Наверное, и за этим вызовом стоит он. Похоже, что секретарь за что-то ценит его. Это особенно стало заметно после того, как Лапетеус выступил на последней конференции и критиковал центральные учреждения, в том числе и свое министерство, за бумажную волокиту. В своем заключительном слове Юрвен поддержал его выступление...
Лапетеус поскользнулся, чуть не упал. Проезжавшая мимо машина обрызгала ему галифе и полупальто.
То ли талая вода, заливавшая улицы, то ли что иное напомнило ему о сержанте Паювийдике. Под Лугой, во время такой же оттепели, тот выкопал посреди землянки своего взвода глубокую яму, куда стекала вода, и пол стал сухим. А другие взводы барахтались в липкой жиже. Надо бы и посередине улиц выкопать ямы. Все равно Паювийдик болтун...
Райком партии находился неподалеку.
Двенадцатую комнату, куда его вызывали, Лапе-
теус нашел на втором этаже, в конце кривого коридора. Он постучал, не ожидая приглашения открыл дверь и вошел.
В кабинете друг против друга стояли два стола. Один был свободен. За вторым сидела Хельви Каартна. Она смотрела своим серьезным взглядом прямо на Ла-петеуса. Какое-то мгновение он не видел ничего, кроме ее глаз.
Лапетеус застыл на месте. В голове промелькнуло несколько мыслей одновременно. Почему Хельви здесь? Кто его вызвал? Хельви или кто-то другой, кого сейчас нет? Что она хочет от него?..
...Хельви Каартна работала инструктором отдела пропаганды всего третий месяц. После демобилизации она действительно пошла на фабрику. Правда, котонную машину ей не дали и теперь. В конце концов Хельви добилась бы своего, если бы ее не направили з партком фабрики. Она хотя и возражала, потому что партийная работа казалась ей чем-то особым и великим, но ее уговорили. Потом решили, что так как у Каартна есть опыт работы агитатором и пропагандистом,— последнее время она заведовала агитпунктом,— то, при поддержке товарищей, справится и с работой в отделе пропаганды. До сих пор Хельви еще не свыклась со своими новыми обязанностями. Она восторгалась более опытными инструкторами, чувствовавшими себя на любом предприятии, в любом учреждении как дома, говорившими с одинаковым знанием дела о любых проблемах. Ей было трудно выступать на собраниях в чужих организациях, и обычно она молчала, потому что ей всегда представлялось, что она недостаточно знает состояние дел на этом предприятии или в этой партийной организации. Самым трудным для нее оказалось составление справок и проектов решений. Они получались короткими и какими-то необычными. В них не хватало, как сказал Мадис Юрвен, свойственных партийной работе обобщающих черт, специфического духа партийной работы...
...Хельви встала, шагнула навстречу Лапетеусу, протянула руку и сказала:
— Здравствуй.
Лапетеус почувствовал, как кровь прилила к голове. Ему было неловко за то, что он так смешался и так бестолково стоял у двери, не зная что делать.
— Здравствуй.
Рука у Хельви была холодная. Она всегда жаловалась, что у нее мерзнут руки и ноги. Когда-то он согревал их. Все это припомнилось в какую-то долю секунды. Лапетеус ощутил желание взять руки Хельви ц согреть их своим дыханием.
— Садись, — она указала на кресло в углу. Лапетеус сел.
— На улице тепло. Я шел быстро. Все-таки приказ партии,— он попытался пошутить. Расстегнул куртку и не знал, как быть дальше.
— Извини, что я тебя побеспокоила и попросила прийти сюда. Но ни к кому больше я не смогла обратиться. Да и дело касается нашего общего знакомого и соратника — Роогаса. Ему нужна работа.
Услыхав фамилию Роогаса, Лапетеус насторожился.
— Роогас?
— Майор Роогас. Из штаба дивизии. Ты должен бы знать его. Вас еще ранило в один день. Ехали вместе...
Она заставила себя договорить:
— ...в Таллин после демобилизации.
Андрее Лапетеус повторил фамилию Роогаса не потому, что позабыл ее. Нет, он ясно помнил все. И совместную поездку в Таллин, и слова Роогаса о войне, как о своем призвании, и о том, что он предложил свою квартиру... Тогда пришлось насмешливо ответить Роогасу, порекомендовав ему обратиться к товарищу Каартна. Помнил Лапетеус и другое. Однажды майор Роогас приходил к нему на наблюдательный пункт на полуострове Сырве и проклинал узкий перешеек, вынуждавший их ползти под огонь врага. В Курляндии они втроем — комбат, Роогас и он — попали под огонь немецких снайперов и вынуждены были полтора часа, пока не стемнело, пролежать в снежной слякоти. Помнил и то, что во время формирования дивизии Роогас, тогда капитан, инспектировал их батальон на тактических учениях. Как озаренные вспышкой молнии, возникали в памяти моменты, связанные с демобилизацией, еще точнее — с совместной поездкой в Таллин. Он вспомнил все это и тут же подумал: почему Хельви ищет работу для майора Роогаса.
