— Я прибыл на место одновременно со «скорой помощью».
Из больницы на телефонный звонок ответили, что Лапетеус в сознание еще не пришел.
Ночное происшествие не давало покоя Роогасу. Чем бы он ни занимался, мысли его все время возвращались к Лапетеусу.
Дня три-четыре тому назад тот позвонил ему.
— Прошу майора Роогаса.
— Я слушаю.
— Говорит Лапетеус. Должны бы знать, если не забыли. Привет!
— Привет! Я помню вас очень хорошо. Мы уже много лет не встречались.
— У всех много работы, хлопот. Вот у меня и возникло желание повидать старых боевых друзей, Поболтать с ними. Не навестите ли вы меня в воскресенье вечером? Придут Пыдрус, Каартна, Хаавик и Паю-вийдик.
— Большое спасибо за приглашение.
— Я буду очень рад, если вы не откажетесь. Я живу в Нымме на Моховой улице, номер семнадцать. Вам, как специалисту по транспорту, наверно, не нужно точнее объяснять, где это?
— Приду обязательно.
— Чудесно. Мы отдалились друг от друга, это нехорошо. Итак, жду вас в шесть часов или в восемнадцать ноль-ноль, как мы говорили, поднимаясь в атаку. Моховая, семнадцать, не забудьте. До свидания в воскресенье вечером.
Приглашение Лапетеуса было неожиданным. Роо-гас попытался вспомнить, когда они последний раз виделись. Лет семь-восемь тому назад, быть может, и больше. Конечно, больше. Тогда Лапетеус еще работал в Министерстве лесной промышленности. Теперь он директор комбината.
Познакомился Лаури Роогас с Андресом Лапетеусом в конце декабря 1942 года в бою за небольшой каменный дом. Вернее, за развалины этого дома. Потому что огонь артиллерии снес его крышу и наполовину разрушил стены.
2
Тогда пятая рота прямой атакой прорвалась в развалины. Первый взвод получил приказ закрепиться здесь. Остальные взводы роты вместе с другими подразделениями батальона продолжали наступление на правом фланге. Немцы неожиданно бросились в контратаку и оттеснили батальон на исходные позиции. Первый взвод оказался отрезанным.
Люди заметили, что их взвод окружен, только тогда, когда в наполовину засыпанном битым кирпичом двер-цом проеме, в который они пролезали час тому назад, появилась фигура немца. Дверь была на западной стороне дома, и там полагалось быть своим. Первый взвод все время стрелял в восточном направлении, откуда приближались немцы. А теперь вдруг сзади сгорбилась фигура в синевато-зеленой шинели. Паювийдик дал короткую очередь из автомата, и фриц, захрипев,
упал на кирпичи. Там он лежал какое-то время, потом тот же Паювийдик столкнул коченеющее тело за кучу битого камня. Кровь на кирпичах еще дымилась. Роогас видел это с какой-то особой ясностью. И то, что кирпичи словно ожили. Они зашевелились, и в воздух взметнулись осколки камня и льда.
Пули рикошетом врезались в перегородку, выбивая в ней новые щербинки.
В развалинах осталось немного бойцов. Двадцать два человека, считая командира взвода младшего лейтенанта Лапетеуса, заместителя командира батальона по политчасти капитана Пыдруса и представителя штаба дивизии капитана Роогаса. Сгоряча младший лейтенант хотел было скомандовать своему взводу отступать. По тут же сообразил, что отступление означало бы верную смерть. Если немцы отбили свои старые позиции, взвод, пересекая открытое ноле, попадет под перекрестный огонь. Другое дело — попытаться уйти из развалин дома через несколько часов, когда стемнеет. Возможно, несмотря ни на что, он все же решил бы пробиваться немедленно. Угнетало сознание, что отрезаны. Оно душило, парализовало разум.
Но рядом с Лапетеусом, пригнувшись, выглядывал в окно комиссар, и это удержало его. На чужого капитана, неизвестно как сюда попавшего, он внимания не обратил бы.
Сами, без всякой команды, люди начали отстреливаться.
Больше Лапеге>с не видел ни одного немца.
Капитан Пыдрус сказал ему:
— Нужно беречь патроны.
Рядом с домом разорвались две-три мины. Трудно было понять, откуда они прилетели.
— Ох ты, черт! — сказал кто-то, наполовину ругаясь, наполовину причитая.
Напряженно прозвучал вопрос капитана Роогаса:
— Нет ли где-нибудь бесхозного автомата или винтовки?
Примерно полчаса немцы стреляли по всем дверным и оконным проемам. Командир третьего отделения был убит, и капитану подали автомат.
Потом стало тише.
Не ожидая приказа, солдаты залегли у всех окон и у пробитых снарядами отверстий в стенах.
Снова загрохотали мины. Одна из них упала прямо на перегородку. Двоих ранило.
— Соображаешь, откуда лупят? По-моему, наши минометы. Вдруг не знают, что мы здесь?
