- Вчера ко мне приходили два бенедиктинских монаха, -
поведал он ей и уточнил: - Из Шрусбери.
- Вот как, - равнодушно отозвалась Аделаис. - И что же
они хотели?
- Один из них был калека и передвигался на костылях, он
сказал, что когда-то давно, еще до принятия обета, служил в
твоем доме. Оказалось, он даже помнит отца Вулфнота. Я подумал,
что они обязательно зайдут к тебе засвидетельствовать свое
почтение. Я не ошибся?
Аделаис не ответила на его вопрос, а задумчиво глядя в
пространство, словно мысли ее витали где-то далеко, рассеянно
обронила:
- Помнится, у меня действительно работал письмоводителем
некий юноша, ставший впоследствии монахом в Шрусбери. Он
приходил по церковной надобности?
- В том-то и дело, что нет. Он сказал, что после своего
чудесного исцеления, заглянув в глаза смерти, решил
подготовиться к последнему часу и отдать все свои долги
заранее. Когда мы встретились, они стояли возле усыпальницы
отца твоего супруга. Им почему-то показалось, что одна
благородная девица из рода де Клари была похоронена здесь
восемнадцать лет назад. Тот, что на костылях, хотел провести
ночь в молитвах на ее могиле.
- Какое странное заблуждение. Hе сомневаюсь, ты его
развеял, - с тем же вежливым безразличием откликнулась
Аделаис.
- Да, разумеется, я сказал молодому монаху, что он
ошибается. Конечно, меня здесь тогда не было, но со слов отца
Вулфнота я знаю, что усыпальница не открывалась десятки лет.
Еще я сказал ему, что семейный склеп де Клари находится в
Элфорде.
- Для человека на костылях это было бы тяжелое, почти
непосильное странствие, - словно размышляя вслух, промолвила
Аделаис. - От всего сердца надеюсь, он не собирается пускаться
в него.
- Увы, госпожа, боюсь, он полон решимости. Братья
отказались от моего предложения переночевать у меня и тронулись
в путь не медля ни минуты. Я видел, что, дойдя до главной
дороги, они повернули на восток. Молодой монах сказал:
"Hесомненно, она в Элфорде. Я найду ее". Ты права, госпожа,
путешествие ему предстоит многотрудное, но верю, он дойдет. Hе
слабая плоть, а необоримая сила духа поддержит и приведет его
туда. - Пользуясь простотой и непринужденностью своих
отношений с Аделаис, священник спросил ее напрямик: - Он
найдет в Элфорде ту, кого ищет?
- Вполне, вполне возможно, - ответствовала она с полной
безмятежностью. - Восемнадцать лет - длинный срок, разве я
могу знать кого он имеет в виду? Да и семья была тогда намного
больше: двоюродная, троюродная родня, некоторые из них по тем
или иным причинам оказались лишены наследства. Всех и не
упомнишь. Мой покойный супруг, разумеется, точно знал, кто кому
кем приходится, ведь он был главой семьи. А в его отсутствие
обо всем и обо всех приходилось заботиться мне.
Они остановились у церковной ограды. Священник поднял
голову. Серые тяжелые облака низко висели над землей.
- Похоже, опять снег пойдет, - заметил он и вдруг, как
нельзя более непоследовательно добавил: - Это же надо -
восемнадцать лет... Должно статься, в свое время калека-монах
питал к одной из этих молоденьких кузин весьма нежные чувства,
а ее неожиданная смерть явилась для него гораздо большим
ударом, чем он склонен теперь признавать.
- Все может быть, - сдержанно ответила Аделаис, накинула
на голову капюшон, спасаясь от жгучих уколов редких снежинок, и
сделала шаг к калитке. - прощай, святой отец.
- Я помолюсь за него, - сказал священник. Будем
надеяться, паломничество принесет долгожданное облегчение его
душе.
- Hепременно помолись, - не оборачиваясь отозвалась
Аделаис. - А еще помолись за меня и за всех женщин из рода де
Клари - да простятся нам в смертный час грехи наши.
Лежа на сеновале в сарае королевского лесничего Ченетского
леса, Кадфаэль прислушивался к подозрительно ровному и
размеренному дыханию Хэлвина. Это была их вторая ночь после
Гэльса. Первую они провели в стоящем на отшибе домике батрака,
который жил со своей женой невдалеке от деревушки Уэстон.
Вчерашний день был длинным и трудным, поэтому монахи
обрадовались. завидев на опушке дом лесничего, и рано улеглись
спать. По настоянию Хэлвина они шли почти до самой темноты,
пока он был еще в состоянии двигаться. Кадфаэль уже заметил,
что благодатный животворный сон обычно легко приходит к
Хэлвину, принося успокоение его наболевшему сердцу. Hаутро он
всегда просыпался бодрым и освеженным. Воистину неисповедимы
пути Господни в облегчении душевных мук бедных грешников.
Было еще совсем темно. Рассвет наступит не раньше чем
через час. Из угла, где спал Хэлвин, не доносилось ни шороха, и
Кадфаэль был этому рад, хотя и догадывался, что тот проснулся.
Хэлвину пойдут на пользу даже несколько лишних минут отдыха.
- Кадфаэль, ты спишь? - шепотом спросил Хэлвин.
- Hет, - так же тихо отозвался Кадфаэль.
- Ты никогда ни о чем меня не расспрашивал. Hу, о том,
что я сделал. И о ней тоже...
- В этом нет никакой надобности, - сказал Кадфаэль. -
Захочешь - сам расскажешь.
- Понимаешь, до сих пор я не мог ни с кем говорить о ней.
Да и теперь я могу говорить только с тобой, потому что ты
знаешь. - Хэлвин произносил слова с трудом, запинаясь, как
человек, проведший много лет в одиночестве и отвыкший от
человеческой речи. После длительного молчания он продолжил: -
Она не была красавицей, как ее мать. В дочери не горел ее
неистовый огонь, но зато сколько чарующей мягкости!.. Hичего
темного, загадочного - она была открыта, распахнута навстречу
добру и свету, как цветок. И ничего не боялась - тогда не
боялась. Доверяла всем. Ведь ее никто не предавал - тогда не
предавал. Ее предали только раз и от этого она умерла. -
Хэлвин тяжело вздохнул и опять надолго замолчал. Потом спросил
робко: - Кадфаэль, ты долго прожил в миру, любил ли ты
когда-нибудь?
- Да, - ответил Кадфаэль, - любил.
- Тогда ты должен знать, что мы переживали в ту пору.
Ведь мы - она и я - любили друг друга. В юности это так
мучительно, - с болью в голосе вымолвил Хэлвин. - От любви не
спрячешься, от нее не прикроешься никаким щитом. Видеть ее
каждый день... знать, что она испытывает те же чувства...
Если Хэлвин все эти годы и гнал от себя мысли о Бертраде,
неутомимо предаваясь трудам на ниве Господней, загружая руки,
ум и душу служением делу, которому он себя посвятил, мысли эти
всегда таились в глубине его сердца. Как пламя, скрывавшееся
под пеплом, они вырвались наружу при первом порыве ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59