Полковник любит, когда штабные офицеры находятся в подразделениях.
Усиливающийся орудийный гул волновал Мати Рейнопа. Он не знал всех подробностей, но предполагал, что под Великими Луками идет сражение, которое окажет значительное влияние на весь ход войны. Завтра они выйдут на подступы к городу. Рейноп радовался, что их дивизию посылают не против окруженного немецкого гарнизона, а на открытый фронт. Немецкое военное руководство, несомненно, бросит сюда дополнительные силы, чтобы перекрыть прорыв Красной Армии и освободить свои войска из кольца окружения. Там, где-то между Великими Луками и Новосокольниками, состоится бой, которого ждет старший лейтенант.
— Политрук сегодня чудной,— заметил Тяэгер Рюнку.
— Знает, что нас ожидает,— сказал Вийес.
— Ты, трус, придержи язык! — хрипло прошептал Рюнк.
Ожидали молча.
Немного погодя Тяэгер начал снова. Он шептал так тихо, что его слышал только Рюнк:
— Не терплю ползать по снегу и замерзать в окопах. Человек не должен, как скотина, рыться в земле. Мне претит все, что я должен теперь делать. Разве это человеческая жизнь? Разве для этого мы существуем Нет. И все же я делаю это. Почему? Потому, что я не могу иначе. Я был бы в своих глазах последним подонком, если бы сейчас грел свою задницу в углу. Ты как-то спросил у меня, ненавижу ли я фашистов. Я их страшно ненавижу, Отто. За мучения и трудности, которые приносит мне каждый новый день. Я бы своимл руками задавил Гитлера. Ей-богу. Как подумаю, что в то время, как мы здесь барахтаемся во льду и снегу, фрицы форсят на улицах Таллина, у меня дыхание спирает. Тогда у меня такая злость, что...
На этот раз Рюнк не приказал ему замолчать.
Рассветало. Сейчас выяснится, заметили их или нет.
Тяэгер по-прежнему ощущал потребность говорить. Он подвинулся еще ближе к Рюнку и зашептал ему на ухо:
— Помыться хочется. По-настоящему. Грешное тело мечтает о горячем полке и мягком березовом венике.
— А здесь разве пару мало! — проворчал Рюнк.
И как бы в подтверждение его слов над их головами просвистела пулеметная очередь.
У Вийеса едва не остановилось сердце.
— А у тебя бока не чешутся? — спросил Тяэгер. Второй очереди не последовало.
— От меня скоро понесет, как от фрица.
— Помолчал бы ты.
Мати Рейноп не мог простить себе двух вещей. Во первых, своего поведения в начале 1941 года. Еще в мае колонель 1 Маймель вызвал его в Пярнуский уезд, на-
Колоне ль — полковник в эстонской буржуазной армии.
мекнул на предстоящие большие события и посоветовал понемногу переходить от пассивного ожидания к делу. Он — ох и дубина же он тогда был! — неправильно оценил соотношение сил. Он не надеялся, что Германия так быстро начнет войну против Советского Союза, и не хотел, чтобы люди из НКВД схватили его где-нибудь в болотах под Пярну. Не верил он и тому, что Эстония будет оккупирована так скоро после начала войны. Во-вторых,— это, по мнению Рейнопа, было совсем нелепо,— он позволил прямо-таки загипнотизировать себя и, как наивный юноша, послушно направился на мобилизационный пункт. Он сделал ошибку, тяжелый, ужасный промах. Теперь он или исправит его, или подохнет. Он должен реабилитировать себя в глазах друзей и общества, в глазах настоящих эстонцев. Колонель Маймель считает его предателем, отец, наверное, поседел из-за него. Но он, Мати Рейноп, еще покажет, что он истинный патриот. Весь эстонский народ заговорит о нем.
Мати Рейноп не питал иллюзий. И по ту сторону линии фронта его ожидают не медовые пряники Сангпуу, о которых любила болтать Кирсти в минуты растроганности, а такой же фронтовой хлеб.
О каком-то нейтралитете мечтают лишь такие, как Кальм, этот сын стрелочника. Мати Рейноп был согласен с политруком в том, что теперешняя война не обычная война между двумя народами, а столкновение двух мировых систем. В этом политруки правы. Рейноп никогда не кривил душой, горячо поддерживая эту мысль. Другое дело, конечно, какая форма общественного устройства ближе настоящим эстонцам. Какая система, в конце концов, отвечает интересам людей, подобных Мати Рейнопу? Тут его понимание резко расходится с убеждениями всех тех, кто летом сорокового года пришел к власти. Запад — это культура, демократия, свободное развитие личности, полное осуществление национальных устремлений эстонцев, европеизация, а восток — варварство, господство массы над индивидом, азиатизация эстонского народа. Союз Англии и США с Россией не беспокоит Рейнопа. По его мнению, это просто хитрая предусмотрительность. При первом подходящем случае группировка сил может резко измениться.
