Но радость все же была неполной. Она была бы счастливее, если бы он стал депутатом Верховного Совета республики. Так казалось Лапетеусу. Мнение, что Реэт видела в нем кого-то другого, превратилось в убеждение. Больше жена не называла его железным человеком. И не подбивала использовать их дом для завязывания знакомств. Сама она часто приглашала гостей и почти всегда в числе других доцента Муру-ка и профессора Саммасельга.
Хотя Лапетеус плохо переносил любое общество, он обычно садился за стол вместе со всеми. Напившись, он становился злым.
По инициативе Реэт они приобрели себе машину, сперва «Победу», потом «Волгу». «Волгу» ему удалось раздобыть из резервного фонда, и, когда он сообщил об этом Реэт, она после долгого перерыва снова была нежна с ним.
Все чаще Лапетеус чувствовал, что он одинок. Неожиданно для себя он обнаружил, что у него нет ни одного настоящего друга, с кем можно было бы поговорить по душам. С женой он был скрытен, между ним и Виктором возникла какая-то преграда. Знакомых хватало, а вот близких людей не было.
«Капризы»,— успокаивал себя в таких случаях Лапетеус. Он всегда умел отгонять неприятные мысли, так же поступил и теперь. Но это требовало от него все больших усилий.
3
На одном из собраний Лапетеус оказался рядом с Пыдрусом. Он немного опоздал и сел на первый же свободный стул. Больше незанятых мест, кажется, и не было. Даже балконы концертного зала были переполнены. Сперва Лапетеус не заметил, что справа от него сидел Пыдрус. Все его внимание было сосредоточено на президиуме. Как всегда, за длинным столом, покрытым зеленым сукном, виднелись известные всем лица. Лапете-уса терзал вопрос — выбрали его в президиум или нет? Он упрекал себя за опоздание. Теперь может получиться неловко: его избрали в президиум, а он торчит в зале, в предпоследнем ряду. Что об этом подумают?
Когда открывались съезды, конференции, активы, Андрее Лапетеус всегда немного волновался: выберут или нет? На районных конференциях он сидел в президиуме постоянно. На городских собраниях свою фамилию среди выдвигаемых в президиум он слышал реже, но все же достаточно часто. Случалось это и на мероприятиях республиканского масштаба. На двух последних даже подряд. Что было сегодня, этого Лапетеус не знал. И беспокоился. Ведь не годилось спрашивать у соседа: будь добр, скажи, выбрали меня в президиум или нет. Такое нельзя спросить даже у самого хорошего знакомого или друга, вроде Виктора, который сейчас поднялся и поспешил куда-то с блокнотом в руке. Хаа-вик всегда суетился: то и дело мелькает перед сценой, в перерывах снует по коридорам, хлопочет в комнатах отдыха президиума, толчется в буфете.
Хорошо бы, конечно, если какой-нибудь толковый человек подошел и сказал: что за демонстрацию ты здесь устраиваешь, почему не идешь в президиум? Тогда все сразу же стало бы ясно. А теперь... Дурацкое положение.
Что делать?
Лапетеус огляделся и обнаружил, что сидит бок о бок с Пыдрусом, который с сосредоточенным видом слушал выступавшего. Он сильно постарел. В уголках рта появились резкие морщины. Все это Лапетеус приметил с одного взгляда
Лапетеусу было немного неловко, что он сразу не узнал Пыдруса. Но ведь он не успел и оглядеться-то. А Пыдрус заметил его? Несомненно. Мелькнула мысль, что Пыдрус восстановлен в партии. Где он теперь работает? Видимо, на очень-то высокое место его не назначили, не то было бы известно.
Некоторое время Лапетеус слушал докладчика, потом, словно придя к какому-то решению, шепнул, протягивая руку Пыдрусу:
— Здравствуй.
— Добрый день.
Он крепко пожал руку соседа. Энергичным пожатием ответил и Пыдрус. Они посмотрели друг на друга, улыбнулись и одновременно снова перевели взгляд на выступавшего.
Лапетеус удовлетворенно подумал, что все получилось естественно. Ощущение неловкости прошло. Но по-прежнему тревожила неизвестность — выбрали его в президиум или нет? Он, правда, слушал докладчика, и весьма внимательно, но в то же время старался угадать: обошли его на этот раз или нет?
В перерыве Лапетеус разговаривал с людьми, у которых надеялся выяснить тревоживший душу вопрос. Началось собрание, и он вернулся в зал, так ничего и не узнав. Теперь он мог бы пересесть на другое место, впереди, потому что, как всегда, некоторые после доклада ушли (обычно Лапетеус, если не был в президиуме,, сидел именно в первых рядах), но как-то некрасиво было уйти от Пыдруса.
