«Тетушка, тетушка, пожалуйста,— вот мое мыло»,— кричит одна. «Возьмите, тетушка Дока, мое мыло, оно душистое!» — кричит другая. Боже ты мой! Просто с ног собьются, за мной ухаживая!.. А я сижу, точно мать паши, прийимаю почести и от одной и от другой и думаю про себя: «Ах, рыбоньки! Не раздеритесь, чего доброго! Хоть я женщина и простая, но отлично понимаю, не из уважения ко мне вы увиваетесь!» И знай себе прикидываю: «Господи боже мой, которая же из них будет моей снохой на масленую?! Но хороши, до чего красивы — ого-го! Глаз не отведешь! Гляжу я на них, Евда, и диву даюсь! Как-то ханума Имер-аги подсела ко мне и говорит: «Видела, Дока, до чего хороша эта Зона Аджиско? Белая, как лилия, глаза — миндалины, шея — слоновая кость, а губы что огненный коралл! Эх, кабы не вера, что мешает и нам и вам, сосватала бы я ее с удовольствием за своего Халила!..» И правильно говорила женщина. Только тогда разглядела я Зону. И тут-то увидела ее тонкий стан, буйные косы, белые крепкие груди, точно две пиалы, а уж стыдлива-то как! Хо-хо-хо! — воскликнула Дока и, развалившись этак небрежно, закурила цигарку, отхлебнула из рюмки и продолжала: — Даже досада взяла. «Эх, бедняжка Дока, думаю, горькая твоя судьбинушка!.. Почему ты не парень, чтоб ее просватать или выкрасть у отца?!» Вот какая красавица!..
— Да помолчи ты, несчастье! — оборвала ее Евда.— И тебе не стыдно?! Как так можно говорить?!
— А что?! — удивленно оправдывается Дока.— Что я такого плохого сказала? Если я и смакую, то на словах, ничего плохого не делаю...— И выпивает еще рюмку анисовки.— Если хочешь, Евда, я всех их в бане как-нибудь соберу. Смотри тогда на них, любуйся, выбирай для своего Маичи любую, но и тебе будет жалко и досадно, что не ты Манча!
— Фуй! — восклицают тетки.— Вот безобразница! Тебе не стыдно? Фуй, какие разговоры! Иди домой! Гуляка несчастная!.. Ступай домой! — вскочив, закричали на нее все.— Кто тебя сюда звал?! Марш домой!
— Кому это идти домой? Мне, что ли? — вспыхнув, угрожающе спрашивает Дока и, сняв шлепанец, зажимает его в руке.— Пусть убирается Рушка! Какая она ему тетка?! А если придется нашему Манче туго, не вы, а я буду за него драться и ругаться!..
— Ахти, что она говорит! — укоряет ее Параскева, понижая от страха голос.— Еще жена ремесленника!.. Когда ты наконец возьмешься за ум?! Ах, Дока, Дока! Разве так разговаривают?! И тебе не совестно перед этой девочкой? — И она указывает на служанку Дону, одновременно подмигивая ей, чтобы она убрала чашки, рюмки и графин с анисовой, из которого чаше всех угощалась Дока, описывая посетительниц турецкой баки.
578
Сделано это было в самое время, ибо, останься графинчик под рукой у Доки, кто знает, что бы она еще брякнула, не ровен час, и кулаки в ход пустила бы, потому что феска и платок на ее голове уже полезли набок и выдавали ее настроение.
Потом все поднимаются с диванов. Дона уже повернула их шлепанцы носками к выходу, и тетушки, стоя, еще раз перечисляют имена девушек, которых Евда должна упомянуть и похвалить перед сыном.
— Пошли со мной в баню,— налетает на Евду Дока,— вот уж полюбуешься, поглядишь на настоящую девичью красу!.. Да что там! В серале у паши среди трех дюжин самых распрекрасных грузинок и турчанок таких не увидишь!..
