И по околоткам, и в торговых рядах несколько дней только и было разговоров как об этом. А о том, что рассказ вырос в объеме за счет приумножения подробностей, подагаю, можно и не упоминать. Воскресли в памяти, ожили и снова стали циркулировать даже две давно, казалось, позабытые пословицы. А сколько насмешек сыпалось на голову Мане, разумеется, за его спиной, но иногда и при нем, правда, в виде отдаленного намека, во всяком случае, один такой о троумец на другой день ходил с опухшей щекой и на вочрос, что с ним, - жаловался на коренной зуб, из-за кот рого всю ночь не сомкнул глаз.
Положение Мане стало невыносимым. Раздумывая без конца и так и этак, он не видел никакого выхода и проклинал тот час, когда по дурости признался Доке в своей беде. Но когда она пришла и предложила поправить дело, только тогда он испугался по-настоящему, и решил сделать еще одну попытку — подстеречь где-нибудь Зону, остановить ее и спросить в последний раз... По крайней мере, снять с себя хотя бы вину за эту неприятную историю и доказать, что он здесь ни при чем, что во всем виновата тетушка Дока и ее глупость...
Но встретиться и поговорить с девушкой в те времена и в той среде было непросто, поскольку взгляды общества на гулянья по тротуарам и в парках, на посещения концертов, певчих обществ и танцевальных школ — словом, на все то, где молодые люди могут встретиться и поговорить, были довольно своеобразными и странными, как сказал бы какой-нибудь поборник эмансипации женщин — консервативными и ретроградными. За девушкой неизменно, как тень, следовала мать, тетка или родственница; после замужества опять же свекровь, невестки, золовки,— так что молодая женщина никогда не оставалась одна; впрочем, и предоставь ей свободу, она не знала бы, что с ней делать, потеряла бы голову, как канарейка, выпущенная из клетки. Дозволялось разве что сходить к соседям через дворовую калитку или через улицу. Поэтому
прошло немало времени, пока Мане удалось встретить Зону и перекинуться с* ней несколькими словами. Чего только не творят железная воля и твердое решение!
Мане подстерегал Зону, и наконец его желание осуществилось.
Как-то в первые сумерки, когда Зона в своей шубке зеленого атласа возвращалась с соседней улицы от сестры Костадинки, перед ней из темноты внезапно вынырнул Мане. Васка испуганно отпрянула в сторону.
— Васка, смотри! — шепнула Зона и остановилась, дрожа от страха и пугливо озираясь, не видит ли кто. К счастью, улица была пустынна, наступала та пора, когда горожане запирали на засов двери и все уже давно сидели по домам. На улице ни души, слыхать только, как ночной сторож где-то далеко в темноте разговаривает с котом хаджи Йордана, неторопливо разгуливающим по черепицам высокой каменной ограды.
— Что тебе? — робко прошептала Зона. Васка поняла. Отошла в сторонку и стала караулить.
— Зона! — начал Мане и тихо откашлялся.
— Чего тебе? — шепнула Зона и тоже тихо кашлянула.
Они остановились в трех шагах друг от друга и, потупившись, глядели в землю.
— Зона, одно только слово...
— Оставь меня! — бросила испуганно Зона, озираясь по сторонам.
— Не слушай ты эту дуру, эту Доку! (Она теткой мне доводится, но дура дурой!) Не верь тому, что она там у вас наплела! Никто ее не посылал, сама пошла к вам!..
— Значит, она все налгала? Так, что ли?
— Нет, не лгала, только... не надо было ей говорить!
— А для чего ты мне это рассказываешь? Мне что за дело?
— Зона,— продолжал Мане, затягивая пояс.— Я ночи не сплю... В горло кусок не идет.
— Ахти! — насмешливо воскликнула Зона. -
— Вино наливаю, а пить не могу! Попрошу спеть песню, а песни не слышу, и все из-за тебя, Зона!.. Иду на охоту, про ружье забываю! Сам не знаю, что со мной, и все из-за тебя... Словно белены объелся... Совсем одурел, Зона!
— Ха!
Мане умолк, достал табакерку и принялся скручивать цигарку. Наступила небольшая пауза.
— Пропусти меня! — сказала Зона.
— Погоди еще немного! — остановил ее Мане.— Васка, гляди в оба!.. От отца остался у меня дом, виноградник, нивы... да и сам еще кое-что докупил и прибавил. Ремесло в руках.
— Знаю...
— Мастерская есть...
— Знаю и это.
— И от заказчиков нет отбою...
— Ну и ладно!
— Дом полная чаша...
— А для чего ты все это мне говоришь?
— Не бедняк я... «могу позволить себе жениться... могу и полдюжины жен прокормить,— такая у меня выручка!
— А ты перейди в турецкую веру и возьми целую дюжину...
— Не дай господь... Мне одна нужна...
— Мало их разве в городе...
— Много, но мне нужна только одна, только...
— Пусти меня, надо идти! — прервала его Зона и двинулась было, но Мане, задерживая ее, продолжал:
— Будешь жить не так, как наши женщины при мужьях живут... Пылинки не дам на тебя сесть!..
— Гм!
— Буду тебя беречь... лелеять... слушать... Одену и украшу, как жену паши!.. На одну тебя буду мастерить... Подмастерья и ученики пусть работают на клиентов, а я буду только для, тебя, Зона, ковать сурьму, серебро и золото — тебя украшать! Чтоб сияла ты и сверкала, как пресвятая Богородица Троеручица в церкви!.. Для тебя одной с утра до ночи буду спину гнуть, что мне выручка!
— А на что обедать станешь, коль не будет выручки?! — прервала его ехидно Зона.
— Не слушай моих врагов да сплетников уличных. Не такой я, Зона, как обо мне говорят... Буду тебя слушать; скажешь: останься — останусь, скажешь: иди — пойду.
— Ну, так вот, я тебе говорю: иди и пропусти меня! — сказала Зона и отступила на шаг.
— Погоди еще минутку! — И Мане приблизился к ней на шаг.
— Ну, чего тебе? — спросила она нетерпеливо и сердито.
— Отец и мать твои меня не любят, это я хорошо знаю. О том речи нет, хочу спросить о другом...— Мане на мгновение умолк.— Скажи... Васка... лгала, когда весточку от тебя принесла, говорила, вот... «Зона тебе кланяется»?..
— Это ее спроси... Я здесь при чем? Может, она перепутала, хотела сказать: «Калина тебе кланяется».
— Почему Калина?
— Потому что она тебе пара...
— Что ты мне о Калине говоришь? Калина свое счастье найдет... А я ищу свое счастье... Мне на роду написано не с Калиной быть.
— А ты уже прочитал, что тебе написано?..
— Хе, хе! — усмехнулась Зона.— Так кто же это может быть? Васка уже невеста... Большой пропой справили...
— Не о Васке речь... Есть еще кого выдавать в том доме... Зона, милая,— голос его дрожал и прерывался.— Я знаю все... Ты теток боишься... Родители не позволяют... Но это пустяки! И отец мой Джорджия женился без благословения старой матери, уводом взял ту, что любил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42