Усевшись снова рядом с ним, Лапетеус сказал:
— Опоздал я. На комбинате проверочная бригада, столько возни.
Он подождал, что на это скажет Пыдрус. Для него, впервые после долгого перерыва принимавшего участие в республиканском активе, это дело еще новое, уж наверняка он выслушал внимательно и фамилии людей, выдвинутых в президиум. Если в их числе было и его, Лапетеуса, имя, то и оно не проскользнуло мимо ушей Пыдруса.
— И я едва не опоздал,— произнес Пыдрус,— затянулся педсовет.
Тогда Лапетеус сделал еще одну попытку:
— В президиуме все знакомые лица.
— Партийный актив сильно изменился,— ответил Пыдрус.— И задние ряды президиума тоже.
Лапетеус понял, что на этот раз его не выбрали. Иначе Пыдрус сказал бы.
Начались выступления.
Лапетеус успокаивал себя: нельзя ведь каждый раз сажать в президиум одних и тех же людей. И работает он не на таком посту, который уже, так сказать, номен-клатурно входит в состав президиума. Его и то выдвигают чаще, чем многих других директоров. В конце концов, это не имеет никакого значения. До сих пор он справлялся со своей работой, вот что самое существенное.
Пыдрус что-то сказал ему, и он кивнул головой, хотя и не расслышал слов соседа. Видимо, Пыдрус работает где-нибудь в школе, подумал Лапетеус. В институтах ученые советы, а педсоветы в школах. Наверно, назначен директором какой-нибудь средней школы. Скорее всего, так, обычно рядовых учителей на республиканские активы не приглашают. Из директоров учебных заведений — тоже только наиболее выдающихся.
Что делает Хельви? Все еще парторг на текстильной фабрике?
Слово дали Юрвену.
Лапетеус с удивлением заметил, что Юрвен также не сидел в президиуме. Он поднялся из десятого или одиннадцатого ряда и торопливо прошел на сцену. Ла-петеусу вспомнилось, что Юрвен особо яростно нападал на Пыдруса. Припомнил он и собрание актива, с которого выгнали Пыдруса.
Лапетеусу стало немного не по себе.
Юрвен говорил сперва о проявлениях в партийной пропаганде догматизма, идущего от культа личности, назвал решения Двадцатого съезда историческими и сверхважными и начал докладывать, что делает их партийная организация для выполнения решений съезда.
После речи Юрвена Лапетеус заметил Пыдрусу:
— Двадцатый съезд был действительно историческим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Хотя Лапетеус плохо переносил любое общество, он обычно садился за стол вместе со всеми. Напившись, он становился злым.
По инициативе Реэт они приобрели себе машину, сперва «Победу», потом «Волгу». «Волгу» ему удалось раздобыть из резервного фонда, и, когда он сообщил об этом Реэт, она после долгого перерыва снова была нежна с ним.
Все чаще Лапетеус чувствовал, что он одинок. Неожиданно для себя он обнаружил, что у него нет ни одного настоящего друга, с кем можно было бы поговорить по душам. С женой он был скрытен, между ним и Виктором возникла какая-то преграда. Знакомых хватало, а вот близких людей не было.
«Капризы»,— успокаивал себя в таких случаях Лапетеус. Он всегда умел отгонять неприятные мысли, так же поступил и теперь. Но это требовало от него все больших усилий.
3
На одном из собраний Лапетеус оказался рядом с Пыдрусом. Он немного опоздал и сел на первый же свободный стул. Больше незанятых мест, кажется, и не было. Даже балконы концертного зала были переполнены. Сперва Лапетеус не заметил, что справа от него сидел Пыдрус. Все его внимание было сосредоточено на президиуме. Как всегда, за длинным столом, покрытым зеленым сукном, виднелись известные всем лица. Лапете-уса терзал вопрос — выбрали его в президиум или нет? Он упрекал себя за опоздание. Теперь может получиться неловко: его избрали в президиум, а он торчит в зале, в предпоследнем ряду. Что об этом подумают?
Когда открывались съезды, конференции, активы, Андрее Лапетеус всегда немного волновался: выберут или нет? На районных конференциях он сидел в президиуме постоянно. На городских собраниях свою фамилию среди выдвигаемых в президиум он слышал реже, но все же достаточно часто. Случалось это и на мероприятиях республиканского масштаба. На двух последних даже подряд. Что было сегодня, этого Лапетеус не знал. И беспокоился. Ведь не годилось спрашивать у соседа: будь добр, скажи, выбрали меня в президиум или нет. Такое нельзя спросить даже у самого хорошего знакомого или друга, вроде Виктора, который сейчас поднялся и поспешил куда-то с блокнотом в руке. Хаа-вик всегда суетился: то и дело мелькает перед сценой, в перерывах снует по коридорам, хлопочет в комнатах отдыха президиума, толчется в буфете.
