфаэль задумался,
размышляя обо всем, что видел, и не мог найти в молодом
человеке никаких изъянов, за исключением одного - он был не
тот, кого любила Элисенда. А посему никогда ему не видать того
счастья, которым она была бы способна одарить любимого. Hа вид
Жану было лет двадцать пять-двадцать шесть и выглядел он вполне
зрелым и уверенным в себе. Его слугам легко с ним, потому что
Жан уважает их за хорошую работу, а они чтят его как разумного
и справедливого господина. Красивый, высокий, прекрасного
сложения, с открытым счастливым лицом, в предвкушении давно
ожидаемого блаженного часа - Сенред не мог найти лучшего
жениха для своей любимой младшей сестры. Жаль, что сердце ее
принадлежит другому.
- Hо как еще он мог поступить? - невольно выдавая всю
глубину терзавших его сомнений, проронил Хэлвин.
Глава восьмая
Ближе к вечеру Сенред послал управляющего спросить
братьев-бенедиктинцев, не согласятся ли они присоединиться к
семейному ужину, а если отец Хэлвин пожелает остаться в
уединении, ему принесут ужин в его комнату. Хэлвин, пребывавший
в состоянии сумеречной сосредоточенности и погруженный в свои
мысли, конечно, не был расположен принимать участие в общей
трапезе, но в то же время не хотел показаться невежливым -
нельзя же бесконечно избегать общество гостеприимных хозяев, -
и поэтому он сделал над собой усилие, вышел из скорлупы
тревожного молчания и спустился к столу. Ему отвели место
неподалеку от жениха и невесты - ведь он выступал в роли
священника, которому вскоре предстояло их повенчать. Кадфаэль,
сидевший немного поодаль, хорошо видел всех главных участников
торжества. В нижней части холла, освещаемого зажженными
факелами, сообразно своему рангу и статусу, собрались остальные
домочадцы и слуги.
Глядя на сосредоточенное, строгое лицо Хэлвина, Кадфаэль
подумал, что скоро его другу впервые придется выступить в роли
посредника между смертными и Всевышним. Правда, в последнее
время многих, кто был помоложе из монашеской братии, призывали
готовить себя к священническому сану, но большинству (как,
впрочем, и самому Хэлвину до сегодняшнего дня) суждено было всю
свою жизнь прожить священниками без паствы и, может быть, ни
разу не исполнить ни одной из главных пасторских обязанностей
- крестить, венчать, отпевать и возводить в сан тех, кто идет
им на смену. Какая страшная ответственность, рассуждал
Кадфаэль, сам никогда не помышлявший о сане, когда тебе,
смертному, ниспослана Божья благодать, когда на тебя возложена
привилегия - и одновременно тяжкое бремя - соучастия в жизни
других людей: обещать им спасение души, совершая обряд
крещения, соединять их брачными узами, сжимать в руке ключ от
чистилища, когда их душа расстается с телом. Если я когда и
брал на себя эту роль, подумал Кадфаэль, охваченный глубоким,
искренним чувством, - а Господь ведает, что такое случалось,
- то только если в том была великая нужда и поблизости не
находилось никого, кто бы исполнил это лучше. Я всегда понимал,
что я такой же грешник, бредущий тем же тернистым путем, и
никогда не ощущал себя посланцем небес, сошедшим со своих
высот, дабы возвысить тех, кто внизу. И вот теперь настал черед
Хэлвина исполнить сей тяжкий долг - неудивительно, что он
робеет.
Кадфаэль скользнул взглядом по лицам присутствующих,
сидящих за одним длинным столом, понимая, что Хэлвин со своего
места видит их в лучшем случае в профиль, да и то только тогда
когда они попеременно наклоняются и вновь распрямляются, на миг
появляясь в неверном свете светильников. Вот Сенред - его
широкое, открытое, простоватое лицо немного напряжено от
волнения, но всем своим видом он показывает, что доволен и
весел; вот во главе стола его жена - сама приветливость и
дружелюбие, и только беспокойная улыбка выдает ее состояние;
вот де Перронет, пребывающий в блаженном неведении - он весь
так и светится от радости, что рядом сидит Элисенда, которая
почти что уже отдана ему в жены. А вот и сама девушка -
бледная, притихшая, подчеркнуто предупредительная к жениху, изо
всех сил старающаяся не омрачить его лучезарного настроения,
поскольку он неповинен в ее печали и потому несправедливо было
бы его огорчать. Глядя на них, сидящих друг подле друга, только
слепой не заметил бы обожания, с каким молодой человек смотрел
на девушку; а что она не сияла точно так же, это он, вероятно,
объяснял себе тем, что девушки все такие, когда выходят замуж,
и со своей стороны готов был терпеливо ждать сколько
понадобится, пока бутон распустится пышным цветом.
Хэлвин не видел девушку с той самой минуты, когда, впервые
повстречав ее здесь, в зале, от неожиданности вскочил на ноги и
тут же рухнул на пол - он и без этого еле стоял на ногах,
изнуренный мучительным переходом, колючим, злым ветром и
жестокой пургой. Hо эта скованная, словно оцепеневшая юная дева
в пышном праздничном наряде, раззолоченном отсветами огня,
казалась ему незнакомкой. Всякий раз, когда в поле его зрения
возникал ее профиль, он смотрел на нее со смешанным чувством
растерянности и удивления, будто не веря собственным глазам. Он
впервые взял на себя такую ответственность и никак не мог
свыкнуться с новой ролью.
Было уже совсем поздно, когда женщины поднялись из-за
стола, оставив мужчин пить вино, - пиршество близилось к
концу. Хэлвин поискал глазами Кадфаэля и, поймав его взгляд,
понял, что тот, как и он сам, полагает разумным удалиться и
оставить хозяина и его гостя вдвоем. Хэлвин потянулся за
костылями и уже собирался рывком поднять свое тело и встать,
как вдруг в холл торопливыми шагами вошла Эмма. Лицо ее было
встревожено, из-за плеча ее выглядывала молоденькая служанка.
- Сенред, послушай, странные вещи у нас тут творятся.
Эдгита ушла из дому и не вернулась, а на дворе опять
поднимается метель, и вообще куда она подевалась в такую пору?
Я послала за ней, чтобы она, как водится, помогла мне стелить
постель, но ее нет нигде, и тогда Мадлин припомнила, что она
ушла куда-то, ушла давно - едва начало темнеть.
Сенред, сосредоточенный на том, чтобы как можно лучше
исполнить долг гостеприимного хозяина и уважить дорогого гостя,
не сразу понял, почему его донимают такими пустяками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59