Рейноп был уверен, что Германии не удастся разбить Советский Союз. Неудача немцев под Ленинградом» провал наступления на юге говорят об этом. А Красная Армия, в свою очередь, не в силах освободить территорию, оккупированную немецкими войсками,— это, по его мнению, с предельной ясностью подтвердило ответное наступление под Москвой зимой прошлого года. Когда заключат перемирие, армия третьего рейха будет стоять где-то на линии Нарва — Псков — Минск — Киев — Одесса. Условия мира продиктуют Америка и Англия. Прибалтийские страны сохранят свой суверенитет, как и до сорокового года,— так выгоднее англосаксонскому миру. Польша будет вынуждена отдать значительную часть своих западных областей Германии,— возможно, что Польша получит компенсацию за счет Белоруссии. О том, как сложится положение на Украине, Рейноп не думал.
Мати Рейноп считал себя патриотом, настоящим эстонцем. Еще скаутмастером он воспитывал ребят в националистическом духе, потом, уже командиром взвода, он вдалбливал эти же истины солдатам, отбывавшим воинскую повинность. А сам он стал таким благодаря среде, в которой он жил. Отец, прославившийся во время «освободительной войны» как организатор ученических добровольческих соединений, с детских лет прививал ему свои взгляды. Директор школы, он в начале тридцатых годов сочувствовал движению вапсов 1 и долгое время, пока не пробился в государственное собрание, оставался в оппозиции к Пятсу. Для десятилетнего Мати первый враг Эстонии находился на востоке: коммунистическая Россия, второй враг — на западе: прибалтийские помещики и ландесвер. В зрелом возрасте второй враг казался ему все менее опасным, а после прихода к власти Гитлера Мати вообще забыл, что немецкие помещики сотни лет угнетали эстонский народ.
Свой переход через линию фронта Мати Рейноп представлял себе по-разному. Наблюдая за настроением людей, прибывших из трудармии, он верил, что это произойдет целыми частями — ротами, батальонами,
1 В а п с ы — участники так называемой «освободительной войны» эстонской буржуазии против Красной Армии, в тридцатые годы объединившиеся в свою партию откровенно фашистского толка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Усиливающийся орудийный гул волновал Мати Рейнопа. Он не знал всех подробностей, но предполагал, что под Великими Луками идет сражение, которое окажет значительное влияние на весь ход войны. Завтра они выйдут на подступы к городу. Рейноп радовался, что их дивизию посылают не против окруженного немецкого гарнизона, а на открытый фронт. Немецкое военное руководство, несомненно, бросит сюда дополнительные силы, чтобы перекрыть прорыв Красной Армии и освободить свои войска из кольца окружения. Там, где-то между Великими Луками и Новосокольниками, состоится бой, которого ждет старший лейтенант.
— Политрук сегодня чудной,— заметил Тяэгер Рюнку.
— Знает, что нас ожидает,— сказал Вийес.
— Ты, трус, придержи язык! — хрипло прошептал Рюнк.
Ожидали молча.
Немного погодя Тяэгер начал снова. Он шептал так тихо, что его слышал только Рюнк:
— Не терплю ползать по снегу и замерзать в окопах. Человек не должен, как скотина, рыться в земле. Мне претит все, что я должен теперь делать. Разве это человеческая жизнь? Разве для этого мы существуем Нет. И все же я делаю это. Почему? Потому, что я не могу иначе. Я был бы в своих глазах последним подонком, если бы сейчас грел свою задницу в углу. Ты как-то спросил у меня, ненавижу ли я фашистов. Я их страшно ненавижу, Отто. За мучения и трудности, которые приносит мне каждый новый день. Я бы своимл руками задавил Гитлера. Ей-богу. Как подумаю, что в то время, как мы здесь барахтаемся во льду и снегу, фрицы форсят на улицах Таллина, у меня дыхание спирает. Тогда у меня такая злость, что...
На этот раз Рюнк не приказал ему замолчать.
Рассветало. Сейчас выяснится, заметили их или нет.
Тяэгер по-прежнему ощущал потребность говорить. Он подвинулся еще ближе к Рюнку и зашептал ему на ухо:
— Помыться хочется. По-настоящему. Грешное тело мечтает о горячем полке и мягком березовом венике.
— А здесь разве пару мало! — проворчал Рюнк.
И как бы в подтверждение его слов над их головами просвистела пулеметная очередь.
У Вийеса едва не остановилось сердце.