Хорошо бы, конечно, если какой-нибудь толковый человек подошел и сказал: что за демонстрацию ты здесь устраиваешь, почему не идешь в президиум? Тогда все сразу же стало бы ясно. А теперь... Дурацкое положение.
Что делать?
Лапетеус огляделся и обнаружил, что сидит бок о бок с Пыдрусом, который с сосредоточенным видом слушал выступавшего. Он сильно постарел. В уголках рта появились резкие морщины. Все это Лапетеус приметил с одного взгляда
Лапетеусу было немного неловко, что он сразу не узнал Пыдруса. Но ведь он не успел и оглядеться-то. А Пыдрус заметил его? Несомненно. Мелькнула мысль, что Пыдрус восстановлен в партии. Где он теперь работает? Видимо, на очень-то высокое место его не назначили, не то было бы известно.
Некоторое время Лапетеус слушал докладчика, потом, словно придя к какому-то решению, шепнул, протягивая руку Пыдрусу:
— Здравствуй.
— Добрый день.
Он крепко пожал руку соседа. Энергичным пожатием ответил и Пыдрус. Они посмотрели друг на друга, улыбнулись и одновременно снова перевели взгляд на выступавшего.
Лапетеус удовлетворенно подумал, что все получилось естественно. Ощущение неловкости прошло. Но по-прежнему тревожила неизвестность — выбрали его в президиум или нет? Он, правда, слушал докладчика, и весьма внимательно, но в то же время старался угадать: обошли его на этот раз или нет?
В перерыве Лапетеус разговаривал с людьми, у которых надеялся выяснить тревоживший душу вопрос. Началось собрание, и он вернулся в зал, так ничего и не узнав. Теперь он мог бы пересесть на другое место, впереди, потому что, как всегда, некоторые после доклада ушли (обычно Лапетеус, если не был в президиуме,, сидел именно в первых рядах), но как-то некрасиво было уйти от Пыдруса.
Усевшись снова рядом с ним, Лапетеус сказал:
— Опоздал я. На комбинате проверочная бригада, столько возни.
Он подождал, что на это скажет Пыдрус. Для него, впервые после долгого перерыва принимавшего участие в республиканском активе, это дело еще новое, уж наверняка он выслушал внимательно и фамилии людей, выдвинутых в президиум. Если в их числе было и его, Лапетеуса, имя, то и оно не проскользнуло мимо ушей Пыдруса.
— И я едва не опоздал,— произнес Пыдрус,— затянулся педсовет.
Тогда Лапетеус сделал еще одну попытку:
— В президиуме все знакомые лица.
— Партийный актив сильно изменился,— ответил Пыдрус.— И задние ряды президиума тоже.
Лапетеус понял, что на этот раз его не выбрали. Иначе Пыдрус сказал бы.
Начались выступления.
Лапетеус успокаивал себя: нельзя ведь каждый раз сажать в президиум одних и тех же людей. И работает он не на таком посту, который уже, так сказать, номен-клатурно входит в состав президиума. Его и то выдвигают чаще, чем многих других директоров. В конце концов, это не имеет никакого значения. До сих пор он справлялся со своей работой, вот что самое существенное.
Пыдрус что-то сказал ему, и он кивнул головой, хотя и не расслышал слов соседа. Видимо, Пыдрус работает где-нибудь в школе, подумал Лапетеус. В институтах ученые советы, а педсоветы в школах. Наверно, назначен директором какой-нибудь средней школы. Скорее всего, так, обычно рядовых учителей на республиканские активы не приглашают. Из директоров учебных заведений — тоже только наиболее выдающихся.
Что делает Хельви? Все еще парторг на текстильной фабрике?
Слово дали Юрвену.
Лапетеус с удивлением заметил, что Юрвен также не сидел в президиуме. Он поднялся из десятого или одиннадцатого ряда и торопливо прошел на сцену. Ла-петеусу вспомнилось, что Юрвен особо яростно нападал на Пыдруса. Припомнил он и собрание актива, с которого выгнали Пыдруса.
Лапетеусу стало немного не по себе.
Юрвен говорил сперва о проявлениях в партийной пропаганде догматизма, идущего от культа личности, назвал решения Двадцатого съезда историческими и сверхважными и начал докладывать, что делает их партийная организация для выполнения решений съезда.
После речи Юрвена Лапетеус заметил Пыдрусу:
— Двадцатый съезд был действительно историческим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63