— Помню, помню. У него нет никакой специальности, кроме военной.
— Я не понимаю, почему его демобилизовали: все говорили, что он хороший штабной офицер.
Сочувственное отношение Хельви к Роогасу вызвало у Лапетеуса досаду.
— Воспитанник буржуазной военной школы,— сухо сказал он.
— Он был вместе с тобой в развалинах. Вас на одних санях привезли в санбат.
Лапетеус подавил свою антипатию к Роогасу.
— Мне этого напоминать не надо,— торопливо сказал он.— Немного не хватило, и сцапали бы нас там фрицы.
— Дела сложились так, что Роогас сейчас без работы,— объяснила Хельви.— После демобилизации он по предложению Пыдруса пошел в школу преподавателем физкультуры. Вчера ушел с этого места. По-моему, совершенно беспричинно. Правда, товарищ Юрвен категорически требовал, чтобы Роогаса сняли с работы.
— Ты говоришь со мной по поручению Юрвена? Она немного смешалась.
—• Нет,— сказала Хельви.— Юрвен не знает Роогаса. Мы знаем.
Лапетеусу было известно, что Юрвен особое внимание уделяет чистоте анкеты. Но ведь майор Роогас служил в Советской Армии, это должно бы говорить само за себя.
— Почему Юрвен требовал увольнения Роогаса?
— Видимо, по недоразумению. Школа — одна из самых плохих в районе. Успеваемость низкая, поведение учеников и порядок в школе оставляют желать лучшего. Позавчера у нас на бюро слушали отчет директора этой школы о состоянии воспитательной работы. В ходе обсуждения товарищ Юрвен и потребовал освобождения от работы Роогаса. Юрвен нападал также на Пыдруса. За то, что он послал Роогаса на работу в школу и защищал его. Пыдрусу удалось добиться, что в решение не включили пункта об освобождении Роогаса. Но тот узнал от директора, что произошло на бюро, и сам подал заявление об уходе.
Лапетеус внимательно следил за Хельви.
— Почему ты хочешь, чтобы товарищ Юрвен нападал и на меня? — полушутливо-полусерьезно спросил он.
— Роогас честный человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Лапетеус поскользнулся, чуть не упал. Проезжавшая мимо машина обрызгала ему галифе и полупальто.
То ли талая вода, заливавшая улицы, то ли что иное напомнило ему о сержанте Паювийдике. Под Лугой, во время такой же оттепели, тот выкопал посреди землянки своего взвода глубокую яму, куда стекала вода, и пол стал сухим. А другие взводы барахтались в липкой жиже. Надо бы и посередине улиц выкопать ямы. Все равно Паювийдик болтун...
Райком партии находился неподалеку.
Двенадцатую комнату, куда его вызывали, Лапе-
теус нашел на втором этаже, в конце кривого коридора. Он постучал, не ожидая приглашения открыл дверь и вошел.
В кабинете друг против друга стояли два стола. Один был свободен. За вторым сидела Хельви Каартна. Она смотрела своим серьезным взглядом прямо на Ла-петеуса. Какое-то мгновение он не видел ничего, кроме ее глаз.
Лапетеус застыл на месте. В голове промелькнуло несколько мыслей одновременно. Почему Хельви здесь? Кто его вызвал? Хельви или кто-то другой, кого сейчас нет? Что она хочет от него?..
...Хельви Каартна работала инструктором отдела пропаганды всего третий месяц. После демобилизации она действительно пошла на фабрику. Правда, котонную машину ей не дали и теперь. В конце концов Хельви добилась бы своего, если бы ее не направили з партком фабрики. Она хотя и возражала, потому что партийная работа казалась ей чем-то особым и великим, но ее уговорили. Потом решили, что так как у Каартна есть опыт работы агитатором и пропагандистом,— последнее время она заведовала агитпунктом,— то, при поддержке товарищей, справится и с работой в отделе пропаганды. До сих пор Хельви еще не свыклась со своими новыми обязанностями. Она восторгалась более опытными инструкторами, чувствовавшими себя на любом предприятии, в любом учреждении как дома, говорившими с одинаковым знанием дела о любых проблемах. Ей было трудно выступать на собраниях в чужих организациях, и обычно она молчала, потому что ей всегда представлялось, что она недостаточно знает состояние дел на этом предприятии или в этой партийной организации. Самым трудным для нее оказалось составление справок и проектов решений. Они получались короткими и какими-то необычными. В них не хватало, как сказал Мадис Юрвен, свойственных партийной работе обобщающих черт, специфического духа партийной работы...