— А у тебя бока не чешутся? — спросил Тяэгер. Второй очереди не последовало.
— От меня скоро понесет, как от фрица.
— Помолчал бы ты.
Мати Рейноп не мог простить себе двух вещей. Во первых, своего поведения в начале 1941 года. Еще в мае колонель 1 Маймель вызвал его в Пярнуский уезд, на-
Колоне ль — полковник в эстонской буржуазной армии.
мекнул на предстоящие большие события и посоветовал понемногу переходить от пассивного ожидания к делу. Он — ох и дубина же он тогда был! — неправильно оценил соотношение сил. Он не надеялся, что Германия так быстро начнет войну против Советского Союза, и не хотел, чтобы люди из НКВД схватили его где-нибудь в болотах под Пярну. Не верил он и тому, что Эстония будет оккупирована так скоро после начала войны. Во-вторых,— это, по мнению Рейнопа, было совсем нелепо,— он позволил прямо-таки загипнотизировать себя и, как наивный юноша, послушно направился на мобилизационный пункт. Он сделал ошибку, тяжелый, ужасный промах. Теперь он или исправит его, или подохнет. Он должен реабилитировать себя в глазах друзей и общества, в глазах настоящих эстонцев. Колонель Маймель считает его предателем, отец, наверное, поседел из-за него. Но он, Мати Рейноп, еще покажет, что он истинный патриот. Весь эстонский народ заговорит о нем.
Мати Рейноп не питал иллюзий. И по ту сторону линии фронта его ожидают не медовые пряники Сангпуу, о которых любила болтать Кирсти в минуты растроганности, а такой же фронтовой хлеб.
О каком-то нейтралитете мечтают лишь такие, как Кальм, этот сын стрелочника. Мати Рейноп был согласен с политруком в том, что теперешняя война не обычная война между двумя народами, а столкновение двух мировых систем. В этом политруки правы. Рейноп никогда не кривил душой, горячо поддерживая эту мысль. Другое дело, конечно, какая форма общественного устройства ближе настоящим эстонцам. Какая система, в конце концов, отвечает интересам людей, подобных Мати Рейнопу? Тут его понимание резко расходится с убеждениями всех тех, кто летом сорокового года пришел к власти. Запад — это культура, демократия, свободное развитие личности, полное осуществление национальных устремлений эстонцев, европеизация, а восток — варварство, господство массы над индивидом, азиатизация эстонского народа. Союз Англии и США с Россией не беспокоит Рейнопа. По его мнению, это просто хитрая предусмотрительность. При первом подходящем случае группировка сил может резко измениться.
Рейноп был уверен, что Германии не удастся разбить Советский Союз. Неудача немцев под Ленинградом» провал наступления на юге говорят об этом. А Красная Армия, в свою очередь, не в силах освободить территорию, оккупированную немецкими войсками,— это, по его мнению, с предельной ясностью подтвердило ответное наступление под Москвой зимой прошлого года. Когда заключат перемирие, армия третьего рейха будет стоять где-то на линии Нарва — Псков — Минск — Киев — Одесса. Условия мира продиктуют Америка и Англия. Прибалтийские страны сохранят свой суверенитет, как и до сорокового года,— так выгоднее англосаксонскому миру. Польша будет вынуждена отдать значительную часть своих западных областей Германии,— возможно, что Польша получит компенсацию за счет Белоруссии. О том, как сложится положение на Украине, Рейноп не думал.
Мати Рейноп считал себя патриотом, настоящим эстонцем. Еще скаутмастером он воспитывал ребят в националистическом духе, потом, уже командиром взвода, он вдалбливал эти же истины солдатам, отбывавшим воинскую повинность. А сам он стал таким благодаря среде, в которой он жил. Отец, прославившийся во время «освободительной войны» как организатор ученических добровольческих соединений, с детских лет прививал ему свои взгляды. Директор школы, он в начале тридцатых годов сочувствовал движению вапсов 1 и долгое время, пока не пробился в государственное собрание, оставался в оппозиции к Пятсу. Для десятилетнего Мати первый враг Эстонии находился на востоке: коммунистическая Россия, второй враг — на западе: прибалтийские помещики и ландесвер. В зрелом возрасте второй враг казался ему все менее опасным, а после прихода к власти Гитлера Мати вообще забыл, что немецкие помещики сотни лет угнетали эстонский народ.
Свой переход через линию фронта Мати Рейноп представлял себе по-разному. Наблюдая за настроением людей, прибывших из трудармии, он верил, что это произойдет целыми частями — ротами, батальонами,
1 В а п с ы — участники так называемой «освободительной войны» эстонской буржуазии против Красной Армии, в тридцатые годы объединившиеся в свою партию откровенно фашистского толка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69