Это говорил младший сержант Хаавик рядовому Паювийдику.
— Я не удивился бы. Воюем, словно няньки из детского сада. Но сейчас по нас кроют фрицы,— ответил Паювийдик.
— Ночью надо бы сматываться, — высказал свое соображение Хаавик.
Паювийдик потер колено и сказал:
— Смерть одна — что тут, что там. Разрывы мин участились.
Лапетеус распорядился, чтобы на каждой стороне дома осталось по два караульных. Остальным приказал укрыться в подвале.
Офицеры посоветовались между собою. Вскоре все узнали, что развалины решено защищать любой ценой.
Когда стемнело, огонь миномета прекратился Па ночь командир взвода разбил людей на две группы. Одни остались отдыхать в подвале, других он расставил у окон. Но никто не смог сомкнуть глаз. В десять часов и в четыре часа ночи немцы под покровом темноты пытались прорваться в развалины. Их отбили.
К утру осталось двенадцать боеспособных человек. К следующей ночи только пять: Лапетеус, Пыдрус, Роогас, Паювийдик и Хаавик.
Счастье, что фрицы почему-то оставили их в покое.
Никто из пятерых не спал и в эту ночь. Разве что кроме Паювийдика, умевшего вздремнуть в промежутке между собственными выстрелами.
Мучали бессонница, голод и жажда.
Рано утром осколками мины ранило Лапетеуса и Роогаса.
В 10.00 наши орудия и минометы открыли плотный огонь. Снаряды рвались и в развалинах.
—- Нас считают уже трупами,— крикнул Хаавик Паювийдику.
Тот спросил:
— Махорка у тебя есть? Нет? У меня есть. Бери, скручивай.
Вскоре началось наступление.
Паювийдик и Пыдрус стреляли по немцам, пробегавшим мимо развалин.
Хаавик лежал за грудой кирпича у западной двери и выглядывал наружу. Но он никого не видел.
После того, как подразделения их полка дошли до развалин и прошли дальше, Пыдрус распорядился отправить раненых на перевязочный пункт. Вечером младший лейтенант Лапетеус вернулся из санитарного батальона. Роогаса, у которого было ранение в легкие, эвакуировали в тыл.
Паювийдик, чертыхаясь, разыскивал хозвзвод. У него сосало под ложечкой, и он ругал поваров, запропавших черт те куда.
Хаавик доложил командиру батальона подробности (^бороны развалин. Он же написал заметку в дивизионную газету, вскоре ему дали орден Красной Звезды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Из больницы на телефонный звонок ответили, что Лапетеус в сознание еще не пришел.
Ночное происшествие не давало покоя Роогасу. Чем бы он ни занимался, мысли его все время возвращались к Лапетеусу.
Дня три-четыре тому назад тот позвонил ему.
— Прошу майора Роогаса.
— Я слушаю.
— Говорит Лапетеус. Должны бы знать, если не забыли. Привет!
— Привет! Я помню вас очень хорошо. Мы уже много лет не встречались.
— У всех много работы, хлопот. Вот у меня и возникло желание повидать старых боевых друзей, Поболтать с ними. Не навестите ли вы меня в воскресенье вечером? Придут Пыдрус, Каартна, Хаавик и Паю-вийдик.
— Большое спасибо за приглашение.
— Я буду очень рад, если вы не откажетесь. Я живу в Нымме на Моховой улице, номер семнадцать. Вам, как специалисту по транспорту, наверно, не нужно точнее объяснять, где это?
— Приду обязательно.
— Чудесно. Мы отдалились друг от друга, это нехорошо. Итак, жду вас в шесть часов или в восемнадцать ноль-ноль, как мы говорили, поднимаясь в атаку. Моховая, семнадцать, не забудьте. До свидания в воскресенье вечером.
Приглашение Лапетеуса было неожиданным. Роо-гас попытался вспомнить, когда они последний раз виделись. Лет семь-восемь тому назад, быть может, и больше. Конечно, больше. Тогда Лапетеус еще работал в Министерстве лесной промышленности. Теперь он директор комбината.
Познакомился Лаури Роогас с Андресом Лапетеусом в конце декабря 1942 года в бою за небольшой каменный дом. Вернее, за развалины этого дома. Потому что огонь артиллерии снес его крышу и наполовину разрушил стены.
2
Тогда пятая рота прямой атакой прорвалась в развалины. Первый взвод получил приказ закрепиться здесь. Остальные взводы роты вместе с другими подразделениями батальона продолжали наступление на правом фланге. Немцы неожиданно бросились в контратаку и оттеснили батальон на исходные позиции. Первый взвод оказался отрезанным.