...Хельви встала, шагнула навстречу Лапетеусу, протянула руку и сказала:
— Здравствуй.
Лапетеус почувствовал, как кровь прилила к голове. Ему было неловко за то, что он так смешался и так бестолково стоял у двери, не зная что делать.
— Здравствуй.
Рука у Хельви была холодная. Она всегда жаловалась, что у нее мерзнут руки и ноги. Когда-то он согревал их. Все это припомнилось в какую-то долю секунды. Лапетеус ощутил желание взять руки Хельви ц согреть их своим дыханием.
— Садись, — она указала на кресло в углу. Лапетеус сел.
— На улице тепло. Я шел быстро. Все-таки приказ партии,— он попытался пошутить. Расстегнул куртку и не знал, как быть дальше.
— Извини, что я тебя побеспокоила и попросила прийти сюда. Но ни к кому больше я не смогла обратиться. Да и дело касается нашего общего знакомого и соратника — Роогаса. Ему нужна работа.
Услыхав фамилию Роогаса, Лапетеус насторожился.
— Роогас?
— Майор Роогас. Из штаба дивизии. Ты должен бы знать его. Вас еще ранило в один день. Ехали вместе...
Она заставила себя договорить:
— ...в Таллин после демобилизации.
Андрее Лапетеус повторил фамилию Роогаса не потому, что позабыл ее. Нет, он ясно помнил все. И совместную поездку в Таллин, и слова Роогаса о войне, как о своем призвании, и о том, что он предложил свою квартиру... Тогда пришлось насмешливо ответить Роогасу, порекомендовав ему обратиться к товарищу Каартна. Помнил Лапетеус и другое. Однажды майор Роогас приходил к нему на наблюдательный пункт на полуострове Сырве и проклинал узкий перешеек, вынуждавший их ползти под огонь врага. В Курляндии они втроем — комбат, Роогас и он — попали под огонь немецких снайперов и вынуждены были полтора часа, пока не стемнело, пролежать в снежной слякоти. Помнил и то, что во время формирования дивизии Роогас, тогда капитан, инспектировал их батальон на тактических учениях. Как озаренные вспышкой молнии, возникали в памяти моменты, связанные с демобилизацией, еще точнее — с совместной поездкой в Таллин. Он вспомнил все это и тут же подумал: почему Хельви ищет работу для майора Роогаса.
— Помню, помню. У него нет никакой специальности, кроме военной.
— Я не понимаю, почему его демобилизовали: все говорили, что он хороший штабной офицер.
Сочувственное отношение Хельви к Роогасу вызвало у Лапетеуса досаду.
— Воспитанник буржуазной военной школы,— сухо сказал он.
— Он был вместе с тобой в развалинах. Вас на одних санях привезли в санбат.
Лапетеус подавил свою антипатию к Роогасу.
— Мне этого напоминать не надо,— торопливо сказал он.— Немного не хватило, и сцапали бы нас там фрицы.
— Дела сложились так, что Роогас сейчас без работы,— объяснила Хельви.— После демобилизации он по предложению Пыдруса пошел в школу преподавателем физкультуры. Вчера ушел с этого места. По-моему, совершенно беспричинно. Правда, товарищ Юрвен категорически требовал, чтобы Роогаса сняли с работы.
— Ты говоришь со мной по поручению Юрвена? Она немного смешалась.
—• Нет,— сказала Хельви.— Юрвен не знает Роогаса. Мы знаем.
Лапетеусу было известно, что Юрвен особое внимание уделяет чистоте анкеты. Но ведь майор Роогас служил в Советской Армии, это должно бы говорить само за себя.
— Почему Юрвен требовал увольнения Роогаса?
— Видимо, по недоразумению. Школа — одна из самых плохих в районе. Успеваемость низкая, поведение учеников и порядок в школе оставляют желать лучшего. Позавчера у нас на бюро слушали отчет директора этой школы о состоянии воспитательной работы. В ходе обсуждения товарищ Юрвен и потребовал освобождения от работы Роогаса. Юрвен нападал также на Пыдруса. За то, что он послал Роогаса на работу в школу и защищал его. Пыдрусу удалось добиться, что в решение не включили пункта об освобождении Роогаса. Но тот узнал от директора, что произошло на бюро, и сам подал заявление об уходе.
Лапетеус внимательно следил за Хельви.
— Почему ты хочешь, чтобы товарищ Юрвен нападал и на меня? — полушутливо-полусерьезно спросил он.
— Роогас честный человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63