- Чтобы Эстония осталась свободной, придется, наверное, действительно и в Берлине побывать.
- Домой бы заскочить, на сердце сразу легче бы стало,- сказал Урмет.
- Трудно сказать, кто из нас дойдет до дома,- остался пессимистом Рауднаск.
Ефрейтор Лоог с удовольствием вставил бы, что война - лотерея и никто не знает, полный или пустой билет он вытянет, но, вспомнив о присутствии командира батальона и командира роты, удержался.
- Все не погибнут,- заметил Тислер.
Вески взмахнул рукой:
- О своей смерти никто, конечно, не знает. Но выше голову, друзья. Сейчас должен дрожать не я, сейчас пусть дрожит кулак Сассь.
Младший лейтенант Мяги взял карту:
- Как бы тебе не пришлось столкнуться с Сассем раньше, чем ты ожидаешь. Может, встретит тебя под Нарвой с винтовкой в руке.
Вески захохотал:
- Сассь - и передовая! Не знаете вы Сасся. Я-то не испугался бы Сасся, будь у него хоть и винтовка в руках. Но Сасся на передовой нет. И сына его нет, от фронта они держатся подальше. Ловить партизан, прочесывать леса, гоняться на облавах за честными людьми - там они первые. И на женщин покрикивать. Старый Сассь, возможно, снова стал волостным старостой, это да! А от боев он держался бы подальше, если бы и был наполовину моложе. С Сассем придется схватиться после войны. Когда очистим Эстонию от фашистских хорьков, прихлопнем Гитлера и я вернусь в Рабааугу.
Рауднаск обратился к командирам.
- Это правда, что в немецких войсках есть эстонские части?
- Правда,- ответил старший лейтенант Мянд.- Не знаю, сколько их. Говорят о каком-то легионе. Один полицейский батальон прошлой осенью действовал в районе Невеля. А есть ли он под Нарвой, этого я не знаю.
- Уж лучше бы немцы.- Это произнес Кальм.- Немцы, итальянцы, испанцы - все равно кто, но не эстонцы.
Рюнк отрубил:
- Фашист - он фашист и есть.
- Нам надо быть готовыми ко всему,- заметил командир роты.- Неужели вы думаете, что тотальная мобилизация не коснулась эстонцев? Капиталисты давно снюхались с гитлеровцами, и уж они постараются нарядить в немецкие мундиры как можно больше эстонских парней. Я, конечно, не знаю, сколько народу удалось оккупантам добровольно завербовать в фашистские войска, сколько мобилизовать насильно. Но если их пошлют против нас, будем биться с ними. Будем бороться против них и за них. Когда придет время и наши дети посмотрят, как же вели себя их отцы в эту войну, тогда наш корпус должен отплатить за все преступления полицейских батальонов и других частей СС.
- Тот, кто мешает мне вернуться в Эстонию, тот мой враг. Будь то чистой воды адольф или эстонский эрзац,- спокойно, как давно решенное, сказал Тяэгер.
Старшина Рюнк думал, что если под Нарвой действительно стоит эстонская фашистская часть, то там и его брат Рихард. Больше ему негде быть,- ведь ясно, что он сбежал в лес к бандитам еще летом сорок первого года.
- Мобилизованные - это одно,- сказал Вески.- Половина из них не будет воевать против нас. Полицейские батальоны и эсэсовцы -это совсем другое. Их голыми руками не возьмешь.
Рюнк посмотрел на товарищей:
- И брата нельзя жалеть, если он продался Гитлеру.
Кальм подумал: хорошо, что у него нет брата. Рауднаск о чем-то глубоко задумался.
- Верно! - горячо сказал Тислер.- У меня в Эстонии брата нет. Ни брата, ни сестры, ни отца, ни матери, ни сына, ни дочери. Есть дальние родственники по матери - их я не знаю, они не в счет. Вы, парни, думаете, что мне будет легче, чем вам, если нам действительно придется воевать против эстонцев? Возможно, что это так, но нелегко было бы и мне. И все же все дело в том, кто будет бороться против нас. Фашисты. Те, кому советский строй не по нраву. Кто не хочет примириться с властью народа. И здесь не может быть двух мнений. Рюнк сказал верно.
Рауднаск пробурчал:
- Audiaiur et altera pars l. Тяэгер сердито посмотрел на него: - Чего ты там опять бормочешь? Капитан Аава встал:
- Товарищ Рауднаск, мы свое решение приняли давно. И не собираемся его пересматривать. Мы приняли свое решение, когда пошли на мобилизационные пункты. Единственное правильное решение. Да, история сложилась так, что на наши плечи легла нелегкая ноша. Но я уверен, что все мы честно понесем ее до конца.
Следует выслушать и другую сторону (лат.).