Люди заметили, что их взвод окружен, только тогда, когда в наполовину засыпанном битым кирпичом двер-цом проеме, в который они пролезали час тому назад, появилась фигура немца. Дверь была на западной стороне дома, и там полагалось быть своим. Первый взвод все время стрелял в восточном направлении, откуда приближались немцы. А теперь вдруг сзади сгорбилась фигура в синевато-зеленой шинели. Паювийдик дал короткую очередь из автомата, и фриц, захрипев,
упал на кирпичи. Там он лежал какое-то время, потом тот же Паювийдик столкнул коченеющее тело за кучу битого камня. Кровь на кирпичах еще дымилась. Роогас видел это с какой-то особой ясностью. И то, что кирпичи словно ожили. Они зашевелились, и в воздух взметнулись осколки камня и льда.
Пули рикошетом врезались в перегородку, выбивая в ней новые щербинки.
В развалинах осталось немного бойцов. Двадцать два человека, считая командира взвода младшего лейтенанта Лапетеуса, заместителя командира батальона по политчасти капитана Пыдруса и представителя штаба дивизии капитана Роогаса. Сгоряча младший лейтенант хотел было скомандовать своему взводу отступать. По тут же сообразил, что отступление означало бы верную смерть. Если немцы отбили свои старые позиции, взвод, пересекая открытое ноле, попадет под перекрестный огонь. Другое дело — попытаться уйти из развалин дома через несколько часов, когда стемнеет. Возможно, несмотря ни на что, он все же решил бы пробиваться немедленно. Угнетало сознание, что отрезаны. Оно душило, парализовало разум.
Но рядом с Лапетеусом, пригнувшись, выглядывал в окно комиссар, и это удержало его. На чужого капитана, неизвестно как сюда попавшего, он внимания не обратил бы.
Сами, без всякой команды, люди начали отстреливаться.
Больше Лапеге>с не видел ни одного немца.
Капитан Пыдрус сказал ему:
— Нужно беречь патроны.
Рядом с домом разорвались две-три мины. Трудно было понять, откуда они прилетели.
— Ох ты, черт! — сказал кто-то, наполовину ругаясь, наполовину причитая.
Напряженно прозвучал вопрос капитана Роогаса:
— Нет ли где-нибудь бесхозного автомата или винтовки?
Примерно полчаса немцы стреляли по всем дверным и оконным проемам. Командир третьего отделения был убит, и капитану подали автомат.
Потом стало тише.
Не ожидая приказа, солдаты залегли у всех окон и у пробитых снарядами отверстий в стенах.
Снова загрохотали мины. Одна из них упала прямо на перегородку. Двоих ранило.
— Соображаешь, откуда лупят? По-моему, наши минометы. Вдруг не знают, что мы здесь?
Это говорил младший сержант Хаавик рядовому Паювийдику.
— Я не удивился бы. Воюем, словно няньки из детского сада. Но сейчас по нас кроют фрицы,— ответил Паювийдик.
— Ночью надо бы сматываться, — высказал свое соображение Хаавик.
Паювийдик потер колено и сказал:
— Смерть одна — что тут, что там. Разрывы мин участились.
Лапетеус распорядился, чтобы на каждой стороне дома осталось по два караульных. Остальным приказал укрыться в подвале.
Офицеры посоветовались между собою. Вскоре все узнали, что развалины решено защищать любой ценой.
Когда стемнело, огонь миномета прекратился Па ночь командир взвода разбил людей на две группы. Одни остались отдыхать в подвале, других он расставил у окон. Но никто не смог сомкнуть глаз. В десять часов и в четыре часа ночи немцы под покровом темноты пытались прорваться в развалины. Их отбили.
К утру осталось двенадцать боеспособных человек. К следующей ночи только пять: Лапетеус, Пыдрус, Роогас, Паювийдик и Хаавик.
Счастье, что фрицы почему-то оставили их в покое.
Никто из пятерых не спал и в эту ночь. Разве что кроме Паювийдика, умевшего вздремнуть в промежутке между собственными выстрелами.
Мучали бессонница, голод и жажда.
Рано утром осколками мины ранило Лапетеуса и Роогаса.
В 10.00 наши орудия и минометы открыли плотный огонь. Снаряды рвались и в развалинах.
—- Нас считают уже трупами,— крикнул Хаавик Паювийдику.
Тот спросил:
— Махорка у тебя есть? Нет? У меня есть. Бери, скручивай.
Вскоре началось наступление.
Паювийдик и Пыдрус стреляли по немцам, пробегавшим мимо развалин.
Хаавик лежал за грудой кирпича у западной двери и выглядывал наружу. Но он никого не видел.
После того, как подразделения их полка дошли до развалин и прошли дальше, Пыдрус распорядился отправить раненых на перевязочный пункт. Вечером младший лейтенант Лапетеус вернулся из санитарного батальона. Роогаса, у которого было ранение в легкие, эвакуировали в тыл.
Паювийдик, чертыхаясь, разыскивал хозвзвод. У него сосало под ложечкой, и он ругал поваров, запропавших черт те куда.
Хаавик доложил командиру батальона подробности (^бороны развалин. Он же написал заметку в дивизионную газету, вскоре ему дали орден Красной Звезды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63