— Ладно, ладно! Это проще простого, Дока! Пойдем как-нибудь! — соглашается Евда, чтобы поскорее от нее избавиться.— А сейчас иди ляг, сосни, Дока, маленько...
— На Зону чорбаджи Замфира поглядеть бы! — говорит Дока, прощаясь.— Я разузнаю, когда она пойдет в баню, и мы с тобой отправимся, я заплачу и за себя и за тебя,— поглядишь, полюбуешься на Зону... И хоть ты не мужчина...
ГЛАВА ПЯТАЯ
рассказывает лишь об одном эпизоде. Впрочем, как эпизод она чуть длинновата, как роман — коротка, на самом же деле это все же сенсационный, но для родителей весьма поучительный роман, героями которого являются молодой Митан-че Петракиев и швабка Гермина. Глава эта необходима для того, чтоб показать читателям, перед какой пропастью мог очутиться наш герой, мастер Манча
По решению семейного совета Евда посадила перед собой сына и, поскольку женитьба в принципе была решена, заговорила о деталях. Перечислила всех кандидаток: Мадину Фрузину назвала старательной, кроткой и красивой девушкой, добавив, что в том ничего нет удивительного, ведь ее отец грек из Филибы; о Тимке Йордана Калтагджи сказала, что она хорошо ткет и ведет все хозяйство; наговорила много добрых слов о Дике Грнчарской, какая она сильная, стройная и скромная («идет по городу — глаз не подымет, как и положено девушке»), какая послушная и какой голос у нее звонкий, как запоет «Защелкал соловей, думает, заря пришла!» — заслушаешься! Не позабыла и о Ленче Кубеджийской,
ю*
Зоне Ставриной, Ионе Маминой и Гене Кривокапской,— всех назвала, о каждой сказала, что можно было сказать хорошего, а потом спросила, что он обо всем этом думает.
Мане ничего не ответил. А когда мать стала настаивать, сказал, что это не к спеху.
— Но, Манче, сынок, до каких же пор ты будешь сидеть в холостяках?! — воскликнула мать.— Сплю и вижу, когда ты приведешь в дом невестку, чтоб она ходила за мной,— ведь пора и мне отдохнуть... Легко ли в мои годы месить тесто, готовить обед тебе и твоим подмастерьям и ученикам?! (Читателям известно, что в мастерской, кроме Коте и Поте, других подмастерьев и учеников не было, но что поделаешь с тщеславием матери!)
— Да женюсь я, мама, не волнуйся! — успокаивал ее Мане.— Мне жениться нетрудно, тебе бы было хорошо! Возьму первую попавшуюся, а она тебя почитать не станет. Куда это годится? А?
— Почитать будет, о том не беспокойся. Я и сейчас уже вижу, кто и как меня почитает... Выбери одну из тех, кого я назвала... Какая тебе по душе, пусть та и будет, я согласна... Все красивые...
— Эх,— Мане махнул рукой,— ну и что, если красивые. Они одни, что ли, красивые? Время есть!
— Знаешь, Манча, надо поторапливаться! Расхватают их сыновья толстосумов, как горячие сайки поутру на рынке, что тогда будешь делать?!
— Ну, какая чепуха, мама! — засмеялся Мане.— Что буду делать? Найду кого-нибудь! К чему столько разговоров, словно на другой год не появятся новые невесты и, может быть, еще покрасивей и поскромнее нынешних...
— Эх, вижу я свою судьбу и счастье, которое меня ждет с тобой!..— вспылила Евда.— Мане, Мане, отольются тебе материны слезы! Ты что думаешь, мать женщина простая, ничего не понимает, отстала от времени?.. Боюсь, опозоришь ты меня, как этот твой дружок Митко, чорбаджи Петракия сын, отца и мать опозорил!..
— Почему я тебя опозорю? Оставь, как так можно говорить?! — И, нахлобучив на голову шапку, сердито ушел.
«Это неспроста,— решила Евда после долгих размышлений.— Беда, если влюбился в какую залетную шлюху. В Нишаву прыгну, ей-богу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42