Я убежден, что народ ожидает от нас этого. Я знаю наш народ, знаю, что он никогда не станет рабом фашистской Германии, что он не прекращает борьбы за свою свободу. Если нам придется столкнуться с эстонскими частями немецкой армии, то их дело решать, будут ли они сражаться или сложат оружие. Кто выберет сопротивление, тот наш враг. И сражаться с ним мы будем без колебаний и без жалости. Другого пути нет
Кальму понравились слова Аава, что эстонский народ никогда не станет рабом. И капитан прав - народ, наверное, ожидает их. В первую очередь, конечно, родные. Его ждут мать и отец. А вдруг они уже потеряли надежду увидеть его? Нет, родители все еще ждут и надеются. А народ? Ведь народ - это не только родные.
Кальм задумался.
- Как ты думаешь, народ ожидает нас? - тихонько спросил он у Тяэгера.
Тяэгер подумал и ответил:
- Если рабочие нашей фабрики не примут меня с распростертыми объятиями, тогда нет правды на земле.
- Сассь-то, конечно,, по мне не скучает,- сказал Вески, слушавший их разговор.- Не скучают и серые бароны, и все, кто продался гитлеровцам.
- Сасси не народ,- пожал плечами Тяэгер.
Эшелон подходил к какому-то поселку. Большой, наверное - город. Показались контуры какого-то строения. Вскоре сквозь сетку лесов стали видны высокие стены из светлого силикатного кирпича. Появились гигантские бетонные колонны. На металлических решетках сверкало пламя сварки.
- Уже восстанавливают,- сказал капитан Аава.
- Волховстрой,- ответил младший лейтенант Мяги.- Скоро будем в Ленинграде.
- Уже восстанавливают,- повторил командир батальона.- Чудеса! Сколько же у нас еще силы!
Кальм подумал: какой сейчас Таллин? И какой будет его родной город после освобождения?
Рюнк сказал Урмету, что, наверное, много лет пройдет, прежде чем удастся отстроить все уничтоженное в войну.
Вески проголодался. Он размышлял, что дадут к обеду. Суп с сушеной картошкой, к которой он никогда не привыкнет, или что-нибудь другое? На второе будет, конечно, каша. И кусок красной рыбы.
Мянд думал о Кирсти. Он очень часто думал о Кирсти. Слишком часто.
Тяэгер свернул цигарку. Он мысленно повторял, что рабааугуские сасси не народ. Народ - это такие, как он. Рабочие люди.
Лоог размышлял, не обратиться ли снова к командиру батальона. Быть может, чапитан назначит его помощником штабного писаря, который плохо знает русский ..
Вийес подумал, что лучше бы им не пришлось воевать с эстонцами. Потом вспомнил Машу, девушку из железнодорожного батальона,- она осталась в Луках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
- Домой бы заскочить, на сердце сразу легче бы стало,- сказал Урмет.
- Трудно сказать, кто из нас дойдет до дома,- остался пессимистом Рауднаск.
Ефрейтор Лоог с удовольствием вставил бы, что война - лотерея и никто не знает, полный или пустой билет он вытянет, но, вспомнив о присутствии командира батальона и командира роты, удержался.
- Все не погибнут,- заметил Тислер.
Вески взмахнул рукой:
- О своей смерти никто, конечно, не знает. Но выше голову, друзья. Сейчас должен дрожать не я, сейчас пусть дрожит кулак Сассь.
Младший лейтенант Мяги взял карту:
- Как бы тебе не пришлось столкнуться с Сассем раньше, чем ты ожидаешь. Может, встретит тебя под Нарвой с винтовкой в руке.
Вески захохотал:
- Сассь - и передовая! Не знаете вы Сасся. Я-то не испугался бы Сасся, будь у него хоть и винтовка в руках. Но Сасся на передовой нет. И сына его нет, от фронта они держатся подальше. Ловить партизан, прочесывать леса, гоняться на облавах за честными людьми - там они первые. И на женщин покрикивать. Старый Сассь, возможно, снова стал волостным старостой, это да! А от боев он держался бы подальше, если бы и был наполовину моложе. С Сассем придется схватиться после войны. Когда очистим Эстонию от фашистских хорьков, прихлопнем Гитлера и я вернусь в Рабааугу.
Рауднаск обратился к командирам.
- Это правда, что в немецких войсках есть эстонские части?
- Правда,- ответил старший лейтенант Мянд.- Не знаю, сколько их. Говорят о каком-то легионе. Один полицейский батальон прошлой осенью действовал в районе Невеля. А есть ли он под Нарвой, этого я не знаю.
- Уж лучше бы немцы.- Это произнес Кальм.- Немцы, итальянцы, испанцы - все равно кто, но не эстонцы.
Рюнк отрубил:
- Фашист - он фашист и есть.
- Нам надо быть готовыми ко всему,- заметил командир роты.- Неужели вы думаете, что тотальная мобилизация не коснулась эстонцев? Капиталисты давно снюхались с гитлеровцами, и уж они постараются нарядить в немецкие мундиры как можно больше эстонских парней. Я, конечно, не знаю, сколько народу удалось оккупантам добровольно завербовать в фашистские войска, сколько мобилизовать насильно. Но если их пошлют против нас, будем биться с ними. Будем бороться против них и за них. Когда придет время и наши дети посмотрят, как же вели себя их отцы в эту войну, тогда наш корпус должен отплатить за все преступления полицейских батальонов и других частей СС.
- Тот, кто мешает мне вернуться в Эстонию, тот мой враг. Будь то чистой воды адольф или эстонский эрзац,- спокойно, как давно решенное, сказал Тяэгер.
Старшина Рюнк думал, что если под Нарвой действительно стоит эстонская фашистская часть, то там и его брат Рихард. Больше ему негде быть,- ведь ясно, что он сбежал в лес к бандитам еще летом сорок первого года.
- Мобилизованные - это одно,- сказал Вески.- Половина из них не будет воевать против нас. Полицейские батальоны и эсэсовцы -это совсем другое. Их голыми руками не возьмешь.
Рюнк посмотрел на товарищей:
- И брата нельзя жалеть, если он продался Гитлеру.
Кальм подумал: хорошо, что у него нет брата. Рауднаск о чем-то глубоко задумался.
- Верно! - горячо сказал Тислер.- У меня в Эстонии брата нет. Ни брата, ни сестры, ни отца, ни матери, ни сына, ни дочери. Есть дальние родственники по матери - их я не знаю, они не в счет. Вы, парни, думаете, что мне будет легче, чем вам, если нам действительно придется воевать против эстонцев? Возможно, что это так, но нелегко было бы и мне. И все же все дело в том, кто будет бороться против нас. Фашисты. Те, кому советский строй не по нраву. Кто не хочет примириться с властью народа. И здесь не может быть двух мнений. Рюнк сказал верно.
Рауднаск пробурчал:
- Audiaiur et altera pars l. Тяэгер сердито посмотрел на него: - Чего ты там опять бормочешь? Капитан Аава встал:
- Товарищ Рауднаск, мы свое решение приняли давно. И не собираемся его пересматривать. Мы приняли свое решение, когда пошли на мобилизационные пункты. Единственное правильное решение. Да, история сложилась так, что на наши плечи легла нелегкая ноша. Но я уверен, что все мы честно понесем ее до конца.
Следует выслушать и другую сторону (лат.).
Я убежден, что народ ожидает от нас этого. Я знаю наш народ, знаю, что он никогда не станет рабом фашистской Германии, что он не прекращает борьбы за свою свободу. Если нам придется столкнуться с эстонскими частями немецкой армии, то их дело решать, будут ли они сражаться или сложат оружие. Кто выберет сопротивление, тот наш враг. И сражаться с ним мы будем без колебаний и без жалости. Другого пути нет
Кальму понравились слова Аава, что эстонский народ никогда не станет рабом. И капитан прав - народ, наверное, ожидает их. В первую очередь, конечно, родные. Его ждут мать и отец. А вдруг они уже потеряли надежду увидеть его? Нет, родители все еще ждут и надеются. А народ? Ведь народ - это не только родные.
Кальм задумался.
- Как ты думаешь, народ ожидает нас? - тихонько спросил он у Тяэгера.
Тяэгер подумал и ответил:
- Если рабочие нашей фабрики не примут меня с распростертыми объятиями, тогда нет правды на земле.
- Сассь-то, конечно,, по мне не скучает,- сказал Вески, слушавший их разговор.- Не скучают и серые бароны, и все, кто продался гитлеровцам.
- Сасси не народ,- пожал плечами Тяэгер.
Эшелон подходил к какому-то поселку. Большой, наверное - город. Показались контуры какого-то строения. Вскоре сквозь сетку лесов стали видны высокие стены из светлого силикатного кирпича. Появились гигантские бетонные колонны. На металлических решетках сверкало пламя сварки.
- Уже восстанавливают,- сказал капитан Аава.
- Волховстрой,- ответил младший лейтенант Мяги.- Скоро будем в Ленинграде.
- Уже восстанавливают,- повторил командир батальона.- Чудеса! Сколько же у нас еще силы!
Кальм подумал: какой сейчас Таллин? И какой будет его родной город после освобождения?
Рюнк сказал Урмету, что, наверное, много лет пройдет, прежде чем удастся отстроить все уничтоженное в войну.
Вески проголодался. Он размышлял, что дадут к обеду. Суп с сушеной картошкой, к которой он никогда не привыкнет, или что-нибудь другое? На второе будет, конечно, каша. И кусок красной рыбы.
Мянд думал о Кирсти. Он очень часто думал о Кирсти. Слишком часто.
Тяэгер свернул цигарку. Он мысленно повторял, что рабааугуские сасси не народ. Народ - это такие, как он. Рабочие люди.
Лоог размышлял, не обратиться ли снова к командиру батальона. Быть может, чапитан назначит его помощником штабного писаря, который плохо знает русский ..
Вийес подумал, что лучше бы им не пришлось воевать с эстонцами. Потом вспомнил Машу, девушку из железнодорожного батальона,- она осталась в Луках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69